В эти дни Фройнштаг уже не решалась оставаться в отеле «Берлин», где ее слишком многие знали, и предпочла переехать в «заезжий двор гестапо» – как называли небольшое крыло в резиденции гестапо и СД, в котором обычно останавливались все сотрудники этих организаций, прибывшие из рейха.

Здесь она, конечно, чувствовала себя в большей безопасности. Но безопасность ее была сродни той, что гарантирована арестанту, заключенному в крепость. Поэтому у Фройнштаг не было никаких оснований радоваться ей.

Единственное, что утешало – будапештская одиссея Скорцени вот-вот должна завершиться, и вскоре им предстоит возвратиться в Берлин. Как всегда в таких случаях, время тянулось до тошноты медленно, лица снующих по коридору сотрудников гестапо давно осточертели, а Будапешт, с его бесконечными дождями и туманами, казался самым холодным, промозглым городом мира.

Вот уже второй час Фройнштаг лежала на диване – в мундире, в сапогах, положив ноги на истертые, замызганные перила, свидетельствовавшие о том, что все, кто останавливался в этом номере до нее, коротали свое свободное время точно таким же образом. Дополняли эту «сцену тоскливого безделья» дымящаяся сигарета и полупустая бутылка вина, стоявшая прямо на полу – чтобы всегда под рукой.

До двух телефонных аппаратов, черневших на небольшом столике, Лилия тоже могла дотянуться, даже не приподнимаясь. Однако, услышав звонок, по привычке вскочила и сняла трубку, но… городской связи. Хотя, к ее удивлению, на сей раз до нее пробивались по внутреннему телефону, который на ее памяти вообще оживал впервые.

– Говорит старший поста унтер-офицер Кронзер, – услышала по-мальчишески тонкий, писклявый голос. Фройнштаг не присвоила бы этому парню унтер-офицерский чин уже хотя бы из-за этого «откровенно неподобающего» голоска. – Вас желает навестить баронесса фон Шемберг. Но у меня нет оснований для того, чтобы пропустить ее.

– Вот это новость! – вмиг забыла Лилия об унтер-офицерских недостоинствах Кронзера. – Мое распоряжение может служить достаточным основанием?

– Никак нет, госпожа… господин… унтерштурмфюрер, – запутался охранник в родах обращения. – Понадобится распоряжение одного из прямых начальников. В данном случае, это…

– Подите вы к черту, унтер-офицер, – прервала его администраторские стенания Фройнштаг. – Передайте баронессе, что через две минуты я сама выйду к ней. Спросите, она с машиной?

Кронзер передал ее вопрос Юлише и тотчас же подтвердил:

– С машиной.

– Чудесно. Есть прекрасная возможность вырваться, наконец, из этой туманной Бастилии, – проворчала Фройнштаг, бросая трубку.

За рулем сидел черноволосый, смуглолицый парень, в надвинутой на глаза кепочке. На Фройнштаг он даже не взглянул, словно опасался открывать свое лицо. Зато баронесса встретила ее ошеломляющей улыбкой, широким жестом предлагая место рядом с собой, на заднем сиденье.

– Это все же произошло! – возбужденно проговорила она, страстно сжимая руку Лилии, как только та закрыла за собой дверцу. – Если честно, мне не верилось, что это возможно. Такая охрана, такие меры предосторожности! Просто-таки невероятно!

– В счастливый исход операции по освобождению Муссолини тоже многим не верилось. Некоторым – до сих пор. Это Скорцени, баронесса…

– Да, фрау Вольф, это Скорцени. Тут уж ничего не скажешь. Кстати, вы могли бы познакомить нас?

– Зачем?.. – вырвалось у Фройнштаг.

– Ну, видите ли…

– Это невозможно, – отрубила унтерштурмфюрер. – Совершенно невозможно, – добавила еще категоричнее.

Баронесса удивленно взглянула на нее и благоразумно решила, что дальше настаивать на знакомстве попросту опасно. Женское чутье подсказывало, что таким образом она не только испортит встречу с эсэсовкой, но и наживет в ней врага.

– Так что же заставило вас примчаться ко мне, баронесса?

– Извините, что примчалась именно к вам. Но, поскольку мы с вами уже знакомы… Не знаю, насколько корректным покажется мой вопрос…

– К делу, Юлиша, к делу…

Услышав это фамильярное, кроватно-уличное «Юлиша», пущенное когда-то в оборот самим Ференцем Салаши, баронесса недовольно передернула плечами.

– Теперь, когда судьба регента Хорти решена… Хотелось бы знать, насколько серьезно господин Салаши может рассчитывать на пост главы государства.

– Требуете, чтобы эти гарантии дала я?

