Посредником между Нелл и остальными голландцами стал скрипач Эли Лёвен. Дело было не в языковом барьере — все они говорили по-французски — но остальные шестеро держались в стороне. Это выглядело как будто она землевладелица, а они ее арендаторы. Эта холодность одновременно раздражала и забавляла ее: она никак не могла понять, считают ли голландские банкиры ее недостойной их общества или себя недостойными компании графини.

Они были безупречно вежливы за обедом, не жалуясь на однообразие еды, что, видимо, не было для них чем-то неожиданным. Но и были неприветливы. Когда в первые дни Нелл пыталась завести разговор об их жизни в Голландии, их планах на будущее, у нее ничего не получилось. Даже девушка по имени Матильда не отвечала Нелл. Это была младшая сестра Джулиана де Кайпера. Его жена умерла несколько лет назад. Откровенно говоря, еще три дня тому назад Нелл думала, что Матильда немая.

Но она отметила отличное качество одежды девушки, что говорило само за себя: эти вещи определенно сделаны в Париже. Костюмы мужчин были из Лондона — Нелл всегда безошибочно определяла английский крой — и они вели себя, как люди с положением и имеющие определенный вес в этом мире.

Только Эли Лёвен, похоже, понимал, как ничтожен их вес теперь, когда нацисты оккупировали Голландию. Пустота в его глазах говорила о том, что назад возврата не будет.

На следующее утро после визита Спатца — Спатца, который обращался с голландскими евреями с равнодушным очарованием, заполняя долгие паузы анекдотами про Амстердам и своими высказываниями о Рембрандте, — Нелл решила, что ей жизненно необходимо собрать военный совет. Звуки скрипки снова зазвучали, стоило Спатцу покинуть замок по гравиевой аллее на машине Нелл. Она пошла на звук скрипки, пока не нашла Эли Лёвена на террасе. Его глаза были закрыты, а длинные, чувствительные пальцы скользили интуитивно, как у слепого.

Она подождала, пока он отнял подбородок от инструмента и посмотрел на нее.

— Что вы играете?

Она хотела спросить другое, но с тех пор, как приехал в Луденн, он все время повторял один и тот же отрывок, и эта одержимость вызвала любопытство Нелл. Они же все-таки были людьми.

— «Смерть и Дева». Шуберта. Чем я могу вам помочь, графиня?

— Я бы хотела поговорить с твоим братом. И с мистером де Кайпером. Вы не могли бы найти их и попросить спуститься ко мне на chai?

Молодой человек посмотрел на кончики своих пальцев и на следы от струн на них.

— Боюсь, я не понимаю значения слова «chai».

— Это пристройка, винодельня. Я пойду туда сейчас, чтобы убедиться, что там нет никого из работников.

Она повернулась, не дождавшись ответа. Когда она шла к cuverie, то прислушивалась, не зазвучит ли скрипка снова, но на террасе было тихо.

Они появились пятнадцать минут спустя: подчеркнуто осторожные трое мужчин в темных пиджаках. Эли был без скрипки. Ожидая их, Нелл прислонилась к массивной дубовой бочке, и в воздухе витал запах виноградного сусла и брожения.

— Вы знаете, что мой двоюродный брат герр фон Динкладж — немец, — сказала она напрямую. — Он не солдат, и я не сказала бы, что он нацист, хотя и состоял в партии года два назад. Иначе он не смог бы сделать карьеру.

— Он шпион? — спросил Джулиан де Кайпер.

— Думаю, да, — ответила она, их взгляды встретились. — Я не знала, что Спатц приедет в Луденн, и у меня не было времени скрыть от него ваше присутствие. Я попросила его держать это в секрете. Но я не могу обещать, что он так и сделает.

— Немцы захватят Францию так же, как и Голландию, — сказал Эли. — Они не остановятся, пока не дойдут до моря. Но вы же понимаете, графиня, что нам больше некуда ехать?

— Я слышала, — медленно произнесла Нелл, — о том, что немцы делали с людьми в Польше. С людьми, которые были…

— Евреями, — закончил за нее де Кайпер. — Я тоже слышал об этом. Их убивали тысячами, расстреливали прямо у вырытых могил.

— Я думаю, нам нужно разработать план, — сказала Нелл. — Найти место, где вы можете спрятаться. Лучший выбор — здесь.

— Здесь? — Эли изумленным взглядом обвел бочки, большие, в человеческий рост. — Я не понимаю.

