4

— Так вы утверждаете, что обнаружена только одна субмарина? — жестко поинтересовался контр-адмирал у докладывавшего ему офицера-акустика.

— Одна, но…

— Что следует за этим вашим «но»?

— Ни у меня, ни у коллег с субмарины «Баунти» и ближе всего находящегося к неизвестной лодке эсминца «Ягуар» нет сомнений, что мы имеем дело с субмариной Третьего рейха, — Брэд и командир авианосца переглянулись.

— Это уже похоже на мистику, — покачал головой кэптен. — Во всяком случае, на явление подводного «летучего голландца» это не спишешь.

— Вам-то чего волноваться, Вордан? Вы ведь твердо уверены, что германского кригсмарине давно не существует.

— Но всегда признавал факты, отрицать которые бессмысленно, — растерянно пробормотал кэптен.

— А факты эти убеждают, что германские субмарины все еще в водах Атлантики! — тоже не очень-то скрывая свою растерянность, признал Брэд. — И, не смотря на все наши ухищрения и конспирации, упорно следят за формированием Полярной эскадры.

Но дело, собственно, не в них, мысленно продолжил Полярный Адмирал полемику уже с самим собой, и даже не в тех, кто скрывается сейчас на «Базе-211». Ринувшись к Антарктиде с такой армадой, мы рискуем вызвать гнев у атлантов-покровителей фон Риттера и фон Готта. И если это случится — вот тогда наступит самое страшное. Так что, может быть, Вордан прав: нам действительно следовало ограничиться двумя — тремя судами обеспечения, которыми вполне могли стать ледоколы Бертолда.

На море моя эскадра еще представляет собой кое-какую боевую силу, но что она способна представлять собой, если речь пойдет об исследовании, не говоря уже о покорении, Внутреннего Мира? Да у меня более четырех с половиной тысяч личного состава. Но в основной массе своей — это члены корабельных команд и авиаторы, смысл службы которых заключается в том, чтобы они находились на своих местах согласно штатным расписаниям.

Впрочем, кто и какие претензии сможет предъявить ему после завершения рейда, если в письменном приказе, который хранится в его сейфе, от него требовалось выполнить только два задания: провести тренировку личного состава в полярных условиях, подразумевая при этом, что данные условия очень похожи на условия Русского Севера. И определить места для создания оперативных военных баз в арктических регионах. Даже не создать сами базы, а всего лишь определить места их закладки.

«Но если ты собираешься ограничиться только этими, официальными требованиями к экспедиции, — молвил себе контр-адмирал, — тогда на кой черт ты сколачивал всю эту «непобедимую» полярную армаду? И потом, как быть с секретными наставлениями начальника разведки генерала Доновэна, под которые тебе, собственно, и выделили все эти суда? Антарктида — не то место, где позволительно лгать себе и людям, которых ведешь за собой. Перед полюсом следует представать, как перед Господом. Он жестоко наказывает каждого, кто об этом забывает».

— Командир субмарины «Баунти» запрашивает разрешения на атаку германской подлодки, сэр, — ворвался в его размышления голос старшего офицера связи.

— Передайте: составить вместе с эсминцем «Ягуаром» арьергардное прикрытие, но не атаковать, и уж тем более не преследовать. На всех судах объявляется тревога. Командиру авиаотряда: два морских штурмовика — на прикрытие арьергарда, еще два — на обследование территории к востоку и юго-востоку от скопления айсбергов. Об обнаружении целей — докладывать, при проявлении враждебности — ответный огонь.

— А ведь лучшего укрытия, чем эти два огромных айсберга, им не придумать, не согласился с контр-адмиралом командир авианосца. — Что-то слишком рано они проявляют себя.

— Пока еще не проявляют, кэптен, пока еще нет. Нам всего лишь вежливо напоминают, что «хороший гость обычно сидит дома».

— А почему они решили, что право на Антарктиду имеют только они? — возмутился Вордан.

— Не нам, американцам, задаваться подобными вопросами, кэптен.

По этническому происхождению своему техасец Николас Вордан был «итальянцем с сербохорватской кровью». Причем итальянской частью крови, вроде бы, даже восходил к роду Медичи, в частности, к той его ветви, которая имела какое-то отношение к правителю Венеции второй половины XV века Лоренцо Великолепному — весьма посредственному литератору, но истинно отпетому авантюристу.

Впрочем, ни одна из «кровей» не мешала этому балканизированному брюнету с черными вьющимися волосами, эмигранту всего лишь во втором поколении, представать перед иностранцами в облике стопроцентного американского шовиниста. Более закоренелого, нежели самый заскорузлый в своем англо-саксонстве потомственный техасский янки. Вот она, наследственность рода Медичи!

