ГЛАВА 53
— А, придурок явился!
Ле Биан и не думал, что его встретят по правилам дипломатического протокола, но от этих слов Леона он онемел. Леон только что провел группу туристов по горам вокруг Юсса и теперь спускался к деревне. На голове у него был натянут непременный берет.
— Вы еще не бросили дурью маяться? Может, думаете, вас тут никто не примечает, как вы бродите? Да о вас только и говорят!
— И уж, верно, ничего хорошего? — сказал Пьер. Дар речи все-таки вернулся к нему. Леон пристально посмотрел на него и изобразил гримасу, которая на его лице могла сойти за улыбку:
— А то! Чтоб тебя выгнали из «Источника» — это уметь надо! Там хозяйка людей не разбирает, если уж залучила к себе.
— Должно быть, ей моя физиономия не понравилось. Мне бы с вами сейчас поговорить.
— А если я отвечу, что мне вам сказать нечего? — все так же грубо ответил Леон.
Ле Биан понял, что попал в цель и теперь главное не упустить момент.
— Поговорить о Сопротивлении, — сказал он.
Леон опять посмотрел на него, но уже совсем другими глазами. Теперь правильней было бы сказать, что он в собеседника вглядывался. Он пошел было дальше, но через несколько шагов передумал, развернулся и зашагал туда, откуда пришел: к крутому горному обрыву над долиной.
— В горы со мной не пройдете?
Ле Биан кивнул и последовал за Леоном. Долго они шли, не обмениваясь ни словом. Ле Биан молчал и думал. Он вспоминал участников Сопротивления, которых когда-то встретил в Руане, а больше всего — Жозефину. Шагая теперь с этим странным дяденькой, он убеждался: именно ради нее он втянулся в эту новую авантюру. В память ее улыбки и смеха он бросил спокойную жизнь, не слишком толковых, но довольно симпатичных учеников, общество добрых приятелей. Он думал: быть может, она смотрит на него оттуда, где она сейчас. Когда-то она вытолкнула его из повседневной рутины, и он совершил поступки, на которые не считал себя способным. Но когда ее не стало, обыкновенная жизнь опять пошла своим чередом. И вот, ввязавшись в новый бой, он думал, что вновь не огорчит Жозефину.
«Вера наша не может погибнуть».
Леон с Пьером добрых полчаса шли под жарким солнцем и пришли в тенистую рощицу. Посредине ее было место для костра — зола и несколько головешек, — а рядом с ним два больших плоских камня. Леон сел на камень и сказал:
— Вы только не думайте, будто это скамьи катаров. Задница сеньора де Мирпуа на них не опускалась. Это я тут устроил такой райский уголок. Как надоест отвечать все на одни вопросы, я сюда ухожу.
Ле Биан посмотрел вокруг себя и подумал, что этот уголок на горном склоне и впрямь можно назвать райским. Кроме костра и каменных скамеек, Леон устроил здесь небольшой бассейн для воды и даже что-то вроде веревочного гамака. Ле Биан осматривал все вокруг, а Леон смотрел на него и тихонько радовался.
— Так, как я, эти горы никто не знает. Вот поэтому боши с полицаями так меня и не словили. А эта медаль — она за то, что я пришил эту сволочь фон Графа, которого СС прислала к нам на шею. Пиф-паф — и нет фашиста!
Леон невольно как раз перекинул Пьеру мостик для его вопроса.
— Вы эту девочку знаете? — спросил Ле Биан, достав из кармана фотографию Филиппы с родителями.
Леон не задумался ни на секунду:
— Еще бы! Конечно, знаю — и ее, и родителей ее разлюбезных. Я другим зла обычно не желаю, но по этим, честно скажу, не плакал. После войны они получили, что заслужили. Я и бошей, как видите, не люблю, а французов, что у них с руки ели, — так и подавно.
— Ее только что застрелили.
Леон ничего не ответил, но на лице у него отразилась тревога.
— А вот эту газетку я нашел у нее, — продолжал Ле Биан и показал отчеркнутый заголовок. — Она хотела с вами встретиться?
Леон захрустел пальцами. Ле Биан никогда бы не подумал, что такой человек может так нервничать. Леон подыскивал слова для ответа.
— Знаете, — сказал он, наконец, совсем не с тем апломбом, что всегда, — я думаю, месть — не очень хорошее чувство. Тут не то что христианство, но, по-моему, она больше вредит тому, кто мстит, а не жертве. Понимаете меня?
— Понимаю, — а что эта девушка?
— Да, она вышла на меня, я отказался ей помочь. Я знаю, таких много в наших местах, что прячутся или живут в позоре. Пусть они сами со своей совестью разбираются. У меня была своя война, а теперь я отвоевался!
Леон опять заговорил командным голосом. Минута смятения прошла. «Еще немного, — подумал Ле Биан, — и он меня отсюда выставит».
— Меня она тоже звала на помощь. А кого она могла бояться? Кто ее мог ненавидеть?
— Да все, кто страдал от скотов — начальничков при Виши вроде ее отца, черт побери! Все, кто потерял близких только потому, что они боролись за свою страну.
Ответ был недвусмысленным, только не на тот вопрос, который задавал Ле Биан. Но историк не дал Леону уклониться:
— Вы же меня поняли. Кто ее мог ненавидеть до того, что убил ее?
Леон поднял с земли большую палку и стукнул по земле:
— Эй, молодой человек, ты мне уже надоел! Только ты, я вижу, честный парень, поэтому я тебе не дам этой палкой под зад. Говорят, будто кое-какие монахи в этих делах нечисты. Пошарьте-ка в Фоншод, — добавил он и встал со скамейки. — Ну, пошли, у меня дел хватает!
Назад в Юсса они шли так же молча, как и в гору. Ле Биана это нисколько не тревожило. Он вспоминал короткую остановку около аббатства и беглый рассказ Шеналя.