С той минуты, когда Отто Скорцени переступил порог кабинета Гиммлера, общая беседа их продлилась почти час. Но и после того, как рейхсфюрер отпустил Власова и Гелена, Скорцени было предложено задержаться.

– Кальтенбруннер уже здесь? – негромко спросил Гиммлер возникшего на пороге личного порученца, штандартенфюрера СС Брандта.

– Так точно. Обергруппенфюрер ждет.

Гиммлер болезненно поморщился, пытаясь вспомнить, о чем еще хотел спросить полковника-коротышку, но, так и не вспомнив, аристократическим движением руки позволил ему уйти, обронив:

– Приглашайте.

– Очевидно, вы решили, что ваше следующее задание будет связано с Россией? – поинтересовался Гиммлер у первого диверсанта империи, тем же величественно-ленивым движением руки отвечая на приветствие начальника полиции безопасности и службы безопасности Кальтенбруннера и сразу же указывая ему место напротив подхватившегося штурмбаннфюрера. – Что вас направят вместе с русским генералом в тыл красных?

– Посылать меня в Россию вместе с Власовым бессмысленно, господин рейхсфюрер. Его слишком хорошо знают в высших армейских кругах. Но когда ваш адъютант сообщил, что у вас находится Власов, я среди прочего предположил, что речь может идти о разгроме штаба одного из советских фронтов. Или о похищении одного из командующих.

– Кого, например? – заинтригованно поинтересовался Гиммлер. И Скорцени уже чуть было не пожалел, что подбросил ему идею о столь опасной авантюре. – Неужели Рокоссовского, пострадавшего в свое время от Сталина и, наверное, затаившего обиду?

– Скорее, Жукова.

– Жукова предпочтительнее, нежели Малиновского.

Оба рассмеялись: это напоминало некую словесную штабную игру на знание имен вражеских полководцев. Тем не менее Гиммлер тотчас же посмотрел на Кальтенбруннера, как бы молча, взглядом, советуясь с ним.

– Но если вдруг подобная идея действительно одолеет наши штабные умы?.. Вы, лично вы, Скорцени, согласились бы совершить нападение на штаб какого-либо из русских фронтов?

– Операция для группы германских камикадзе?

– Согласен, это был бы «полет без парашютов и с заправкой горючего в один конец». Но вспомним, сколько подобных «полетов» каждый день вынуждены совершать на всех фронтах наши войска, предпринимая сотни атак, контратак, наступлений и антипартизанских рейдов.

– Последовал бы приказ, господин рейхсфюрер. Добровольцы у нас найдутся. Вспомним, сколько их нашлось, когда понадобились пилоты-смертники для ракет Фау-2. Тогда в «Отряд военных космонавтов» мы набрали более двухсот человек, оставив без удовлетворения просьбы еще стольких же парней из СС.

Гиммлер никак не отреагировал на эти аргументы обер-диверсанта. Он вообще не нуждался в каких-либо доводах. Сейчас он весь был погружен в неожиданно нахлынувшие диверсионно-романтические мечтания.

– А что если действительно забросить группу коммандос и похитить или убить маршала Жукова?

«Чтобы никогда больше ты не подбрасывал рейхсфюреру подобные идеи! – словно заклинание внушал себе Скорцени. – Дьявол тебя расстреляй, если ты еще хоть однажды решишься предложить ему нечто подобное, смертоубийственное. Любой диверсионный бред он готов воспринять как тщательно разработанную операцию!» Однако вслух полувальяжно произнес:

– Если говорить честно, после операции по освобождению Муссолини меня больше занимает личность Сталина.

Гиммлер и Кальтенбруннер удивленно, нет, скорее всего, заинтригованно, переглянулись.

– Видите ли, Скорцени, – долго и старательно протирал стекла своих очков Генрих Гиммлер, – Россия – не Италия. При том способе жизни, который ведет «вождь всемирного пролетариата», и его режиме охраны… – он покачал головой.

– Согласен, в данном случае речь скорее должна идти о покушении, – согласился Скорцени, взглянув при этом на Кальтенбруннера. Но тот продолжал удивленно поглядывать то на него, то на Гиммлера, все еще не решаясь вклиниваться в не совсем понятный ему разговор. Ко всему, прочему он еще и плохо представлял свою роль в этой беседе.