Вот и сейчас он буквально взорвался своим благородным техасским гневом.

— Почему не нам? Почему мы так скромно, позволю себе заметить, подступаемся к Антарктике, пасуя перед кем угодно из европейцев, вплоть до обнаглевших германцев и продавшихся им в годы войны норвежцев?!

— Потому что неминуемо найдется множество людей, которые зададутся вопросом: «А почему это американцы решили, что право на всю ту огромную территорию, которую они захватили у индейцев, имеют только они? И по какому праву они вообще владеют этими территориями?». И давайте никогда больше не возвращаться к этим вопросам, кэптен, — жестко завершил Полярный Адмирал. Однако, выдержав небольшую паузу, более миролюбиво, причем уже не столько для Вордана, сколько для самого себя, уточнил: — Но здесь, в Антарктике, мы тоже находимся для того, чтобы защищать свое право на землю Америки. Защищать сегодня и в будущем.

— Вот сейчас мы с вами размышляем, позволю себе заметить, как истинные американцы, сэр, — удовлетворенно согласился с ним командир авианосца.

Брэд достал из внутреннего кармана куртки флягу с коньяком и с наслаждением сделал несколько глотков. Он никогда не злоупотреблял спиртным, но всегда оставлял за собой право на пару таких вот, «отрезвляющих» глотков, как эти.

«Перед полюсом следует представать, как перед Господом, — вспомнилась спонтанно рожденная им самим фраза.

И тотчас же развил заложенную в ней мысль: — С покаянием в помыслах и мужеством в душе». Брэд не знал, насколько «покаянность помыслов» согласуется с «мужеством души», но в словах этих заключалось нечто такое, что полностью соответствовало образу его теперешних мыслей и душевному настрою.

— На связи — первый лейтенант Роберте, — донесся с пульта связи голос командира разведывательного авиазвена — В окрестностях скопления айсбергов никаких морских целей не обнаружено. Воздушных — тоже. Подводных целей приборы не фиксируют. Площадь сплошных льдов достигает десяти квадратных миль.

— Тогда какого дьявола появилась субмарина эскорта? — пожал плечами командир авианосца.

— Куда важнее знать, кто ее командиру приказал сопровождать нас.

— Есть сведения, адмирал, что несколько германских субмарин все еще продолжают заниматься пиратскими атаками, — нарушил свое многозначительное молчание полковник разведки Ричмонд. — При этом они используют и созданные в годы войны секретные базы рейха, и базы мафии. Хотя трудно поверить, что командир этой субмарины мог рассчитывать на добычу, вторгаясь в зону действий столь мощной эскадры.

— Жду дальнейших приказаний, — вновь напомнил о себе первый лейтенант Роберте.

— Проведите дальнюю разведку по курсу эскадры, — приказал Бэрд. — Особое внимание обращайте на скопления айсбергов. — Командир эсминца «Ягуар». Ситуация на вашем участке?

Истекло не менее двух минут, прежде чем коммандер Карл Листон неспешно доложил:

— Субмарина уходит в сторону аргентинского острова Эстадос у восточной оконечности Огненной Земли. На запросы не отвечает. Вместе с субмариной «Баунти» оттесняем ее от эскадры.

— Командиру «Баунти»…

— Слушаю, сэр, — отозвался коммандер Гриффин.

— При повторном приближении неизвестной субмарины атакуйте ее вместе с эскадренным миноносцем после первого же запроса. А пока займите место в арьергарде эскадры, между линкором «Колорадо» и эсминцем «Ягуаром».

— Атакую сразу же после запроса, — невозмутимо заверил Гриффин Полярного Адмирала.

Брэд знал, что у этого подводника был опыт схваток с германскими субмаринами и в Атлантике, и у берегов Англии. В марте сорок пятого его субмарина была повреждена на выходе из Ла-Манша, Но Гриффин сумел дотянуть до мыса Лизард и выбросить ее на мелководье в британских прибрежных водах. После этого он почти два года оставался без корабля, довольствуясь службой в штабе военно-морской базы, и был признателен Брэду за замолвленное словечко и за новейшую субмарину.

Но эта субмарина может оказаться на службе аргентинских военно-морских сил, — предупредил полковник разведки. — Существует предположение, что как минимум двумя германскими «девятками» аргентинский президент Хуан Перрон свой флот усилил.

— Возможно, это была взятка фюрера за то, чтобы Аргентина рассталась со своим нейтралитетом, как гимназистка — с девственностью, — предположил командир авианосца.

