Глава 4
Весной 1941 года получивший звание СС-унтерштурмфюрера Вильгельм Швальбе был направлен на почетную и ответственную должность в айнзатцгруппу «С», а точнее — в печально известную зондеркоманду 4А, под командование СС-штандартенфюрера Пауля Блобеля. Он был горд оказанным ему доверием и надеялся внести свой посильный вклад в великую цивилизаторскую миссию арийской нации на диком Востоке. Но когда осенью 1941 года зондеркоманда приступила к расстрелам евреев в овраге Бабий Яр близ Киева, то выяснился весьма унизительный для бравого эсэсовца факт: истинный ариец Швальбе позорно падал в обморок при виде обнаженных женщин и крови. И если первое показалось Блобелю просто забавным, то второе делало абсолютно невозможным дальнейшее использование Швальбе в составе зондеркоманды. О чем Блобель и доложил командованию айнзатцгруппы. Вопрос решался долго. Командир айнзатцгруппы «С» СС-бригадефюрер доктор Раш к этому времени убыл в отпуск, да так и не возвратился из Берлина (поскольку и генералы СС могут оказаться не в состоянии переварить «передовые методы решения еврейского вопроса»). А новый командир айнзатцгруппы СС-бригадефюрер доктор Макс, начальник полиции безопасности и СД Украины вступил в должность только в ноябре 1941 года. В результате почти два месяца Швальбе провел в одиночестве в отдельной палате госпиталя, где он лечился от «профессионального нервного заболевания». Но энергичный унтерштурмфюрер не терял времени даром и, поскольку был лишен возможности реально бороться с «еврейской угрозой» по причине обнаружившейся слабости здоровья, то (дабы быть хоть как-то причастным к великой арийской миссии) погрузился в изучение трудов на тему «тлетворного влияния еврейства на судьбу Европы». За пару месяцев Швальбе превратился в настоящего эксперта-теоретика по еврейскому вопросу и с нетерпением ждал, когда ему представится возможность претворить полученные им бесценные знания на практике. Наконец вопрос решился, и Швальбе перевели в Берлин, на канцелярскую работу. При этом руководство позаботилось о том, чтобы продолжать использовать Швальбе по специальности: его назначили в Главное имперское управление безопасности (РСХА), в отдел IVБ4, занимавшийся непосредственно «окончательным решением еврейского вопроса».
Там Швальбе некоторое время самозабвенно отдавался канцелярской работе, блестяще организовывая бесперебойные перевозки евреев на тот свет. Здесь он был на месте: в статистических строчках документов не было видно ни крови, ни (тем более) обнаженных женщин. Вот ведь судьба: родись он лет на тридцать-сорок позже, то стал бы крупным специалистом в области логистики! Но время и место рождения не выбирают…
Летом 1942 года Швальбе внезапно отправили (как опытного работника) для «усиления работы» в протекторат Богемия и Моравия в распоряжение начальника полиции безопасности и СД СС-группенфюрера Карла Франка. Кадровики, ознакомившись с личным делом Швальбе, долго ломали голову, куда отправить специалиста, страдающего столь специфическим заболеванием и в конце концов, Швальбе получил назначение в городок Фридрихсбрюк (как снова стал по-немецки именоваться Чески Градец). Выбор был просто идеален. В городе не было немецких женщин (поэтому обмороки от созерцания женской «обнаженки» правоверному эсэсовцу не грозили), а также полностью отсутствовало еврейское население. Добавим к этому и тот факт, что в окрестностях города не отмечалась активность партизан, поэтому Швальбе мог быть избавлен и от необходимости видеть кровь. Причин для падения в обморок вроде как не было, и начальство надеялось, что в таких условиях не в меру впечатлительный начальник полиции безопасности и СД города Фридрихсбрюк не ударит лицом в грязь.
Так СС-унтерштурмфюрер Швальбе появился летом 1942 года в уже знакомом нам городе.
Швальбе приехал к новому месту службы в приподнятом настроении: ведь он наконец получил самостоятельный фронт работы. Швальбе весьма огорчало, что его до сих пор так и не повысили в звании и ни одна награда не украсила его грудь. Поэтому новоиспеченный начальник гестапо, водворившись в огромном кабинете на втором этаже здания ратуши, немедленно приступил к делу.