— Это комната для вина выдержки первого года, — объяснила Нелл. — Здесь смешивается вино с последнего урожая и выдерживается в дубовых бочках. Под этим складом погреб. Любой немец, который приедет в Луденн, конечно, его найдет, ведь они будут искать вино. Но они возьмут бутылки, а не бочки. Даже немцы не так глупы.

— Я хочу посмотреть ваш погреб.

Она провела их вниз по лестнице, в прохладные, похожие на грот, недра под каменными сводами, где лежали тысячи сложенных Анри бутылок, ожидавших, когда их откроют или продадут. Погреба тянулись на сотни ярдов под строениями бродильни и под самим замком, под зелеными лужайками на берегу реки Жиронд, под дорогой — широкие рукотворные пещеры, настоящее сердце поместья Луденн. Они заканчивались на берегу реки, у затвора шлюза, откуда бочки можно было перекатить на суда. Жиронд всегда была главным route du vin для виноделов.

— Я привезла эти бочки из Парижа десять дней назад, — сказала она Эли, ведя троих мужчин мимо выставленных Анри рядов с бочками. — Они пустые. Я покупала их для урожая этого года. Но я здесь приберегла несколько штук, чтобы спрятать там вас, Матильду и детей…

— На весь остаток войны? — выпалил Джулиан де Кайпер.

— По крайней мере, пока опасность не минует. Пока немцы не пойдут дальше…

Де Кайпер отвернулся, его руки дрожали.

— Бог мой, — пробормотал он. — До чего мы дошли!

Спустя три дня прибыли американцы.

Джо Херст ехал во главе процессии на своем красивом голубом «бьюике» прямо от Эспланад де Кинконс. Ему оставалось только дождаться, пока Ноакс, консул, напишет письмо с указаниями графине Луденн, прежде чем собрать игравших у фонтанов детей и их разморенных солнцем родителей. От Бордо до той части Медока, где жила Нелл, было около часа езды, и Херст понимал, что если она согласится принять пятьдесят беженцев, они будут расставлять палатки уже в сумерках. Он велел каждому взрослому из их группы сдать для графини по триста франков, надеясь, что этого будет достаточно.

Когда прибыла вся группа, Нелл в одиночестве пила чай в столовой. Чай был той британской традицией, от которой она не могла отказаться, хотя и жила уже во Франции много лет. Вдруг послышался звук подъезжающих машин, и на мгновение у нее ком подкатил к горлу. Она была уверена, что Спатц ее предал.

— У вас что, приемные дни в Луденн? — спросил Эли Лёвен, стоя в дверном проеме. — Или во Франции еще остались туристы?

Нелл поставила чашку на стол и вышла навстречу прибывшим.

В наступивших сумерках семьдесят человек искали убежища в ее замке. Она не стала объяснять американским дипломатам присутствие голландских гостей в комнатах замка. Все-таки это была не американская война.

— Вам нужен корабль? — повторил агент. — Чтобы пересечь Ла-Манш? С тем же успехом вы можете спросить, можем ли мы доставить вас в Нью-Йорк. Или на Луну. Вы не слышали новостей, месье?

Был вторник, двадцать восьмое мая, Херст находился в одной из корабельных контор Бордо, рекомендованных Ноаксом. За время, проведенное в Луденне, ему удалось отчасти восстановить хорошее настроение, но скептицизм в голосе агента и недоверие на грани насмешки к ситуации вывели его из себя.

— Нет. Я не слышал радио. Что случилось?

— Немцы добрались до Ла-Манша. Все доступные суда ушли в Данкирк. Объявлена общая эвакуация. Они говорят, что более полумиллиона солдат бились за место на узкой полоске у воды. Полмиллиона! А теперь скажите мне, что мы не проиграли войну.

— Вы хотите сказать, что в Бордо нет кораблей? Вообще нет? А торговые суда? Трансатлантические пароходы? Мы обойдем Ла-Манш и отправимся прямо в Нью-Йорк, если нужно.

Агент разозлился.

— Пожалуйста, месье. Вы утонете прежде, чем покинете Ле Вердон.

— Немецкие подлодки?

— Несколько дней назад они торпедировали в Кале голландский пароход, «Клотильду».

Херст схватился за стол, он похолодел. «Салли, — кричал его разум. — Салли. Это я заставил тебя ехать».

— Я упомянул об этом, — продолжил агент, с любопытством глядя на Херста. — потому что сегодня утром привезли выживших. Они сейчас в prefecture, у них проверяют документы…

Херст выскочил из дверей конторы прежде, чем агент успел закончить фразу.

В зале ожидания префектуры находилось пятьдесят девять человек: двадцать девять мужчин, двенадцать детей и восемнадцать женщин.

Салли Кинг среди них не было.