В Азовск Анна Жерми и подполковник Гайдук прилетели под вечер.

Это был типичный южнорусский городок, чьи пыльные окраинные закоулки незаметно переходили в лиловый булыжник центральных улиц. Старинные двух— и трехэтажные здания у площади вокруг поруганного местными безбожниками собора еще грезили чопорностью дворянских собраний, офицерскими балами и разгульными купеческими попойками. Линия фронта уже находилась в пятидесяти километрах, однако в городке пока не заметно было ни особых разрушений, ни паники. Единственным признаком близости войны в эти предвечерние часы служило какое-то странное безлюдье, но и оно, казалось, охватило город из-за господствовавших в нем осенних ветров, устилавших листвой искореженные временем и бесхозяйственностью тротуары.

— Было решено, что вы пару дней поживете в семье местных аристократов, для адаптации, — молвил Гайдук, помогая Анне выйти из машины.

— В этом городе и в нашем государстве — речь идет об аристократах? — хищно улыбнулась Жерми. — Опомнитесь, подполковник! Вы ведь давно истребили всех аристократов, как перепелов на весеннем лугу.

— Понимаю, что вы уже вошли в роль дочери белогвардейского генерала, пережившего «окаянные дни» в Париже, но все же не забывайтесь, тем более что в машине водитель, — сквозь зубы, вполголоса проговорил энкавэдист и, захлопнув дверцу салона, поднял глаза на второй этаж красивого особняка, у которого они остановились.

Выстроенный в виде уменьшенной копии дворца некоего британского лорда, особняк эдаким пережитком буржуазного прошлого русской архитектуры возвышался теперь в глубине заброшенного парка, за литой чугунной оградой.

— Кто же эти люди?

— Профессор медицины Корчевский. Хирург. Из дворян, само собой. По матери происходит из графского рода, по отцу тоже не из пролетариев… Обучал медиков в Ростове-на-Дону. Консультировал не только больных, но и хирургов. Оба его сына, тоже медики, погибли в Гражданскую.

— В подвалах ЧК?

Гайдук недовольно покряхтел, повертел головой, словно ворот френча вдруг стал ему слишком тугим:

— Одного из них, в самом деле, казнили в екатеринбургском ЧК. Очевидно, не разобрались как следует. Впрочем, служил он не в «красном», а в деникинском госпитале.

— Но, по классовой наивности своей, хирург считал, что и те и другие его коллеги спасают от гибели просто русских.

— Это мы сейчас можем умничать по этому поводу, а тогда шла Гражданская война и классовая борьба. Я вот уже стал задумываться, а стоит ли вас, графиня Подвашецкая, отправлять в германский тыл; не поторопились ли мы?

— Пристрелить конечно же проще.

— Намного проще, — язвительно признал подполковник.

— Но тогда придется свести на нет столь глубокомысленно задуманную операцию «Поцелуй Изиды», — в том же тоне подыграла ему Анна. — И потом, я ведь прямо сказала вашему генералу Шербетову, что готова идти на это задание не ради коммунистических идеалов, а ради того, чтобы Россия не досталась германцам. Так что я, подполковник, играю «в открытую».

— Тогда считайте, что слышали всего лишь рассуждение вслух. Что же касается второго сына профессора, то он был смертельно ранен осколком снаряда и застрелился.

— Самого же профессора, отца двух белогвардейских офицеров, тоже арестовало ЧК?

— К его счастью, понадобилась операция одному из местных командиров, и сделать ее мог только профессор Корчевский. Правда, под дулом револьвера не в меру ретивого чекиста. Вам-то зачем все эти подробности?

— Хочу знать, с кем имею дело. Что в этом противоестественного? Неужели ему оставили весь особняк?

— Три комнаты на втором этаже. На двоих с женой. Сами понимаете, это еще по-божески. Учли, что одна из комнат должна служить кабинетом и библиотекой. Вам выделили соседнюю с профессорской квартиру генерала. Нет-нет, на сей раз — нашего, фронтового, семью которого только вчера эвакуировали. Так что стеснять профессора вы не будете.

