37

Как только Консул и адмирал Брэд скрылись за легкой, созданной из какого-то золотистого полупрозрачного материала, дверью, перед Фройнштаг возник парень в тоге и, представившись «храмохранителем», в полупоклоне указал ей на боковой переход, о существовании которой журналистка даже не догадывалась.

В конце этого перехода перед ней автоматически раздвинулся ажурный металлический занавес, и она оказалась в небольшом офисе, который был назван ее провожатым «Пристанищем Посланника Шамбалы».

К удивлению журналистки, обстановка в комнате оказалась вполне европейской: небольшой кожаный диван, письменный стол и два кожаных кресла по обе стороны приставного столика, справа от которого, у готического окна-бойницы, виднелся тоже вполне европейский, хотя и явно искусственный камин.

Единственное, что свидетельствовало о связи ее хозяина с Шамбалой, это заснеженные вершины на двух висящих на стене картинах да прикрепленный между ними кусок белой ткани с начертанными на нем магическими символами, среди которых выделялась такая знакомая ей свастика. Но это всего лишь было данью Шамбале, а пребывать ее Посланник предпочитал во вполне европейском офисе, приобщаясь таким образом к европейской культуре.

Не успела Фройнштаг основательно осмотреться, как часть стены у камина бесшумно отошла и в проеме двери показалась коренастая фигура в форме морского офицера и со знаками различия вице-адмирала Военно-морского флота Третьего рейха.

Поздоровавшись, адмирал жестом, указал Фройнштаг на одно из кресел у приставного столика, уселся сам и несколько секунд внимательно всматривался в лицо журналистки.

— Признаться, я все же представлял вас в форме офицера СС, гауптштурмфюрер.

— Такие фантазии способны рождаться лишь у человека, который давно не встречался с людьми из послевоенной Германии. Нет уже рейха, нет СД, офицером которой я была, нет СС, нет Главного управления имперской безопасности. Как бы мы теперь ни храбрились и словесно не изощрялись, а правда заключается в том, что Германия разгромлена, расчленена и поставлена на колени. Иное дело, что лучшие из воинов фюрера становиться на колени не пожелали. Но о них история будет говорить отдельно.

— Если говорить честно, то с людьми из послевоенной Германии я вообще встречаюсь впервые, — сознался адмирал.

— Это многое объясняет.

— Именно поэтому не направил на встречу с вами начальника своей контрразведки, а прибыл сам. Причем это было непросто, поскольку даже руководителям Рейх-Атлантиды разрешено посещать Страну Атлантов крайне редко, и только по личному приглашению или разрешению Повелителя.

— Я не стану выяснять, почему атланты столь осторожны, а порой и неприветливы в отношениях с вами, господин вице-адмирал.

— И не стоит делать этого.

— Однако напомню, что и в послевоенной Германии, равно как и в давно не воевавшей Швейцарии, подданной которой я теперь являюсь, традиции представляться никто не отменял.

Вице-адмирал поиграл желваками, пытаясь погасить нахлынувшее на него раздражение, но затем улыбнулся и поднявшись, произнес:

— Простите, госпожа Фройнштаг, я не знал, что вам не сообщили о моем появлении в Пирамиде Жизни, а следовательно, не представили. Вице-адмирал барон Теодор фон Готт, рейхсфюрер — должность главы нашего государства называется именно так — Рейх-Атлантиды, комендант Арийбурга и «Базы-211».

— Отто Скорцени уважительно называл вас «Полярным Бароном».

Массивным, гладко выбритым подбородком барон почесал сильно выступающую, могучую грудь и едва заметно улыбнулся.

— Оберштурмбаннфюрер Отто Скорцени, — мечтательно, словно название романтического курортного городка где-нибудь на Лазурном Берегу Франции, произнес барон, — Обер-диверсант рейха. Признаюсь, я всегда восхищался его мужеством. Впрочем, как и вы, Фройнштаг, — скабрезно ухмыльнулся рейхсфюрер Рейх-Атлантиды.

— Я не мужеством Скорцени, я им просто, по-женски, восхищалась, — сдержанно ответила Лилия, дабы избежать дальнейших намеков. В конце концов, о романе Скорцени с Лилией Фройнштаг знала вся верхушка рейха, и они уже даже не пытались утаивать его. Чего уж тут…

— Собственно, я не это имел в виду.

— И «это» — тоже. — Мило улыбнулась Фройнштаг. — И вообще, не тушуйтесь, господин вице-адмирал, берите пример с меня.

— Скорцени допустил большую ошибку, когда решил не уходить из Германии вместе с нами или с Атлантической стаей субмарин, уходивших на аргентинскую базу «Латинос». Помню, что ему нравилось мое полярное прозвище. Адмирал фон Риттер рассказал мне о вашей радиобеседе, поэтому я знаю, как сложилась судьба Скорцени. Фон Риттеру, естественно, хотелось бы воочию полюбоваться вашей красотой, точно так же, как любуюсь сейчас я, но, как видите, ему этого не позволено. Из ревности и вредности моей.

— Откровенно. И давайте будем считать, что с любезностями покончено. Вы ведь прибыли сюда не для того, чтобы поражать меня своими комплиментами, я права?

— Абсолютно правы. Мне уже известно, каким образом вы, гауптштурмфюрер, оказались на борту американского авианосца «Флорида».