— Когда в сорок третьем абвер поддерживал устроенный «Группой объединенного офицерства» во главе со своим давним агентом Пероном военный переворот, одним из условий являлось вступление перонистской Аргентины в войну на стороне рейха, — объяснил полковник разведки. — При этом фюрер гарантировал крупные военные поставки в Аргентину, в частности, нескольких десятков бомбардировщиков и истребителей, средних и тяжелых танков, а также порядка десяти субмарин, стрелковое оружие, обмундирование.

— Понятно, ему хотелось породить своего дуче еще и здесь, в Аргентине.

Вот только решиться на вступление в войну Перрон так и не отважился, понимая, что война для Германии уже складывается неудачно, и что после победы над ней США и ее союзники цинично растерзают экономически отсталую Аргентину.

То есть люди адмирала Канариса забыли, — задумчиво проговорил контр-адмирал, что лепить очередного дуче следует не с танков и субмарин, а с формирования идеологии. С которой начинали буквально все: Сталин, Муссолини, Франко, Гитлер, Антонеску, адмирал Хорти и, наконец, этот венгерский проходимец Салаши.

Но лучше бы Перон встрял тогда в войну, — продолжил свои рассуждения полковник Ричмонд. — В мирное время этот диктатор значительно опаснее для Америки, нежели в военное, поскольку уже сейчас превратил свою страну в огромное и не поддающееся нашему контролю убежище для высокопоставленных чиновников рейха, высших чинов СС и всех прочих. К тому же нам хорошо известно, что на севере Аргентины, в отдаленных районах, между границами Боливии, Парагвая и Чили, германцы скупили огромные массивы земли. Для этого абвер и СД специально перебрасывали туда людей, деньги, оружие и даже техническое оборудование для некоторых предприятий.

— А также, — вторгся в их беседу дежурный офицер Остин, — по утверждению некоторых журналистов, они умудрились перебросить туда фюрера, Еву Браун и Бормана.

— Всего лишь «по утверждению некоторых журналистов», — степенно парировал полковник разведки.

— А то, что они транспортировали туда нацистские идеи? — воинственно вскинул свой далеко не волевой, «испанский» подбородок лейтенант-коммандер.

— Еще немного, Остин, и вы потребуете, чтобы адмирал Брэд повернул эскадру на Буэнос-Айрес, — иронично проговорил Вордан, в очередной раз, поднося к глазам бинокль.

— Прошу прощения, господин адмирал, но в этом было бы больше проку, чем во всей этой странной антарктической экспедиции… — Произнеся это, Остин вдруг поймал на себе удивленно-осуждающие взгляды адмирала, обоих полковников, и даже адъютанта Шербрука. Только это, хотя и бессловесное, но коллективное внушение заставило его смягчить тон. — Хотя не спорю, господа, что с познавательной точки зрения наш рейд, несомненно, принесет какую-то пользу.

На какое-то время на командном пункте воцарилась неловкая пауза, выдержав которую, полковник Ричмонд недовольно покряхтел и продолжил:

— …А вот что хорошо известно из агентурных данных, — интонационно подчеркнул он это свое «из агентурных данных», — так это то, что постепенно эсэсовцы превращали «боливийское приграничье» в некий германский анклав — со своими охранными отрядами, своей администрацией и своими нравами. Да, и нравами — тоже! — Ричмонд явно обладал задатками школьного учителя, речь его была плавной, четкой и неоспоримо логичной, иное дело, что на Остина, как на нерадивого ученика, эта его убедительность и логичность никакого впечатления не производили, — Теперь мы можем констатировать, что на этот гитлеровский отстойник власть Буэнос-Айреса по существу не распространяется. Германцы так и называют этот регион — «Свободная германская территория». Если учесть, что большая часть этой территории представляет собой труднодоступные горные районы, а такое понятие как «государственная граница» воспринимается там лишь в качестве географической условности, то ясно, что бывшие эсэсовцы хоть сейчас могут создать там некий латиноамериканский рейх.

— …Очень удачно расположенный в непосредственной близости от антарктической Рейх-Атлантиды и «Базы-211», — добавил Роберт Брэд. — Кстати, что там, в ваших агентурных данных, полковник, говорится об острове Эстадос, к которому направилась германская субмарина?

— Сегодня же, в определенное для связи время, попытаюсь навести справки о нем в латиноамериканском отделе.

— Окажите любезность. Одна из задач, которую преследует наш рейд, в том и состоит, чтобы выяснить военную ситуацию в этой части Атлантики.

— Не думаю, что на этом островке обнаружится база, подобная базе «Латинос», которую германцы оборудовали в заливе Сан-Матиас, в районе полуострова Валъдес, с видом на спасительную Патагонию и отроги Кордильер.

— Как знать… Размеры еще ни о чем не говорят.

— Размеры, месторасположение… Слишком уж он беззащитен перед угрозой превентивного, локального рейда нашего флота и морских пехотинцев.

