ПРИНЯТИЕ РЕШЕНИЯ
Разговор Прозорова и его шефа — генерала Ладыгина — затянулся на два часа — столько времени заместитель начальника управления выделял для рандеву сотрудникам среднего звена не часто.
Впрочем, Прозоров, любимец генерала, под чьим началом тот отслужил уже двадцать лет, пользовался известными привилегиями во внеочередных визитах в начальственный кабинет и в нелимитированном пребывании наедине с шефом.
— С армейскими нашими жуликами мы разберемся, — говорил генерал. — И каждому воздается — это, Ваня, вопрос времени и добросовестного следствия, благо, его нам вернули демократические, х–ха, власти! А вот что делать с Егоровым этим?.. Серьезный перчик! Он только судно назвал, и все?..
— Если бы я мог его додавить, то…
— Понимаю… — Генерал скривился досадливо. — Вот… времена! С какой-то шпаной, как с папой римским, канителишься в реверансах… А может, попробовать пожестче, а?
Прозоров, невесело улыбнувшись, посмотрел на часы.
— Во–первых, не наша компетенция… Во–вторых, пять минут–назад, если верить расписанию, взлетел самолет, уносящий его на Канарские острова. К законному иностранному дому и законной жене.
— В нашем мире расстояния не спасают, — проронил генерал.
— Но все-таки затрудняют общение, — заметил полковник.
— Это… да. — Генерал подавил вздох. — Итак. Заказчик взрывчатки неизвестен, адресат — тоже, назначение — и подавно. Где сейчас судно, выяснил?
— Болтается у норвежских берегов.
— Почему болтается?
— Сильный шторм. Утихомирится стихия, двинутся исследовать "Комсомолец".
— Не нравится мне этот интерес к нашим подводным лодочкам, — произнес Ладыгин задумчиво. — Как бы чего не вышло…
— А что может выйти? — спросил Прозоров. — Ничего… Я уже говорил со спецами. Да, на дне лежат готовые арсеналы для террористов. Поднять их на поверхность стоит не так уж и дорого, если задасться такой целью. Но для этого необходимо иметь спецоборудование. Минимум — маневренный батискаф с универсальными манипуляторами и специальными резаками. Максимум — подводных роботов, управляемых с борта. Ничего подобного на "Скрябине" нет. Батискаф, правда, имеется, но такой… прогулочного типа…
— Кстати, — задумчиво перебил Ладыгин, — одна из боеголовок на "Комсомольце" лежит прямо под дырой в корпусе диаметром полтора метра. Имей необходимые приспособления, можно достать ее за несколько часов.
— А… почему, собственно, на государственном уровне…
— А потому, — перебил генерал недосказанный вопрос подчиненного. Потому что нет свободных денег, потому что существует риск нарушить целостность боеприпасов и заразить море, потому что, в конце концов, всем наплевать! Лодки лежат далеко и глубоко, они вроде бы и существуют, но — где-то… И еще: зачем вытаскивать на сушу дерьмо — чтобы, поносившись с ним и не зная, куда приткнуть, вновь утопить его в океане?
— А заводы по утилизации? — спросил Прозоров.
— От Норвежского моря до челябинского химкомбината "Маяк$1 — путь золотом выстлан, — сказал Ладыгин. — К тому же со спецэшелонами — беда! В Северодвинске — три десятка списанных атомоходов и их частей, полнейший запар… На Дальнем Востоке приличные хранилища, но опять-таки — дорога… И между прочим, хранилища не резиновые, а сейсмология там — ого–го! Если тряхнет как следует, читайте, граждане всего мира, Апокалипсис и примеряйте его ужасы на себя.
— Ну а норвежцы?
— Норвежцы — тоже люди, — сказал генерал. — И потому волнуют их в первую очередь приоритеты сегодняшнего дня, а не завтрашнего. Там, где лежит "Комсомолец", ими добывается восемьдесят процентов экспортной рыбы. А мировой рынок диктует жесткие условия. Поэтому даже их пресса помалкивает, тема запретная… В общем, на суд потомков явка необязательна, принцип известный. Ну и нам в этом кабинете ничего не решить. Поэтому так: тема грустная, однако лодки — лодками, а взрывчатка — взрывчаткой.
— Мое мнение такое, — сказал Прозоров. — Исследование лодок — ширма. И заботит меня то, что судно крутится недалеко от Ирландии. Может, товар предназначен туда? Ирландских п судин в Норвежском море–тьма…
— Перегруз? — спросил Ладыгин напряженно.
