Холодный моросящий дождь изматывал душу и заставлял содрогаться тело. Разбухшую шинель хотелось содрать с себя вместе с влажной продрогшей кожей.

Они бредили о тепле и хотя бы рюмке водки. Однако ни тепла, ни водки не предвиделось. Даже если окажется, что им можно войти в хижину, возле которой они топчутся уже минут двадцать.

— Ну что, барон, рискнем?

— Мы рисковали и не в таких ситуациях.

— Хотя и не хотелось бы рисковать именно в таких…

— Софистика, — поежился Тирбах.

Они пришли сюда без плащ-накидок, дождь застал их уже в пути. А укрыться было негде. Последние четыре дня диверсанты скрывались в заброшенной избушке лесника, в шести километрах от городской окраины. Курбатов пока не знал, ищут ли их в Челябинске, но чувствовал: шлейф тянется за ним уже давно. Контрразведка красных не могла не заметить, что идут они по железке, лишь на какое-то время отходя от нее, чтобы вновь появиться и упорно двигаться на запад. Так что чекистам должно быть ясно: Челябинска группе не миновать.

Оба взглянули на небо. Дождь утихал, однако серая пелена не развеивалась, а наоборот, темнела, приобретая где-то на востоке, к центру города, едва заметную розоватую окраску невидимого отсюда, поглощенного завесой дождя заката. В домике, который они держали под контролем, зажегся едва уловимый отсюда, из-за кустарника, свет.

На стук вышел широкоплечий медведеподобный мужик, в старом, наброшенном прямо на голое тело, ватнике.

— Мы к вам, — Курбатов подступил к нему вплотную, грудь в грудь, но мужик не отступил.

— Вижу, что ко мне, — неприветливо ответил хозяин. Чувствовалось, что он не из тех, кто привык уступать дорогу и тушеваться.

— Мы должны войти в дом, — захватил Курбатов руку мужика, в которой тот сжимал топор. — Мы — оттуда. Нужно поговорить.

Только войдя в дом, Курбатов вспомнил кличку его хозяина — «Перс».

— Вас предупредили, что нужно ждать гостей?

— Допустим.

— Что, действительно предупредили? — не поверил Курбатов. Он знал, что связь с этим агентом прервана еще два года назад. Спрашивая о предупреждении, он откровенно блефовал. Важно было уведомить, что явились они сюда не по собственной воле, а по заданию.

— Сообщили, а что? — слова еле пробивались через густую хрипоту, которую могла источать лишь гортань, давно сросшаяся и забитая тиной.

— Каким образом?

— Каким-каким? Вспомнили. Прислали гниль прыщавую.

— Когда появился этот связной?

— Вчерашней ночью.

Только теперь Курбатов поверил Персу и заставил себя с уважением подумать о разведке Семенова: в этом случае она сработала неплохо.

— Вы пока не спросили, кто я. Вот фотография, о которой вам все должно быть известно.

— Что ты мне фотографию суешь, в Христа мать и двенадцать апостолов, — едва взглянул Перс на снимок. — Это тетка моя. Замужем была за полковником Колдасовым, да сгинула где-то в Персии. Ты-то кто?

— Легионер. Так и зовите.

— Во! Легионер, в Христа мать и двенадцать апостолов. Точно, так эта гниль прыщавая и называла тебя. Хорошо, что генерал Семенов, в душу его, своих рубак не забывает. Но как они меня нашли?

— Кто — «они»?

— Немцы, в Христа мать и двенадцать апостолов.

Курбатов незаметно взглянул на Тирбаха, словно ответ на этот вопрос должен был знать он.

— Почему решили, что вас нашли немцы? — осмелился вмешаться подпоручик.

— Баба, которую они прислали сюда, была, конечно, русской. Смазливая хреновка. Но вышли-то на нее немцы. Не ко времени я вам всем понадобился, прямо скажу, не ко времени.

— Не ройте себе могилу, Перс, — жестко предупредил его Курбатов. — Те, к кому не ко времени появляются — не ко времени уходят. В нашем деле только так.