19

Облетев на низкой высоте базовый лагерь, Брэд остался доволен им. «Адмирал-Форт» располагался в более или менее защищенной от полярных ветров горной чаше, представлявшей собой некий климатический оазис, температура в котором, как сообщили командующему, постоянно была на два-три градуса выше, чем за пределами обрамлявшей этот огромный кратер скалистой короны.

Вспомогательный «отряд эскимосов», в составе девяти этнических эскимосов и двенадцати морских пехотинцев, чьи детство и юность проходили в северных районах Аляски, дело свое знал. Он составил строительный костяк гарнизона форта, а также его самое стойкое к холодам и приспособленное к обитанию в ледяной пустыне подразделение.

Внутренняя часть базы, состоящая из расставленных по небольшому кругу вокруг скалы двух больших металлических контейнеров, трех деревянных домиков, складского помещения, нескольких тягачей с прицепами и шатроподобных эскимосских иглу — напоминала то ли цыганский табор, то ли лагерь какой-то разбитой, а посему сильно поредевшей, повстанческой армии. Тем не менее у солдат она создавала ощущение некоей оборонной замкнутости, а значит, и защищенности.

К тому же двухметровой высоты обводная стена, сооруженная из ледяных блоков — с бойницами у ворот и несколькими пулеметными гнездами в виде башенок, превращала этот антарктический форт в настоящую крепость.

— Осталось вооружить наш «Адмирал-Форт» двумя башенными зенитными орудиями, которые можно снять с судов, да несколькими пулеметами, и форт готов к отражению любого десанта, — прокричал на ухо адмиралу командир батальона морских пехотинцев и вспомогательного подразделения майор Растон.

Он явно был удовлетворен строительными талантами своего гарнизона, насчитывавшего теперь около двухсот человек, и относился к созданному под его командованием форту с той же гордостью, с какой первопоселенцы Дикого Запада относились к заложенным ими городкам золотоискателей. Во всяком случае» теперь этот лагерь он уже воспринимал как неотъемлемый факт своей офицерской биографии.

— Выглядит внушительно, — сдержанно признал командующий эскадрой.

— К тому же оборона будет усилена двумя небольшими пушченками и пулеметами, оснащенными, бронетягачами, выступающими здесь и в роли танков, и в роли десантных машин морской пехоты. Как видите, они и сейчас расположены у ворот, представляя собой передвижные огневые точки.

— Логично, — проворчал Брэд, и майор так и не смог определить для себя: нравится ему лагерь или нет. В оценках своей или чьей-либо работы он предпочитал полную ясность.

— И посадочная полоса расположена так, что, входя сюда через пролом в кратере, самолет останавливается как раз у ворот.

— Вижу, майор, вижу Лагерь заложен продуманно. Признаюсь, мне еще никогда не приходилось закладывать где-либо столь большие и основательные лагеря. — Брэду хотелось добавить, что он предпочитал бы видеть в Антарктиде лагеря, вооруженные не зенитками и пулеметами, а научной аппаратурой, однако понимал, что с майором-фортификатором подобные разговоры не имеют смысла.

— Кстати, в случае опасности самолет можно заводить вон в тот, «привратный», ледовый ангар, где он может быть поражен только прямым попаданием снаряда или бомбы.

— Оказывается, у вас, Растон, особый талант — фортификатора.

— Скорее, фортостроителя.

— Кто бы мог предположить?! Почему до сих пор скрывали?

И майор вновь уловил в интонациях командующего эскадрой какое-то слегка замаскированное безразличие ко всему, что здесь происходит. О его, Растона, таланте фортификатора адмирал тоже заговорил как-то по инерции, лишь бы поддержать разговор. А ведь там, в бухте неподалеку от Нового Орлеана, где они впервые встретились, адмирал держался совершенно по-иному. Он рвался в этот антарктический рейд, отстаивал его, верил в его целесообразность, он буквально предвкушал величие и успех этой экспедиции, заражая всех вокруг своим азартом путешественника. В звезду и удачу такого командира хотелось верить, за ним хотелось идти даже в этот ледовый ад.