— Или выгрузка в ирландском порту… — произнес Прозоров. — Думаю, имеет смысл связаться с их властями. Причем немедля.
Ладыгин меленько хохотнул:
— Сначала, Ваня, давай свяжемся с властями здешними. — Указал в потолок. — И если получится связаться с ними немедля, как ты говоришь, считай, повезло. А уж насчет всяких там ирландских сфер… Ну, чего я тебе объясняю, ты не вчера в Контору пришел. Ладно! — рубанул сухеньким ребром ладони по столешнице. — Что по экипажу?
— Весь отдел на Лубянке глаз не смыкает, — сказал Прозоров. — Но с выводами пока… А! — Хлопнул себя по лбу. — Старшим помощником там — отставник КГБ. Из управления "Т". Некто Сенчук. В бытность свою, кстати, плавал именно на "Скрябине".
— Ну вот уже интересная деталь, — заметил Ладыгин. — Что это пенсионера в море потянуло? А в министерстве что говорят? Там же чекисты в кадрах еще не перевелись, смотрят в оба…
— В оба-то в оба, но, похоже, через розовые очки, — сказал Прозоров недовольным голосом. — Практически вся команда — иностранцы. Но данный факт никого не волнует. Денежки уплачены сполна, судно застраховано…
— Ну это, положим… — неопределенно откликнулся Ладыгин, почесав затылок, — в порядке текущего момента… Свобода… Не на атомную же подводную лодку их набирали… В общем, ситуацию я уяснил. С руководством ФСБ свяжусь немедленно, затем, благо, что вызван, пойду в известный тебе кабинет, оборудованный всеми удобствами, попытаюсь доложить… Ну и послушаю мнение, если доведется… А ты продолжай копаться в личном составе… Судна, имею в виду. Вдруг какие-то концы? Егорова, конечно бы, выдернуть, попрессовать…
— Процесс затяжной, — мрачно отозвался Прозоров. — И неясный в своем результате.
— М–да. Ничего… обойдемся. Пусть загорает, поганец. Наверняка не в запланированный отпуск подался, а после встречи с тобой решил псребдеть, уверен… Единственное, чего боюсь, — правильно ли он обозначил судно? Да и вообще: такой соврет — недорого возьмет. Может, взрывчатка уже в сторону Чечни едет?..
— Не исключаю, — в угрюмом согласии наклонил подполковник лобастую, с залысинами голову.
Когда время приблизилось к полуночи, они встретились в кабинете генерала вновь.
— Ну, что начальство? — спросил Прозоров, потирая воспаленные от усталости глаза. — Прониклось?
— Судно относится в настоящий момент к Гринпису, — ответил Ладыгин, и в интонации его Иван Васильевич уловил нотки, присущие директору службы. — Если мы ударим в набат и произойдет утечка информации, кто именно в него ударил, то мировая общественность обвинит всякого рода спецслужбы в утаивании экологической информации и препятствовании работам законной научной экспедиции…
- Aгa, — сказал Прозоров равнодушно.
— Вот и "ага". Теперь насчет связи с ирландцами… Тут, кстати, я согласен с руководством… Представляешь, к чему этакая доверительность может привести? К выводу: русские преступники содействуют ирландским террористам! Это — лозунг начальный. А дальше — пошли расцветать пышным цветом всякие домыслы… Я тебе вот что скажу, Ваня: у нас один нелегал в Канаду внедрялся, когда там всех наших убогих принимали… Так всех приняли, а ему отказали. Прогорел! На одном простом вопросе в анкете: имели ли вы отношение к структурам, содействующим власти? От членства в КПСС он отказался, от комсомола — тоже, а вот насчет народных дружинников — дал маху, подтвердил: да, мол, поддерживал общественный порядок, поскольку вообще к порядку склонность Имею, что и вам на Западе в людях очень даже нравится! И что в итоге? А в итоге они анкетку отложили, и в качестве беженца–эмигранта он не прошел. Потому что, по их мнению, дружинник связан с милицией, милиция — с КГБ, а значит, к нам, бедным богатым канадцам, пытаются заслать шпиона!
— Короче, наше начальство мыслит по типу иммиграционных западных властей? — спросил Прозоров терпеливым тоном.