Для начала он собрал в своем новом кабинете бургомистра Машека, СС-оберштурмфюрера Шольца, а также весь местный состав полиции безопасности: вахмистра Валчика и двух жандармов. Швальбе был неприятно удивлен тем, что командир расквартированной в городе роты войск СС выше его по званию. Впрочем, с точки зрения Швальбе, ваффен-СС — это не совсем СС. В СС служат только истинные арийцы, а войска СС уже давно набирают не только не вполне расово полноценных голландцев и разных прочих французов, но и даже (страшно сказать!) абсолютно неполноценных славян. Так что настоящий СС-унтерштурмфюрер несомненно выше любого командира войск СС! Тем более что любая часть войск СС в окрестностях Фридрихсбрюка находится в оперативном подчинении начальника полиции безопасности и СД, — то есть его, Швальбе!
Утешившись подобной мыслью, Швальбе не стал предлагать Шольцу сесть (ну а чехам в присутствии немца вообще сидеть не положено!) и выстроил вызванных на инструктаж посреди кабинета. Меряя шагами кабинет; Швальбе ставил перед почтительно внимающими слушателями задачи:
— Основной задачей полиции безопасности и СД на территории протектората Богемия и Моравия является, в соответствии с указаниями фюрера, приведение к современным цивилизованным стандартам как данной территории, так и ее населения. В рейхе подобный переход уже осуществлен, там построена новая арийская цивилизация, которая в будущем распространится не только по всей Европе, но и за ее пределы. Вам выпала огромная честь участвовать в этом великом процессе на своем участке ответственности!
Здесь Швальбе сделал паузу, дабы слушатели осознали значительность данного эпохального события: начало строительства новой европейской цивилизации в провинциальном чешском городке. Реакция слушателей слегка разочаровала его: Шольц равнодушно поблескивал очками, — он сам не раз говорил подобные речи членам гитлерюгенда; а чехи молча «ели» глазами новое начальство, — они пережили и австрийскую монархию, и чешскую республику и при любой власти занимались привычной работой. Швальбе, недовольный вялой реакцией слушателей, поджал губы и перешел непосредственно к постановке задачи:
— Первоочередной задачей является расовое оздоровление вверенной нашему попечению территории города Фридрихсбрюк и его окрестностей. Для этого, прежде всего, следует выявить расово неполноценные и непригодные к аризации элементы, а также носителей нравственного и физического вырождения. Поэтому бургомистру Ма… Мац…
— Матчек, господин начальник, — услужливо подсказал бургомистр. Похоже, что именно бургомистр Машек послужил прототипом главного персонажа рассказа Гашека «Родители и дети»; Гашек только поменял город и сделал градоначальника полицмейстером. Чешский писатель вложил в уста сына полицмейстера фразу: «Отец — закостенелый бюрократ и подлец, каких мало. Всему городу известно, что при императоре он подписывался на немецкий манер — Матчек, а сейчас пишется Машек».
Швальбе наконец справился со сложной чешской фамилией и твердым голосом дал указание:
— Да, Матчек! Вам следует в течение суток подготовить список вышеуказанных лиц и передать начальнику жандармов Вал… Вол…
— Валчик, с вашего позволения, — это уже был вахмистр.
— Да… ваша задача, вахмистр Валчик, заключается в задержании и препровождении в место концентрации указанных в списке бургомистра лиц. Место концентрации я определю лично не позднее 20 часов завтрашнего дня. А ваша задача, оберштурмфюрер: обеспечить охрану этих лиц и их следование в места, определенные циркулярами вышестоящих органов. Все. Вопросы?
— Я бы хотел уточнить, господин начальник, — осторожно начал Машек, — а кто такие эти… неполноценные и… носители?
— Уточняю: под расово неполноценными и непригодными к аризации элементами подразумеваются, в первую очередь, евреи и цыгане. Носителями нравственного вырождения являются преступники и проститутки, а физического вырождения — психически больные и лица с явными признаками врожденного уродства и умственной неполноценности. Теперь понятно?