Порой Растону казалось, что если бы командование ВМС вдруг отменило подготовку Полярной эскадры, адмирал нанял бы какое-то частное судно, вооружил его, набрал команду из морских волков и таких же полярных бродяг, как сам, и отправился к берегам Новой Швабии на свой страх и риск. Это выглядело бы настолько благородно, что Растон готов был сделать все возможное, чтобы оказаться в числе его единомышленников. Даже если бы это стоило ему карьеры офицера морской пехоты, в которой он оказался исключительно по настоянию своего отца, старого морского пехотинца, случайно погибшего в чине капитана во время учений где-то у берегов Пуэрто-Рико.

Да, в дни, когда решалась судьба операции «Высокий прыжок», он, Растон, был настроен именно так.

Однако теперь перед майором представал совершенно иной человек. С Брэдом явно что-то произошло. Что-то во взглядах, в намерениях, в душе, в самой психике адмирала надломилось. Растон заметил это еще в тот день, когда они вошли в бухту-оазис, то есть вплотную подошли к континентальному берегу Антарктиды. Не было на лице полярника того озарения, которое неминуемо должно было появиться при осознании того, что судьба вновь вернула его к таинственным берегам мечты. Не чувствовалось азарта первооткрывателя, не улавливалось отрешенности странствующего фаталиста.

Вот только появились все эти симптомы усталости и разочарования не во время прибытия в бухту-оазис, а значительно раньше, после того, как эскадре нанес визит инопланетный дисколет. Да, именно тогда, майор был уверен в этом.

Иное дело, что морскому биологу по несостоявшейся профессии Растону трудно было объяснить, почему мирный, хотя и необъявленный, визит командира дисколета так повлиял на умонастроения командира Полярной эскадры. То ли он почувствовал всю военную никчемность своей «Непобедимой Армады», то ли был поражен благородством экипажа дисколета, который, несмотря на неистовство артиллеристов двух судов, не причинил эскадре и ее команде никакого вреда, то ли наконец осознал ошибочность и неправедность этого военного рейда на заповедный материк.

— Наверное, это покажется наивным, но увлечение фортами — это еще из подростковых фантазий, сэр, — все же объяснил Растон явно поугасшему в своем антарктическом рвении адмиралу-полярнику.

— Из «подростковых», говорите? — задумчиво удивился адмирал.

— От которых в большинстве своем взрослые люди благоразумно отрекаются.

— Не все майор, не все, — возразил адмирал, доставая из внутреннего кармана обтянутую кожей коньячную флягу. — И не всегда благоразумно.

— Вы так считаете, сэр? — слегка смутился майор. На него, выпускника университета, всегда большее впечатление производил не адмиральский мундир Брэда, а его научная слава и докторская степень.

— И как же это выглядело в ваших фантазиях, тогда, в подростковости? — неожиданно продолжил разговор сам доктор Брэд.

— Как и у многих других людей в этом сумбурном возрасте. Множество раз представлял себя во главе какого-то небольшого отряда, оказавшегося в лесу в прериях, на каком-то пиратском острове, в сельве Амазонии или в каменистой пустыне, где сразу же принимался за сооружение некоего форта, который должен был защищать нас от индейцев, грабителей и диких зверей.

— Но вы ничего не сказали об Арктике, о ледовых видениях Антарктиды, Растон.

— По правде говоря, арктических видений не припоминаю. Очевидно, до ледовых кратеров Антарктиды фантазии мои никогда не восходили. Возможно, потому, что никогда не воспринимал ледяные глыбы в виде строительного материала. Но это уже вопрос вариантности.

— Антарктические фантазии посещают только самых изощренных мечтателей-мазохистов, — грустновато улыбнулся Брэд, вспоминая свои собственные фантазии детства, в которых он то и дело видел себя в лютую пургу где-то посреди оторвавшейся льдины или в заснеженных горах. Это ж с какой безжалостностью нужно было относиться к себе, чтобы напророчить будущее в таких жутких видениях?! — Только самых изощренных — вот в чем дело, Растон. «Полярная болезнь» — это как колдовская метка на плече. Проступает даже тогда, когда ее пытаются выжигать каленым железом.