— Коль уж мы говорим об аристократизме, то это принципиально важно.

— Белье и туалетные принадлежности туда уже завезли. Телефоны в обоих апартаментах проверены.

— Что уже достойно похвалы.

Прежде чем войти в подъезд, Анна решила обогнуть правое крыло здания. За ним прощался с листвой небольшой старый парк — с едва приметными тропинками, полуразрушенной беседкой и миниатюрным прудом.

— Понимаю, навевает воспоминания о классическом дворянском гнезде…

— Увы, господин подполковник, возрождать подобные воспоминания — не с вашим происхождением. Не боитесь, что профессор ненароком раскроет наше с вами сотрудничество?

— Ему ничего, кроме имени Анна, о вас не известно. Поживете у него под фамилией Салматиной. Помощь деньгами и продуктами профессору оказана, так что, особой стеснительности не проявляйте.

— Профессора потом эвакуируете или же в расход?

— Анна Альбертовна! — возмутился Гайдук. — Не спорю, у нас, по чекистской линии, были некоторые перегибы… Но сейчас-то время другое.

— Хотелось бы верить.

— Кстати, профессор уже не практикует и не преподает; лишних вопросов задавать не станет, поскольку, по природе своей, человек он замкнутый. Однако какое-то время профессорская чета жила в Петербурге и там познакомилась с генералом Подвашецким и его супругой, вашей матушкой, — подполковник взглянул на Анну, пытаясь выяснить, какую реакцию вызовет это сообщение.

Лицо женщины осталось невозмутимым.

— А меня профессорская чета когда-нибудь видела? — поинтересовалась Анна после непродолжительной паузы.

— Нет. Знают, что у генерала Подвашецкого была дочь, однако понятия не имеют о том, как сложилась ее судьба. Этот факт нам сообщила профессорша, Елизавета Ильинична. Она из бывших студенток профессора. К слову, происходит из рода князей Куракиных.

На пороге их встретила женщина лет пятидесяти. Худощавая, с коротенькой стрижкой и в брючном костюме, она с первого же взгляда способна была разрушить всякое представление о «профессорше» и вообще о женщине в возрасте.

— Здравствуйте, княгиня Куракина, — первой по-французски поздоровалась Анна, заставив тем самым хозяйку удивленно отшатнуться.

— Вам, сударыня, известно то, что я принадлежу к древнему роду Куракиных? — тоже по-французски ответила княгиня.

— Притом, что я рада приятной возможности познакомиться с одной из достойнейших его представительниц.

— Нас уведомили, что вы будете располагаться в квартире этого, уж не припомню его фамилии, красного командира. Человека, пусть мне простят чекисты, крайне необразованного и запойно невоспитанного.

«Боюсь, точно так же ты станешь отзываться и обо мне: “Ах, эта вульгарная простолюдинка”», — мысленно парировала Жерми, однако вслух с милейшей улыбкой произнесла:

— Будем надеяться, что участие в боях благоприятно скажется на пролетарской перековке характера нашего бравого генерала, — и проследила за тем, как, под присмотром подполковника, водитель и сопровождавший их машину мотоциклист охраны заносят ее вещи в квартиру напротив.

— Вот именно: «на пролетарской перековке», — поддержала ее княгиня уже по-русски, но с принципиальным французским грассированием и великосветским прононсом. — Мы с профессором Корчевским, — слово «профессор» она произносила с каким-то особым придыханием и артистизмом, — рады будем видеть вас ровно через час, к вечернему чаю. Кстати, вы так и не представились.

— Зовите меня просто Анной, не утруждаясь никакими другими наименованиями и титулами.

— Если я все правильно поняла, вы тоже «из бывших»?

— Скорее из будущих. В одном глубоко патриотическом фильме, который, несмотря на войну, все же готовится к съемке, мне предстоит сыграть графиню. Именно поэтому хотелось бы хоть несколько дней пожить рядом с истинной аристократкой, присмотреться к ее манерам и быту, проникнуться способом мышления… Естественно, выбор пал на вас, княгиня.