— Так точно! — с готовностью отозвался бургомистр и тут же добавил:
— Только у нас таких нет.
— Кого нет? — не понял Швальбе.
— Ну, евреев и цыган точно нет, — нерешительно сообщил бургомистр. — Я в этом городе родился и вырос… и никогда тут евреев и цыган не было, господин начальник!
Швальбе побагровел, быстрыми шагами прошел к столу, выудил из папки бумагу и потряс ею в воздухе:
— Вот циркуляр, подписанный лично СС-штурмбаннфюрером Айхманом. Исходя из среднего процента численности еврейского населения в Богемии и Моравии для города Фридрихсбрюк контрольная цифра евреев определена не менее тридцати особей. Тридцати! Или вы полагаете, что штурмбаннфюрер Айхман ошибается?
Валчик и Машек испуганно затрясли головами. Нет! Как же они могли подумать, что сам штурмбаннфюрер Айхман может ошибаться?! Нет, конечно, нет! Вот только что делать, если евреев в городе тоже нет? Но, как опытные чиновники, они понимали: пока разумнее помолчать. Глядишь, завтра новое начальство остынет и станет способно воспринять простой факт: евреев в городе нет уже лет пятьсот. Так же как и немцев, изгнанных из города незабвенным Жижкой. Но об этом вообще лучше сейчас помалкивать!
Жестко подавив жалкую попытку несогласия, Швальбе завершил совещание отеческим напутствием:
— Я не сомневаюсь, что вы плодотворно используете оставшееся до утра время, и к двенадцати часам дня я уже буду располагать полными списками.
Шольц тут же отправился в трактир к госпоже Мюллеровой, а Валчик с Машеком заперлись в городском архиве и лихорадочно шуршали бумагами, разыскивая «носителей» и «неполноценных». Вопрос с евреями и цыганами был предельно ясен ввиду отсутствия таковых, что еще раз подтвердили архивные изыскания: евреи и немцы не жили в городе со времен гуситских войн. Даже уже упоминавшийся покойный господин Мюллер, владевший большим домом и трактиром, в городе сам бывал очень редко, наездами. Машек пообещал составить убедительно подкрепленное документами обоснование отсутствия в городе евреев и цыган (а заодно и немцев, если вдруг начальство потребует), и они перешли к следующему пункту ночных бдений: рассмотрению кандидатур на звание «носителей нравственного и физического вырождения».
С этим дело тоже обстояло не блестяще: в городе лет триста не было ни одного сумасшедшего, а самым крупным преступлением (так и оставшимся нераскрытым) оставалась кража серебряного подсвечника и портрета императора Франца-Иосифа в золоченой раме из дома бывшего бургомистра в одна тысяча девятьсот седьмом году. Улицы красных фонарей (или хотя бы чуланчика с красным фонариком) в городе никогда не водилось. И явных уродов тоже не наблюдалось. Единственный, кто уверенно потянул бы на «носителя физического вырождения», был Косой Франта, да и того угораздило помереть прошлой осенью. В общем, ситуация складывалась угрожающая.
— Что же за город у нас такой?! — посетовал Машек. — Не воруют, не грабят, девок срамных нет… Как же мы отчитаемся по «носителям нравственного вырождения»? Ладно, уродов нет, так это оттого, что климат у нас здоровый, а вот с этими…
— А трактирщик Потучек? — вдруг радостно хлопнул себя по лбу Валчик. — Вот уж он точно «носитель нравственного вырождения»!
— Это еще почему? — удивился Машек.
— Так ведь, стоит клиенту немного перебрать, как Потучек ему тут же орет: «Эй ты, задница! Плати и проваливай! Довольно с тебя пива!» — объяснил Валчик и добавил неприязненно:
— И это — не взирая на возраст и чин!
Однако Машек не согласился с ним, резонно возразив:
— Да ты сам хорош! Помнишь, как ты орал на Габчика, когда тот проиграл тебе в карты пять геллеров и долго не мог отдать? «Отдавай долг, старая задница, пока я тебя в кутузку не засадил»! Было такое?