– Вам это вряд ли удастся. Но Скорцени… Многое зависит сейчас именно от «первого диверсанта рейха». В Берлине понимают, что у них нет времени на то, чтобы устраивать президентские выборы, проводить длительные политические консультации. Страна воюет, следовательно, решение должно быть принято немедленно.

Прежде чем ответить, Фройнштаг метнула предостерегающий взгляд на водителя.

– Кароль, – положила ему руку на плечо баронесса, – привык слышать только то, что касается лично его. Но следует заметить, что он уже давно принадлежит к тем людям, которых вообще мало что в этом мире волнует и касается.

– Счастливый же он человек!

– Он о себе такого же мнения.

Сам Кароль в это время молча смотрел на дорогу впереди себя и воспринимал их разговор настолько отстраненно, что Фройнштаг ни на минуту не усомнилась: он действительно ничего не слышит, ничего не воспринимает.

– Однако вернемся к Салаши. Вы и в самом деле уполномочены говорить от его имени?

– От имени Салаши? – почему-то переспросила баронесса. И тут водитель чуть повернул лицо, ровно настолько, чтобы Фройнштаг могла видеть его ироничную ухмылку. – Видите ли, фрау Вольф, я только тем и занимаюсь, что говорю от его имени. Даже когда, казалось бы, говорить должен только он. Впрочем, иногда ему все же приходится вещать от самого себя. Но из этого не следует, что и говорит он своими словами.

«Очень влиятельного фюрера получит Венгрия, едва избавившись от Хорти! – подумала Фройнштаг. – Так, может, взять и поставить во главе этой несчастной страны баронессу фон Шемберг? Предварительно выбив из головы всю ее проавстрийскую дурь? Во всяком случае, тогда венгры хотя бы будут знать, кто именно ими правит».

– В таком случае предупредите будущего вождя Венгрии, что официально с ним еще поговорят. Но при одном условии: задолго до этой беседы он должен четко усвоить ошибки свергнутого контр-адмирала Хорти.

– Он их уже усвоил, – поспешила заверить Фройнштаг баронесса.

– Почему вы так убеждены в этом?

– Уже хотя бы потому, что многие из этих ошибок Салаши и его люди сами помогали Хорти совершать.

– Убедительно, – признала Фройнштаг.

– Однако дело не в каких-то там просчетах Хорти, а в принципиальной позиции: всем нам нужна сражающаяся Венгрия, а не жалкий номинальный союзник, скулящий у ног Германии, как дворняжка – под брюхом у немецкой овчарки.

– Образно сказано. Нам действительно нужна сражающаяся Венгрия, со сражающимся фюрером Салаши во главе, иначе мы его попросту не потерпим. И можете считать, что говорю я это от своего имени, своими собственными словами.

Фройнштаг казалось, что смысл сказанного и довольно резкий тон должны задеть самолюбие баронессы, подкрепленное к тому же амбициями Салаши. Но вместо этого фон Шемберг откинулась на спинку сиденья и, облегченно вздохнув, победно улыбнулась.

– Значит, вопрос о его восхождении решен, – проговорила она, уже не обращаясь к унтерштурмфюреру, а просто так, размышляя вслух. – Наконец-то! Не знаю, какую роль в этом сыграли лично вы, но в любом случае признательна.

– Больше всего меня ценят не тогда, когда я чем-либо помогаю, а когда не становлюсь на пути.

– Не становитесь, ради Бога, фрау Вольф! – вновь благодарственно ухватила ее за руку баронесса. – Никогда не становитесь. Когда на пути возникает обличенная влиянием женщина – это по-настоящему страшно.

– Теперь уже – с какой стати? Всякий Наполеон, – едва сдерживалась Фройнштаг, чтобы не сказать «наполеончик», – имеет право на свои «сто дней». Если только забыть, что к своим «ста дням» Бонапарт шел через полководческий гений, императорский жезл и мужественное, достойное великомученика отречение.

– Если только забыть об этом… – признала баронесса и тронула водителя за плечо. – Здесь небольшой ресторанчик, – указала рукой в сторону двухэтажного особняка с украшенным лепниной фасадом, возле которого они остановились. – Нас уже ждут. Нужно побеседовать.

– Увы, у меня слишком мало времени.

– А если это ненадолго, но очень важно?

– Не думаю, что настолько…

– Не заставляйте похищать вас, как вы похитили бедного Николауса Хорти, кстати, известного в нашем девичьем кругу как Николя де Хорти, – произнесла она имя сына регента на французский манер.

– Мне-то казалось, что наша с вами, Юлиша, тема давно исчерпана.

– Что вы, фрау Вольф! То, о чем мы говорили до сих пор, это так, попутно. К «нашей теме» мы еще, собственно, не подступались.