— Это вы, Скорцени? — повторил свой вопрос Гитлер, словно не верил, что черная телефонная трубка, которую он держит сейчас в руке, способна воспроизводить тевтонский рык первого диверсанта империи.

— Я, мой фюрер.

— Вы — истинный солдат рейха, Скорцени. У Германии нет более храброго и преданного солдата, — взволнованно проговорил фюрер. Обычно, говоря по телефону, он как бы выкрикивал каждое слово, преподнося его слушателю в форме жесткого неоспоримого приказа. Даже если это была личная просьба. Но теперь он тяжело, натужно дышал в трубку, стараясь говорить как можно тише, а значит, доверительнее. Хотя временами Скорцени едва мог слышать его. — Этой услуги я никогда не забуду. Я уже сказал Гиммлеру, что СС может гордиться таким штурмбаннфюрером.

— Простите, мой фюрер…

— Я не оговорился, партайгеноссе, — окреп голос Гитлера. — Именно штурмбаннфюрером.

— Благодарю, мой фюрер, — тоже чуть повысив голос, отчеканил Скорцени. Он испытывал искреннее уважение к человеку, вернувшему Германии ее былое величие, вознесшему ее на гребень воинской славы. Но никогда не ощущал страха перед ним. А потому, как и с Гиммлером, Геббельсом, Кальтенбруннером, всегда держался независимо. Он, человек, знающий себе цену и ясно видящий собственный путь, мог позволить себе такое. Да, собственный путь… — Я жду приказа.

— Конечно, конечно… — замялся фюрер. — Мы подумаем над тем, чтобы в истории рейха вашему подвигу было отведено достойное место. Освобождение дуче, вся эта операция в Италии потрясли и союзников, и, тем более, врагов. Они поняли, что в мире не существует ничего такого, что не было бы под силу бессмертному черному легиону СС, службе имперской безопасности. И пусть они там, за Ла-Маншем, за океаном и Днепром, всегда помнят об этом. Вы слышите меня, гаупт… то есть штурмбаннфюрер?

— Я внимательно слушаю, мой фюрер. Преданные мне люди готовы к выполнению любого приказа в любой точке планеты. Буду стремиться, чтобы черный легион пополнялся талантливейшими диверсантами.

— Талантливейшими!

Скорцени взглянул на стоящего рядом по стойке «смирно» Ланцирга. Тот понял, что и так слишком задержался. Его подводило любопытство. Очень уж хотелось присутствовать при разговоре с Самим.

Развернувшись, Ланцирг неслышно прикрыл за собой дверь.

— Как чувствует себя наш гость? — Скорцени не нужно было объяснять, кого фюрер называет «гостем».

— В полной безопасности. С волнением ждет встречи с вами. Не терпится определить будущее свое и Италии.

— Италия уже избрала путь. Избрала давно. Я переговорю с ним. Чуть позже. Ганс Бауер получил мой приказ. Завтра вы и наш гость будете в ставке. А пока позаботьтесь об исключительной безопасности гостя. Ис-клю-чи-тельной.

— В этом не может быть никаких сомнений.