— А кто же он еще, как не задница, ежели полгода карточный долг не отдает?! — возмутился Валчик. — Да и все равно не мог я его тогда в кутузку запереть! Помнишь, тогда старый полицмейстер Бареш по пьяному делу ключи от участка потерял? Так ведь и не нашли…
— Да ладно тебе! — поморщился Машек. — Ты бы лучше подумал, нет ли у нас каких преступников на подозрении? Помнишь, три года назад у Потучека из кладовой окорок пропал?
— Это он так сказал, — скептически ухмыльнулся Валчик, — когда его госпожа Мюллерова про окорок спросила. Она хотела окорок в приют отправить с рождественскими подаркам, а Потучек накануне его со своими приятелями под будейовицкое… Эх, отличный был окорок, скажу я тебе! Вот что жаль, — так это что у нас срамных девок не было в городе. Вот был я лет двадцать назад в Праге, так…
— А вот Марушка Горакова, пожалуй, подошла бы, — вдруг оживился Машек. — Она даже с Косым Франтой шашни крутила…
— Ага, а тебе по уху съездила, когда ты ее в сарай затащить хотел! — со смехом вспомнил Валчик. — Так тому уж лет двадцать минуло! Не та уж Марушка, не та… Да, жаль! Что годы с нами делают…
Таким образом отпали все возможные кандидатуры. Поэтому утром, Машек, захватив с собой кучу архивных документов и Валчика, в течение получаса доказывал мрачневшему на глазах Швальбе, что искомого «материала» в городе нет. Швальбе раздраженно отбросил бумаги и велел бургомистру с вахмистром убираться, угрожающе добавив:
— Я лично расцениваю все это как саботаж и обязательно доложу об этом в Прагу самому СС-группенфюреру Франку!
После чего полумертвые от ужаса Машек и Валчик снова заперлись в архиве, но не для поисков новых документов, а чтобы в тишине и покое распить перед неизбежным арестом бутылку сливовицы. Крепкая ароматная сливовица и бессонная ночь сделали свое дело: Валчик и Машек так и уснули за столом. Валчик всегда спал без сновидений, а Машеку снился кошмар: страшный фельдфебель Хакенкройц тащит его в кутузку, зацепив крюком стального протеза за шиворот, а Валчик не может найти ключи и кричит: «Господин начальник, я не виноват! Это сам бургомистр потерял ключи по пьяному делу! И на самом деле он не Матчек, а Машек! А ключи поищите в заднице трактирщика Потучека: их всегда прячет туда вахмистр Валчик шутки ради!»
Между тем Швальбе решил лично убедиться в справедливости доклада Машека и отправился осматривать город. Он хотел найти еврейское кладбище, вполне логично рассудив: живые евреи могли попрятаться или разбежаться, но мертвые евреи деться никуда не могут! Еврейское кладбище послужит убедительным доказательством наличия в городе Фридрихсбрюк еврейского населения.
Однако ни еврейского кладбища и даже ни одной еврейской могилы за целый день поисков он так и не нашел. Обнаружив в городе крохотный краеведческий музей, Швальбе зашел и туда, но и там, за пару часов подробно изучив историю города, он лишь убедился в том, что в докладе Машека все было абсолютной правдой.
В музее на Швальбе произвел впечатление макет города, любовно сделанный лет десять назад местным художником. Макет ему настолько понравился, что Швальбе тут же велел перенести его в свой кабинет. Макет занял весь огромный стол для совещаний, и Швальбе хищно склонился над ним, словно гриф над издыхающей жертвой. Он пытался раскрыть тайну проклятого города, не желавшего выдавать евреев. Швальбе так рассчитывал на награды и очередное звание за успешное проведение акции по «деюдизации» вверенного ему города, — и вдруг такой удар: в городе уже пятьсот лет нет ни одного еврея! Разум Швальбе отказывался смириться с подобной подлостью. Он сутками просиживал над макетом, мрачно сверля его взглядом и в конце концов неизбежно впал бы в тихое помешательство, если бы не внезапное озарение, пришедшее ему в голову на третьи сутки непрерывных бдений.