– Значит, только о покушении? – не сумел рейхсфюрер скрыть своего разочарования. Сейчас он вновь начинал вести себя так, словно уже отдал приказ о нападении на Московский Кремль.

– Поскольку не думаю, чтобы похищение каким-то образом изменило ситуацию в России или на Восточном фронте, – неожиданно завершил свою мысль штурмбаннфюрер.

– В том-то и дело, – согласился Кальтенбруннер, решив, что и ему тоже пора вступить в разговор и высказаться. – Похищение Жукова, Василевского, да, по-моему, даже Сталина на данном этапе уже мало что изменило бы в положении на Восточном фронте. Может быть, только придало бы русским ярости, да отразилось бы на судьбе тех наших генералов, которые оказались в русском плену.

Гиммлер удивленно взглянул на шефа Главного управления имперской безопасности. От кого угодно он ожидал воспринять встревоженность за судьбу пленных германских генералов, но только не от него.

– Объясню, что ни у фюрера, ни у меня пока что не возникало желания затевать подобные операции, – мрачно объяснился Гиммлер. – Разве что вы, Кальтенбруннер, бог и покровитель всех наших диверсантов, действительно вынашиваете какие-то конкретные идеи. Но это тоже не большой грех.

– Подобная роль, скорее, для Шелленберга, – невозмутимо отреагировал обергруппенфюрер.

– Мы же с вами, – взглянул Гиммлер на стоящие на камине часы, – пока что должны быть озабочены тем, что происходит не в столице нашего закоренелого врага, а в столице самого преданного друга, в Будапеште.

Рейхсфюрер выдержал паузу, достаточную для того, чтобы взглянуть на Кальтенбруннера и Скорцени. Его интересовала реакция. Она была. Оба покровителя диверсантов переглянулись и молча уставились на Гиммлера. Они ждали. Разъяснений, вопросов, наконец, приказов.

– В Будапеште? – простодушно переспросил Кальтенбруннер. Он, как никто другой, не терпел излишней дипломатии и недомолвок. – Хорти что-то затевает?

– Притом давно, – отрубил Гиммлер, не вдаваясь ни в какие объяснения по этому поводу.

«Я еще вернусь в этот мир! Я еще пройду его от океана до океана!» – словно заклинание повторил Скорцени полюбившуюся ему фразу, смысл которой уже давно стал его кредо. – Будапешт так Будапешт. Я не собираюсь мучиться терзаниями по этому поводу. Даже если вместо Будапешта была бы названа Москва. Хотя Будапешт предпочтительнее».

– Господа, сегодня утром стало известно, что послезавтра состоится очередное совещание у фюрера.

– Зачастил он что-то, – проворчал Кальтенбруннер, давно утвердивший за собой право ворчать по поводу любых решений, в том числе и фюрера.

– Оно будет касаться положения дел в Будапеште. Не собираюсь упреждать и предрекать события. Но уверен: положение в Венгрии сейчас таково, что фюрер не решится обойтись без помощи службы безопасности.

– Не обойдется, – уверенно пробасил Кальтенбруннер. – Это невозможно.

– Кстати, вы должны знать, что фюрер остался крайне недовольным встречей с адмиралом Хорти, особенно тем, как вызывающе вел себя регент, уверовавший, что он волен выходить из союза с Германией, когда ему заблагорассудится, открывая путь русским войскам к сердцу Австрии.

– Возмутительно, – простудно прохрипел Кальтенбруннер.

– Вот почему высшему руководству рейха стало понятно, что ситуацию в Будапеште следует брать под свой контроль. Там должны быть другой правитель и другое правительство. При этом не обойтись без ваших коммандос, как любят величать своих парашютистов и диверсантов англичане.

– Мы готовы выполнить любой приказ, господин рейхсфюрер.

– До приказов пока что дело не дошло. Иное дело, что сегодня же вы получите извещение о вызове в ставку фюрера. Подготовьтесь к тому, что разговор пойдет о Венгрии. Сотрите пыль с венгерских досье, вспомните имена наших агентов и адреса явочных квартир. Соберите все, что касается адмирала Хорти, его сына, тоже Миклоша, или, как его еще называют, Николаса Хорти, и их ближайшего окружения. И еще, наройте все, что только возможно нарыть о нашем новом высокопоставленном друге – Ференце Салаши.