— И все же секретную базу соединения «Фюрер-конвоя» оборудовать там германцы могли. Используя ее хотя бы в качестве базы обеспечения.

Едва адмирал произнес эти слова, как дежурный радист вновь вывел на внутрикорабельную связь командира разведывательного авиазвена первого лейтенанта Робертса:

— Докладываю, что субмарина вновь увязалась за эскадрой.

— Где она, черт возьми?! — пробубнил Брэд.

— На сей раз, она двигается параллельным курсом, в трех милях северо-западнее эсминца «Ягуар».

— Я так понимаю, что идет она в надводном положении?

— Так точно, в надводном, сэр, приготовив к бою два орудия и два зенитных пулемета. С торпедами, уверен, у них тоже особых проблем не возникает, иначе они не вели бы себя так нагло.

— Вы не ошиблись: у этой субмарины действительно два орудия и два зенитных пулемета?

— И две рубки. Это настоящая громадина! Такой субмарины мне еще видеть не приходилось.

— А что с опознавательными знаками?

— Минуточку, сэр. Они явно прослушивают наши переговоры и поднимают флаг. Попытаемся приблизиться. — А спустя еще несколько секунд, Роберте буквально прорычал: — Это возмутительно! На рубке у субмарины германский крест.

— Вас это удивляет?

— Но флаг-то, флаг они подняли аргентинский!

— Оказывается, вас удивляет аргентинский флаг на субмарине Третьего рейха?

— Но, в таком случае, получается, что на вооружении аргентинского флота находятся субмарины адмирала Деница!

— Этого следовало ожидать, — пропыхтел сквозь сигаретный дым командир авианосца.

Первый лейтенант умолк и на командном пункте авианосца на какое-то время воцарилось молчание. Все понимали, что экспедиция начинается на грани международного конфликта, а значит, скверно. В штабе Военно-морского флота допускали, что эскадра может столкнуться с сопротивлением со стороны охраны германской «Базы-211» и неизвестных им сил Внутреннего Мира. Но там и мысли не допускали о том, чтобы затевать схватку с флотом Аргентины, Чили или еще какой-то «пол у антарктической» страны.

— …И если учесть, что командир субмарины поддерживает связь с аргентинцами на острове Эстадос… — словно бы вычитав его мысли, принялся вслух размышлять полковник разведки. — Нет, этого военного конфликта нам лучше избегать.

— А если нам его нагло навязывают? — спросил контр-адмирал.

— За Аргентину сразу же вступится Москва, для Кремля это прекрасный повод вмешаться в дела послевоенного американского континента. В правительстве нашими действиями будут крайне недовольны. Любой конфликт рассматривается сейчас, как предвестник еще одной мировой войны.

— Мне и без вас это прекрасно известно, полковник, — раздраженно отреагировал Брэд, напоминая Ричмонду, кто здесь командует эскадрой.

— Не сомневаюсь, сэр, — сдержанно ответил старый служака из уважения к чину Брэда и его славе полярного исследователя. Но лишь выдержав еще несколько секунд «наполеоновской» паузы, контр-адмирал вновь взялся за трубку.

— Не атаковать! — последовал приказ командиру разведывательного авиазвена. — На конфликт не провоцировать!

— Но ведь они же явно держат нас под контролем!

— Я в этом не сомневаюсь, — напрягая хронически простуженную глотку, прохрипел Брэд.

— И ведут разведку!

— Южная Атлантика и море Скоша — пока еще не моя частная собственность, — отрубил Роберт Брэд.

— Я понимаю, сэр. Однако честь американского флага требует от нас…

— Продолжайте разведывательный полет, первый лейтенант, — прервал его контр-адмирал, едва сдерживая раздражение. — В данном случае, честь американского флага требует от вас выдержки. И не теряйте бдительности, не исключено, что тевтоны попросту отвлекают ваше внимание.

Усевшись в свое адмиральское кресло, Брэд несколько минут, закрыв глаза и запрокинув голову, безмолвствовал. Присутствовавшие на просторном, хорошо обогреваемом командном пункте офицеры тоже хранили молчание. Рейд еще только начинался, а Брэд уже впадал в сомнения: стоило ли ему ввязываться в эту военную авантюру.

Однажды ему уже удалось избежать подобной участи. Это было осенью тридцать восьмого года, когда ему предложили присоединиться к германской экспедиции на «Швабенланде». Участие в ней известного американского полярника, конечно же, должно было придать походу фон Риттера респектабельности и видимости международной акции. Но тогда у него хватило мужества отказаться от очередной «волны антарктической славы», которую так убежденно обещали ему бароны фон Риттер и фон Готт.