— Это — что! — сказал генерал. — В ФСБ насчет лодок и боезапасов мне объяснили так… — Он надул щеки. — А при чем, собственно, здесь государственная безопасность? Это — вопрос МЧС. И ученых.
— Короче, я могу идти отдыхать, — подытожил Прозоров равнодушно.
— Знаешь, Ваня, пока я возвращался сюда, пришла мне одна идея… Генерал выдержал паузу, словно раздумывая над тем, стоит ли идея того, чтобы произносить ее вслух. — Прикинул я: случись чего, будем мы с тобой виноваты прохлопали. Все собственные отмашки начальством забудутся, зато сразу припомнится, что тема разрабатывалась и не доработалась… Короче, тебе надо попасть на "Скрябин".
— И каким же образом?
— Гольфстрим он еще не пересек, дрейфует, а до Норвегии путь недолог. А там в порту наши суда… Дадим команду, и полетишь ты, скажем, уполномоченным МЧС. Мол, спохватились, что экспедиция лезет в круг их задач, хотят проконтролировать…
— И чего я там буду делать? Один и без оружия?
— С оружием придумаем, со связью тоже, — сказал Ладыгин. — А там уж–по обстоятельствам, война планы покажет…
— А кого на хозяйстве оставить? У меня же половина народа уволилась, одни сопляки, за ними глаз да глаз…
— А кого еще посылать? — с напором спросил Ладыгин. — Кто у нас с твоим боевым опытом остался и с умением из любой волчьей ямы вылезти?
— Ого! — изумился Прозоров. — Дождался я все-таки оценки своих подвигов. Мне как, зардеться?
— На твое усмотрение, — ответил генерал. — Но буду откровенен: приказ от меня тебе не поступит. Рекомендация… да. Поскольку хлопот с твоей переправкой не оберешься, отдел и в самом деле оголится, а, случись с тобой чего, мне эта самодеятельность еще круче станет, чем если в Лондоне их королевский дворец со всей монаршей семейкой к облакам воспарит… Так что сам решай. Или давай скинем тему в ФСБ, транспортникам. По описи, как говорится. И. — с плеч долой! Напишем бумажку и прикроем ей задницы. Ход тебе превосходно известный.
— Обойдемся без бумагомарания, — сказал Прозоров. — Еду. Сейчас на Лубянку, сложу с себя все командировочные полномочия, и… Игра, думаю, стоит свеч.
— Обойдемся… — задумчиво повторил за ним Ладыгин. — Но вот в какую цену обойдутся свечи? А?
Уже поздней ночью, спустившись с шестого этажа желтого старого здания, олицетворяющего для всех граждан России, да и не только ее, бывшее ЧК со всеми ее ужасами и репрессиями, Прозоров, протопав лестницами и переходным коридорчиком, связывающим действующие службы и их рупор — центр общественных связей, вышел из деревянных дверей подъезда 1–А.
Столь путаный маршрут в недрах здания госбезопасности объяснялся тем, что он оставил в машине, стоявшей у фасада "Детского мира", кепку и плащ, а к вечеру над городом грянул обильный снегопад. Путь же от данного подъезда до автомобиля был наиболее краток.
Добрел до личного транспортного средства, опустил на лобовое стекло вздернутый левый "дворник", означавший для комендатуры ФСБ, переодетой в форму ГАИ, а также для местных незашифрованных служб, ведающих парковкой, что, дескать, машина "своя".
Лязгая зубами от холода, уселся за руль, пустил движок. Рассеянно глядя на мельтешащий в свете фонарей первый сырой снежок и малиновые стоп–сигналы, вспыхивающие на светофоре у Политехнического, задумался, отчего согласился на предложенную генералом авантюру.
"Старик начал смелеть, как мальчишка, — мелькали мысли. — Чувствует отставку? Или обрыдло едва ли не полувековое пресмыкание? Наверное…"
А почему он, Прозоров, ввязывается в это сомнительное предприятие по проникновению на судно? Впрочем, ответ прост: устал. Устал от бесконечной полосы нынешнего кабинетного застоя, последних муторных дел, не отмеченных реальным результатом, от скучной квартиры с постаревшей сварливой женой, от острого желания каких-то неясных перемен. Да еще эта грядущая московская зима гнилая и грязная. С вожделением ожидаешь ее конца, дачного отдыха, шашлычков в хорошей компании на природе, а лето опять обманет, промчится — не уследишь, и снова этот серый снег, облепленные грязью машины и тусклые казенные коридоры… Впрочем, и командировочки есть: Чечня, Таджикистан, даже Ирак… Редкие, да меткие.