— Источник все тот же — адмирал фон Риттер.

— Не совсем так. Он всего лишь стал контрольным источником. Когда мы прослушали запись его разговора с вами, а затем выслушали его впечатления и мнения, то могли сверить их с донесениями наших континентальных, как мы их называем, агентов.

— Результаты показали, что вы говорите правду, и косвенно еще раз убедили нас, что агентом американской разведки вы пока-что не являетесь. Иное дело, что после этого визита во Внутренний Мир сотрудники разведки станут основательно разрабатывать вас и даже попытаются заполучить в качестве разведчицы.

— Я в этом тоже не сомневаюсь, господин рейхсфюрер, однако им придется основательно потрудиться, чтобы добиться хоть какой-то благосклонности.

— Мы в этом не сомневаемся, гауптштурмфюрер СС Фройнштаг.

— В то же время мне приятно знать, что за столь короткое и сумбурное время вы сумели создать свою разведку?

— Одним из основателей ее выступил Отто Скорцени, который еще в начале сорок пятого передал нам до полусотни отборных агентов-диверсантов, законсервированных в разных странах, причем из тех, для которых крах рейха не стал крахом ни наших идей, ни их карьеры.

— Судя по всему, речь идет о выпускниках знаменитых скорценовскаих Фридентальсьских курсов, располагавшихся в замке Фриденталь неподалеку от Берлина.

— Вполне возможно.

— Странно, что я об этом ничего не знала.

Появилась юная атлантка с бирюзовым подносом, на котором находились хрустальные бокалы, наполненные каким-торозоватым напитком. Одета она была точно так же, как и водительница доставлявшего их к Пирамиде тихолетного «роллс-ройса». Мало того, присмотревшись к ней повнимательнее, Фройнштаг вдруг открыла для себя, что это она и есть. И пока девица неспешно расставляла эти бокалы и чашечки с какой-то снедью, внешне напоминающей поджаренные цыплячьи крылышки, рука адмирала бесцеремонно блуждала между икрами ее ног, храбро забираясь под коротенькую спартанскую юбчонку.

К удивлению Лилии, атлантка, которую адмирал называл Осанной, блаженственно улыбалась и не только не пыталась остановить германца, но и явно не спешила со своим уходом. При этом присутствие Фройнштаг ее ничуточку не смущало.

— Кажется, самое время остановиться, господин адмирал, — наконец не удержалась Лилия, предполагая, что ласки стареющего морского волка зашли слишком далеко. Тем более, что она засомневалась, есть ли у Осанны под юбочкой нечто такое, что напоминало бы трусики.

Судя по блаженственному выражению ее лица, — не было, и, забираясь туда, барон фон Готт прекрасно знал об этом. Впрочем, особого блеска в его глазах Лилия так и не заметила. Так, подумалось ей, ласкают только опостылевших жен или нелюбимых женщин. Тогда зачем он прибегал к этим полусексуальным экзальтациям, да к тому же в ее присутствии, то есть в присутствии женщины, с которой только что познакомился?

Но самое странное, что даже после столь бесцеремонного вмешательства германки Осанна никак не отреагировала ни на ее слова, ни на само ее присутствие. У Фройнштаг даже закралось подозрение, что атлантка умышленно играет в ее присутствии страсть, дабы вызвать у нее чувство ревности. Предаваясь таким образом давно прощенному Богом женскому греху — ревнивой мстительности.

— Она владеет германским, английским или каким-либо иным из континентальных языков? — поинтересовалась Фройнштаг, делая несколько глотков кисло-сладкого напитка, с каким-то березово-грушевым привкусом.

— Владею, — томно ответила вместо него Осанна, развернувшись бедрами к адмиралу и опираясь руками о стол, в классической позе «секретарши-любовницы». — Мне подарили атланто-германский разговорник, и я выучила его, а затем и весь германский словарь.

Говорила официантка с жутким акцентом, но определенным словарным запасом, судя по всему, владела.

Фройнштаг вопросительно взглянула на адмирала.

— Большинство атлантов обладают феноменальной памятью, это факт, — подтвердил он. — Иное дело, как они ею распоряжаются.

— Я хотела спросить о другом: может, мне давно пора выйти?

— Это не обязательно, — спокойно заверил ее рейхсфюрер Рейх-Атлантиды.

— Тогда, может быть, вы все же оторветесь от ножек этой юной фройлейн и скажете мне пару слов на прощание?

В то же мгновение дверь отворилась, и в проеме ее появился тот самый парень в тоге, который привел ее сюда.

— Адмирал будет ждать вас на берегу реки, госпожа Фройнштаг, — по-германски, четко выговаривая каждое слово, произнес он, не обращая особого внимания на сексуальный экстаз Осанны.

— Так быстро завершился прием? — метнула на него взгляд Фройнштаг, решая для себя: как отреагировал этот атлетически сложенный парень, если бы она принялась вот так же беспардонно ласкать его в присутствии посторонних. И как реагировали бы адмирал и Осанна.

— Так быстро, — ответил он, так и не испытав на себе ее решительности. Хотя Фройнштаг и в самом деле возжелала его и не прочь была бы затащить в постель — уже хотя бы ради интереса и разнообразия, ради коллекции.