Очнувшись среди ночи от сна-полузабытья, Швальбе схватил бумажную телеграфную ленту, найденную им в ящике письменного стола и закрепил ее на шпиле церкви. Затем он соединил ленту в треугольник. Углы треугольника образовали шпиль церкви, башня ратуши и высокая каминная труба на крыше третьего по величине дома в городе, принадлежавшего госпоже Мюллеровой. Затем он присел и долго всматривался в макет, определяя следующие по высоте три здания. Найдя их и также соединив лентой, Швальбе испытал совершенно дивное чувство эйфории: два треугольника образовали неправильной формы, вытянутый с севера на юг, но совершенно отчетливый Щит Давида. Вот оно! Вот!
Швальбе уселся за стол и немедленно принялся лихорадочно строчить доклад в Прагу.
«Группенфюрер! Прибыв в назначенный мне город, я немедленно приступил к подготовке очистки города от еврейского элемента, а также носителей нравственного и физического вырождения в осуществление приказа фюрера об аризации Богемии и Моравии. Проведенные мной тщательные исследования показали, что в настоящее время в городе отсутствуют носители нравственного и физического вырождения (умственно и физически неполноценные, преступники и проститутки). Еврейского населения в городе нет последние пятьсот лет. Нет в городе и немцев, несмотря на то, что окрестные земли населены преимущественно немцами. Все это показалось мне весьма подозрительным. Проведя детальные исследования, я обнаружил, что город в действительности является мистическим центром евреев Богемии и Моравии, а возможны (учитывая географическое положение города) и всей Европы. Путем особой архитектуры города он обрел явные магические функции, направленные на поддержание процветания еврейства. Жители города внешне не похожи на евреев, не придерживаются их обрядов и даже не держат еврейского кладбища — и все для того, чтобы не привлекать внимания к этому зловещему месту. В городе нет немцев, потому что даже небольшая частица арийского духа может ослабить магическое воздействие этого центра на территорию Европы. Я убежден, что без принятия срочных и эффективных мер в отношении данного места невозможно осуществить эффективную и долгосрочную очистку как Богемии и Моравии, так и Европы в целом от разлагающего влияния еврейства.
В качестве неотложных мер следует в первую очередь нейтрализовать мистическое влияние этого места на прилегающую территорию, для чего архитектурный Щит Давида следует окружить магическим кругом. В качестве круга можно использовать и эллипс (поскольку вышеуказанный Щит Давида имеет вытянутую форму). Эллипс вокруг города лучше всего сделать в виде двойного ограждения стальной колючей проволоки, что послужит надежным магическим экраном от еврейской магии.
После вышеуказанной локализации магической силы следует приступить к физической ликвидации жителей данного места как (вольных или невольных) носителей враждебной силы. Эффективней всего было бы сжечь город вместе с его обитателями, используя значительные запасы бензина и дизельного топлива на местном резервном аэродроме (практически не используемом авиацией).
Прошу вас, группенфюрер, немедленно поставить в известность о сделанном мной открытии рейхсфюрера СС, поскольку описанное мной явление имеет исключительное значение в борьбе с мировым еврейством.
Хайль Гитлер!»
Швальбе отправил рапорт с курьером и с чувством выполненного долга лег спать прямо в кабинете на старом кожаном диване.
СС-группенфюрер Франк дважды прочитал рапорт, затем вызвал к себе кадровика и спросил:
— Откуда взялся этот парень?
— Его прислали из Берлина, из отдела Айхмана, — ответил кадровик.
— Отправьте рапорт в Берлин, в реферат IVД1, — приказал секретарю Франк. Раз этого психа прислали из Берлина, то пусть там с ним и разбираются!
Реферат IVД1 Главного имперского управления безопасности осуществлял наблюдение за работой гестапо в Чехии, Словакии, Югославии и Греции. Начальник реферата СС-штурмбаннфюрер Леттов также дважды прочитал рапорт и отложил его в глубокой задумчивости. У этого Швальбе явно съехала крыша! Но, с другой стороны, он выходец из аппарата Айхмана, его человек… И Леттов переслал рапорт в реферат IVБ4, который и возглавлял СС-штурмбаннфюрер Айхман. Основной задачей реферата являлась организация мероприятий «по окончательному решению еврейского вопроса». Так что рапорт Швальбе наконец попал к истинному специалисту!