Эх, вот в чем дело, Иван Васильевич! Застоялся ты! А потому как ни увиливай, а трепещет по–ребячьи твоя душа в предвкушении романтики: подводные лодки, загадочный Бермудский треугольник, если доведется, конечно, его навестить; новая жизнь, новые люди….
Хотя ожидать любви и дружбы от этих неизвестных попутчиков не приходится: если Егоров не соврал и судно действительно перевозит контрабанду, то на борту определенно существуют те, кто ее сопровождает, а значит, предстоит вступать в нешуточное противоборство с врагами.
Что же, не привыкать. Он, в конце концов, опытный боевой офицер. К его шкуре пристреливались афганские "духи", памирские и чеченские боевики, бандиты всех мастей и оттенков; кое-кто целостность шкуры подпортил, но такова ее судьба: воинский кинжал всегда имеет отметины… Хотя бы и от стопорящей скобы в ножнах. Но в отличие от оружия, притупляющегося в схватке, жало бойца схватка правит, как ремень бритву, а уютные кабинетные ножны его как раз неуклонно тупят…
Следующим утром, в разговоре с доверенными людьми из Министерства Морфлота, прояснилась забавная информация: на "Скрябин" во что бы то ни стало стремился попасть представитель заказчика экспедиции, уже вылетевший в Норвегию и арендовавший там, вероятно, через высокие личные знакомства местный вертолет, должный доставить его на борт.
Прозоров связался со "Скрябиным", дав в категорической форме приказ капитану: на судне обязано присутствовать ответственное лицо из МЧС, отвечающее за инспекцию затонувших атомоходов.
Со "Скрябина" без задержек поступил ответ, что данному официальному представителю надлежит позвонить в Норвегию, где находится спонсор экспедиции, и, набрав указанный номер, Иван Васильевич услышал голос с характерным, хотя и неопределенным в национальном признаке, восточным акцентом.
В голосе звучало недовольство и недоумение перед этакой заполошностью МЧС, однако подполковник жестко разъяснил, что за ошибки, вызванные благодушием безответственных чиновников, он не отвечает, атомоходы представляют собой источники повышенной опасности и, не прибудь он на "Скрябин", экспедицию придется остановить.
После данного угрожающего заявления голос восточного человека претерпел изменения в сторону всестороннего подчинения и согласия, Прозорову посулили машину, должную отвезти его из столицы Норвегии на периферийный аэродром, и даже высказали желание встретить высокого гостя в международном аэропорту.
От последнего предложения подполковник отказался — встретить его уже обязался заместитель военного атташе, кому генерал Ладыгин поручил разработать детали перемещений Прозорова по территории иностранного государства.
Следующим утром, снабженный дипломатическим паспортом, Прозоров прилетел в Осло, где нанес краткий визит коллегам, наделенным дипломатическим иммунитетом. Коллеги вручили ему чемоданчик с телефоном спутниковой связи, спецсредствами и девятимиллиметровым полуавтоматическим пистолетом "узи" с двумя запасными обоймами.
Раскланявшись с загранработниками, Иван Васильевич отбыл на захолустный приморский аэродром, где его ожидал вертолет.
Встретивший его спонсор экспедиции — мужчина лет пятидесяти, высокий, с волевым лицом и пронзительными черными глазами — представился как Халид Ассафар.
Он был одет в теплые брюки, куртку- $1аляску" и в башмаки на толстой подошве. Только что, чувствовалось, купленная вязаная шапочка никак не сочеталась с глубоким тропическим загаром его лица, отмеченного чеканно–рельефными чертами, выдающими и породу, и волю.
— Родина приказала… — виновато развел руками Прозоров. — Вы должны нас извинить. У нас трогательное отношение к своим помойкам, даже если они далеко от дома…
Собеседник, снисходительно улыбнувшись, царственным жестом махнул рукой — дескать, чего уж…
Представители местных властей, с отчужденной задумчивостью изучив зелененький паспорт и международное предписание, выданное Прозорову, на досмотре его багажа, как и полагалось, настаивать не решились.
Рассекая винтами завесь ледяных нитей вечерней мороси, железная птица поднялась ввысь, уходя во мглу, скрывавшую пространство неразличимого промозглого моря.