– Такой же негодяй, как и Хорти, – немедленно отрекомендовал его Кальтенбруннер. – Но есть одно достоинство: уже в течение многих лет мечтает стать венгерским дуче.

– Правильно замечено, Кальтенбруннер, – достоинство! В данном случае это его единственное, но крайне важное для нас достоинство. Так используем же его. Словом, я не хочу, чтобы вы предстали перед фюрером ничего не ведающими дилетантами.

– Благодарим, господин рейхсфюрер, – ответил Кальтенбруннер как старший по чину. – Мы будем готовы.

«Агентура, связи, явки…» – попытался развить его наставление Скорцени, но запнулся на банальнейшем вопросе: «Чьи связи?» Ведь не собираются же его посылать в Будапешт для того, чтобы он вылавливал пораженчески настроенных венгров, коммунистов и евреев.

Кстати, евреями там сейчас занимается команда оберштурмбаннфюрера Адольфа Эйхмана. Это по его части. Да и вообще, не хотелось бы поступать в распоряжение особого уполномоченного фюрера в Венгрии бригаденфюрера Эдмунда Везенмайера. Бригаденфюрер для того и послан в Будапешт, чтобы лишить Хорти приятной возможности последовать примеру короля Румынии, который не только почти без сопротивления капитулировал перед русскими, но и повернул оружие против своих недавних союзников.

«Неужели фюрер решится похищать Хорти небольшой группой диверсантов, не задействуя армейские части? – размышлял Скорцени. – Это будет непросто. Хорти – остающийся у власти, находящийся в своем дворце в королевской крепости, – это совсем не то, что арестованный Муссолини, пусть даже на вершине горы, в уединенном альпинистском отеле „Кампо Императоре”. Какие-то части в любом случае придется пускать в действие, в том числе артиллерийские и бронетанковые. Но при этом не доводить дело до германо-венгерской войны».

– Да, штурмбаннфюрер, в этот раз речь пойдет о Будапеште, – зачем-то повторился Гиммлер. – Я не зря только что встречался с генералом Власовым. Создавая Русскую освободительную армию, мы постепенно будем перекладывать бремя Восточного фронта на согбенные в колхозных трудах и социалистическом соревновании плечи самих русских. Но только преданных нам русских.

– Вопрос, существуют ли таковые в природе? – проворчал Кальтенбруннер. Поворчать – по любому поводу и в любом кабинете, – такое право шеф Главного управления имперской безопасности добыл для себя давно.

– Беда в том, Кальтенбруннер, что в природе существуют сами русские как таковые. Поэтому давайте не будем предаваться философским изысканиям, – суховато молвил Гиммлер. – Ваша задача – помочь власовцам наладить собственную службу безопасности, создать лагеря подготовки диверсантов и разведчиков, сформировать части, подобные частям СС.

Гиммлер навел стекла своих очков на Кальтенбруннера.

– Нам неминуемо придется взять на себя часть их проблем, – согласно кивнул тот. – Однако прежде следует детально обсудить все с Власовым и уполномоченными им людьми, которые будут заниматься проблемой службы безопасности РОА.

– Об организации подобных встреч позаботятся в Генеральном штабе вооруженных сил, – поднялся Гиммлер, давая понять, что их короткая встреча завершена.

Кальтенбруннер вопросительно взглянул на Скорцени, но тот красноречиво пожал плечами, давая понять, что не знает, о ком конкретно из штабистов идет речь. К их счастью, рейхсфюрер успел перехватить взгляд обергруппенфюрера.

– Непосредственно этими вопросами будут заниматься, – заглянул рейхсфюрер в лежащий перед ним блокнот, – полковник фон Ренне и капитан Штрик-Штрикфельдт.

– Скорцени свяжется с ними, господин рейхсфюрер, – поспешил заверить его Кальтенбруннер.

– Кстати, советую ознакомиться с подготовленным капитаном Штрик-Штрикфельдтом специальным докладом о психологии русского человека вообще и русского солдата в частности, который так и называется: «Русский человек». Брошюрки с его текстом разосланы недавно почти во все сражающиеся на Восточном фронте дивизии вермахта и во все лагеря военнопленных.

– Непременно ознакомимся, – почти клятвенно пообещал Кальтенбруннер, заставив Скорцени ухмыльнуться: уж он-то знал, какого труда стоит Кальтенбруннеру заставить себя прочесть что-либо, кроме приказов.

– Свободны, господа.