Айхман направил в Фридрихсбрюк СС-штурмфюрера Вирта и врача-психиатра из СС. Те побеседовали со Швальбе, долго обалдело взирали на тщательно вычерченный на макете эллипс с изящными проволочными заграждениями. Прибыв в Берлин, они доложили Айхману: налицо прогрессирующее психическое заболевание. И отправиться бы Швальбе на покой в отдельную палату госпиталя СС, но Айхман решил посоветоваться с начальником IV управления (т.е. всего гестапо) СС-группенфюрером Мюллером. Во время очередной шахматной партии с Мюллером Айхман рассказал ему о щекотливой ситуации.
— Мистическими силами у нас занимается лично рейхсфюрер, — саркастически напомнил Мюллер и благословил визит Айхмана к Гиммлеру.
Склонный к оккультизму рейхсфюрер с энтузиазмом отнесся к изысканиям Швальбе. Специальное геодезическое подразделение СС разметило границы проволочных заграждений в соответствии с планом Швальбе, и в скором времени рота саперов приступила к делу. Правда, по мере неудач на фронте интерес Гиммлера к проекту Швальбе слабел, и пропорционально интересу начальства уменьшалось число саперов, занятых на эпохальном строительстве. К 1945 году строительство заграждений велось лишь силами роты Шольца, и заграждения полностью были готовы лишь со стороны реки. В одном месте заграждения глубоко вдавались в русло реки, и этот бетонный кусок эллипса солдаты тут же окрестили «набережной Швальбе». Швальбе часто прохаживался по «набережной» своего имени (не подозревая, разумеется, о ее ироническом названии) и, мрачно глядя на возвышавшийся на противоположном берегу реки старый австрийский форт, печально размышлял о все более замедляющем свой ход гениальном проекте «борьбы с мистическим еврейским центром». Однако внезапно проект получил новый импульс, причем с самой неожиданной стороны.
Однажды, когда Швальбе в припадке душевной грусти пожаловался Шольцу о возрастающих трудностях в осуществлении проекта, тот вдруг предложил:
— Да, но ведь вы все равно хотели сжечь это осиное гнездо еврейства! Так не пора ли приступить к подготовке этой части проекта?
— Каким образом?! — сокрушенно вздохнул Швальбе. — Мне запретили трогать запасы аэродромного горючего.
— О, эту проблему нетрудно решить! — ухмыльнулся Шольц и перешел к делу. Когда он изложил свое предложение, Швальбе пришел в неописуемый восторг: как просто и изящно обходится стена преступного непонимания, которую он пытается пробить собственной головой уже не первый год!
Суть предложения Шольца заключалась в следующем.
Город вытянулся между рекой и горами. В склонах гор в отдельных местах имелись выходы старых шахт, давно заброшенных. Шольц предложил разместить в них запасы аэродромного горючего и заряды взрывчатки. Стоило лишь взорвать взрывчатку, — и потоки пылающего бензина и дизельного топлива превратят город в огромный костер!
А перевезти запасы горючего в штольни можно под предлогом защиты их от уничтожения при возможной бомбардировке аэродрома. Все гениальное — просто!
Шольц немедленно направил предложение начальству и уже через неделю получил одобрение своего плана и благодарность от начальства. Его даже наконец представили к званию СС-оберштурмфюрера!
Работа закипела. Возникла проблема с нехваткой транспорта для перевозки бочек с горючим, но и тут Шольц с готовностью пришел на помощь. У него оказались связи в тыловых службах, и в городе засновали грузовики, прибывшие из самой Праги. Швальбе нарадоваться не мог такому повороту событий, и душа его пела. Впрочем, узнай он истинную подоплеку событий, его радость тут же превратилась бы в скорбь.
Разумеется, не романтик Шольц был автором гениального плана. План родился в голове некоего Иржи Кралика, появившегося в городе в конце 1943 года. Он прибыл в город под вечер и вошел в трактир госпожи Мюллеровой. Когда госпожа Мюллерова принесла ему пиво, то чуть не выронила кружку от неожиданности. Впрочем, она довольно быстро овладела собой и ровным спокойным голосом произнесла:
— Здравствуйте, господин Прохазка!
