Прежде чем продолжить разговор, Степная Воительница инстинктивно как-то оглянулась и заметила, что на садовой тропинке, не особенно-то и прячась за кустом жасмина, стоит Корнева.

«Неужели подсматривает?! Совести — ни на копейку! — ужаснулась она, но тут же успокоила себя. — Да нет, скорее всего, завидует. Хотя все равно нечестно!» Гайдук вдруг внутренне содрогнулась: не приведи господь, чтобы этот мужчина, — ее, Евдокимки, мужчина, — когда-либо осмелился обнять это грудастое, рыжеволосое чудовище!

— Это правда, что вы учились еще в том, царских времен, военном училище? — времени, чтобы узнать друг друга получше, терять зря Евдокимка не собиралась.

— Учился, но уже после свержения царя, в последний период Гражданской войны. Меня приняли как сына офицера, погибшего в империалистическую войну. В шестнадцать стал юнкером, в восемнадцать командовал взводом — уже красным. Затем были годичные курсы красных командиров, после которых меня едва не расстреляли.

— Вас?! — не удержалась Евдокимка. — За что?!

— В большинстве случаев у нас расстреливают не «за что?», а «потому что». Так вот, меня — как бывшего дворянина и бывшего военспеца. К счастью, выяснилось, что против большевиков ни отец мой, ни я никогда не воевали; так что волею случая я стал красным командиром и даже награжден двумя орденами. А тут еще за меня генерал один из Генштаба поручился, из тех, которые хорошо знали моего отца. Словом, после непродолжительной нервотрепки меня вернули в строй и присвоили звание майора. Мало того, позволили поступить на заочное отделение Военной академии. Словом, для офицера моего круга — редкий случай везения.

— Действительно, — согласилась Гайдук. Об арестах «врагов народа» и партийных чистках у них в доме говорили не таясь, с явным осуждением.

— В прошлом году я получил звание подполковника и должность начальника штаба полка. Сейчас мне тридцать восемь лет.

— Господи, а ведь я считала, что разница в возрасте намного больше! — буквально возликовала Евдокимка. — Мы же с Верой решили, что вам уже далеко за сорок.

— Не обольщайтесь, Евдокимка, она, разница эта, и так достаточно солидна.

— А как по мне — так ее вообще не существует. Но… — Евдокимка оглянулась, нет ли поблизости Корневой, и, только убедившись, что она куда-то пропала, несмело спросила: — Жены у вас ведь нет, правда?

Виктор покряхтел, словно у него вдруг запершило в горле, и непривычно тихим голосом ответил:

— Нет уже, госпитальер. Но была. Сразу же после моего ареста она умерла во время родов. Как мне потом объяснили, преждевременных и очень тяжелых. Только, ради бога, не нужно сочувствий, — тут же меланхолично повел он руками у себя перед лицом.

Евдокимка смутилась: как бы подполковник не заподозрил, что на самом деле эта скорбная новость показалась ей вестью благой и почти счастливой.

Гребенин вновь взглянул на часы и, поежившись под порывом неожиданно холодного ветра, уведомил девушку, что ему пора: неподалеку, у военкомата, его ждали машины с новобранцами.

— Только вы напишите мне хотя бы одно письмо, — попросила Евдокимка. — Что вам стоит? Всего одно-единственное.

— Ладно, госпитальер, напишу, — улыбнулся подполковник и, несмело проведя ладонью по щеке девушки, решительно направился к выходу из усадьбы.

Евдокимка позволила офицеру выйти за пределы ограды и только тогда покинула место их встречи. Она не хотела, чтобы у Гребенина создалось впечатление, будто она пытается провожать его или неотступно следовать за ним.

Точно так же и Вера Корнева не желала, чтобы офицер заподозрил ее в подсматривании. Скрывшись за кустами, она пропустила Виктора мимо себя и лишь потом снова появилась на тропинке перед Евдокимкой.

— Насколько я смыслю в подобных делах, госпитальер, встреча ваша прошла на высоком интеллектуальном уровне.

— Это как? — машинально спросила Гайдук, все еще пребывая под впечатлением от беседы с подполковником. Взгляд ее блуждал где-то в районе выхода из усадьбы, словно девушка ждала, что по какому-то побуждению мужчина вернется или хотя бы помашет ей рукой, ведь, уходя, Гребенин даже не оглянулся.

— Разговор ваш длился долго и, по-моему, совершенно непринужденно. Сама видела.

— А почему ты видела это? Зачем? Думаешь, подполковник не заметил, как ты подсматриваешь? Из-за тебя мы оба чувствовали себя неудобно.

— Во-первых, не подсматривала, а своим присутствием подбадривала тебя. Лучше скажи: он хоть немного рассказал о себе?

— Разница в возрасте у нас двадцать лет. Все остальное, что он говорил во время встречи, меня уже попросту не интересовало.

— Скажи честно: если бы эта разница составляла тридцать лет, тебя это остановило бы?

Застигнутая врасплох, Евдокимка на несколько мгновений замерла, а затем, закрыв глаза и блаженно улыбаясь, решительно повертела головой:

— Нет, уже не остановило бы! Даже если бы сорок! Теперь, после сегодняшнего разговора, меня уже ничто не способно остановить.