Они помолчали, но каждый о своем. Растон считал, что адмирал слишком невовремя увел его в сторону от темы «фортостроительства».

— Я считаю, что нам, в Америке, следует вернуться к идее создания фортов как к военной доктрине. Каждая часть должна иметь свой форт, и в первую очередь те части, которые находятся на чужих территориях. Ими же должна быть укреплена вся граница с Мексикой. К идее фортов как основе освоения и охраны новых территорий можно было бы обратиться и Монголии, а также многим другим азиатским и африканским странам.

— Да у вас, Растон, целая теория!

— Хочу признаться вам, сэр, как ученому: буквально вчера у меня возникла идея написать исследование по истории военных фортов Северной Америки, собрав при этом все рисунки, описания, в том числе и литературные, а также фотографии, которые сохранились со времен освоения Штатов и Канады. Полагаю, это будет захватывающее чтиво для военных историков и романтиков.

— Даже затрудняюсь сказать, пытался ли кто-либо из ваших предшественников-«фортистов» прибегать к подобным исследованиям.

— Полагаю, что такого обстоятельного исследования не существует. Вряд ли кому-либо приходила в голову такая мысль.

— Лучше всего это проверить по работам, имеющимся в военно-историческом отделе библиотеки конгресса, — вмешался в их разговор лейтенант-коммандер Шербрук.

— Что я и сделаю, как только вернемся в Штаты, — заверил его майор. — Спасибо за совет.

— А я полагаю, что вы станете уговаривать, чтобы я оставил вас здесь, с небольшим отрядом, на полярную зимовку. Разве не так? — едва заметно ухмыльнулся Брэд, понимая, что вопрос явно застанет Растона врасплох. Но именно на это, на змеиную «подколодность», он, в конечном итоге, и был рассчитан. Адмиралу почему-то вдруг захотелось проверить его на «антарктическую прочность», а следовательно, сбить с него спесь.

Майор действительно отшатнулся от командующего и Удивленно уставился на него. Похоже, Растону даже не верилось, что адмирал Брэд всерьез мог предположить такое — будто он станет напрашиваться на зимовку!

— Видите ли, сэр, если бы был приказ о походе на Южный полюс, я бы, возможно…

— Лавры Амундсена и Скотта покоя не дают? — еще ироничнее ухмыльнулся доктор Брэд.

— Они не дают покоя не только мне, сэр, — довольно прозрачно намекнул Растон. — Так что я в своих амбициях и в самолюбии своем — не одинок.

— Похода на полюс не будет, майор, — простил ему этот выпад доктор Брэд. Он предпочитал уязвлять, а не огрызаться. — К счастью, на полюса по армейским приказам еще не направляют, согласитесь, что это выглядело бы слишком пошло. А еще это было бы оскорбительно для тех, кто шел к ним как к величайшим вершинам человеческого познания, и чьими останками устланы тысячи километров ледовых пустынь. В том числе и останками группы капитана Скотта.

— Но речь шла о том, согласен ли я остаться в Антарктиде на зимовку, в должности коменданта этого временного лагеря, сэр, — холодно напомнил ему командир батальона морских пехотинцев и вспомогательного подразделения. — Откровенно скажу: меня это не привлекает. И потом, я — морской пехотинец, а не полярный зимовщик, это разные профессии и разные призвания.

— Это вы верно заметили, — хрипловато проворчал адмирал, — разные профессии и разные признания.

— Конечно, если последует приказ моего непосредственного, — акцентировал Растон внимание на словах «моего непосредственного» — командования, я вынужден буду подчиниться.

— Не волнуйтесь, Растон, его не последует, и теперь вы уже знаете, почему не последует, — еще более хрипло пробубнил адмирал.

— Благодарю вас, сэр, — сразу же решил исчерпать конфликт майор, прекрасно осведомленный о том, каким авторитетом и влиянием пользуется в армейских кругах адмирал и доктор Брэд.