— Прошу простить, но я — Кралик. Иржи Кралик, коммерсант из Праги, — прозвучал ответ.
— Хорошо, господин Кралик, вот ваше пиво, — холодно улыбнулась госпожа Мюллерова. Бывший Прохазка сразу понял: все ушло безвозвратно. Особенно, когда он перехватил взгляды, которыми обменивались госпожа Мюллерова и СС-оберштурмфюрер Шольц. Нельзя сказать, что это его огорчило. Скорее он вздохнул с облегчением. Ведь теперь он не инженер Прохазка, а коммерсант Кралик.
Каким образом Прохазка стал Краликом и что этому предшествовало, — будет рассказано отдельно. А пока следует пояснить, как и зачем он подсказал «гениальный» план Шольцу.
Объявившись в Праге, Кралик сразу навестил своего старого знакомого Шпачека и с удивлением обнаружил, что бывалый аферист при суровом режиме нацистской оккупации процветает не хуже, чем при независимой демократической республике.
— Черный рынок, мой друг, черный рынок! — многозначительно подмигивая, самодовольно заявил Шпачек. Оказалось, что он свел знакомство с одним высокопоставленным интендантом. Тот после Сталинграда и Курска потерял веру в победу рейха и мечтал лишь об одном: обзавестись средствами, достаточными для безбедной жизни в мирной Швеции, где у интенданта имелись дальние родственники. Кралик охотно принял участие в махинациях и тоже кое в чем преуспел. Едва он попал в город Фридрихсбрюк и свел знакомство с полезными людьми, как тут же уразумел: под охраной рохли Шольца находится огромное количество никем не востребованного бензина и дизельного топлива. Кралик немедленно связался со Шпачеком и поинтересовался: можно ли реализовать на черном рынке крупные партии авиационного бензина В4 и дизельного топлива J2? Ответ был получен немедленно: можно, и в любом количестве. Теперь оставалось заполучить сокровища. И Кралик начал обработку Шольца.
Влюбленный оберштурмфюрер желал осыпать подарками свою возлюбленную, и Кралик предоставил ему эту возможность. Шольц стал дарить госпоже Мюллеровой французские духи, тончайшие шелковые чулки, а на день рождения подарил прекрасные бриллиантовые сережки. Не говоря уже о разных простых, но страшно дефицитных в военное время вещах вроде настоящего бразильского «мокко» и шоколадных конфет. Шольц не предавал ни фюрера, ни Германию, нет! Просто Кралик с ловкостью профессионального афериста легко и ненавязчиво довел до него мысль, что запасы горючего все равно не пригодятся на фронте, а так или иначе либо будут уничтожены ротой охраны аэродрома при очередном прорыве русских или американцев (соответствующий приказ лежал в сейфе Шольца); либо спалят дотла город, если сумасшедший Швальбе добьется одобрения своего безумного плана у начальства. И Шольц сдался.
Швальбе и не подозревал, что большая часть горючего увозилась любезно предоставленными из Праги грузовиками на склады черного рынка, а в установленных в штольнях бочках под несколькими сантиметрами бензина или дизельного топлива находилась обычная вода. Взрывчатка в штольнях была настоящая, но ее было настолько мало, что городу ничего не грозило, кроме нескольких ручейков с мазутными пятнами.
Но Швальбе ничего этого не знал и предавался сладостным мечтам о грядущем уничтожении проклятого города, любовно поглаживая спрятанный в сейфе рубильник, которым должны были быть приведены в действие запалы в заминированных штольнях.
Город жил мирным ожиданием. Швальбе с нетерпением ждал момента, когда можно будет привести в действие вожделенный рубильник, а все остальные жители города, включая наших влюбленных и господина Кралика, с таким же нетерпением ожидали окончания войны и начала новой, счастливой жизни.
Вот так и жил городок Чески Градец (он же Фридрихсбрюк), не ведая, что к городу уже приближается странная колонна грузовиков с таинственным профессором Боргом, а с неба вскоре посыплются англо-американские коммандос.
