Уже темнело, когда в штаб Скорцени стали прибывать сначала бригаденфюрер СС Эдмунд Везенмайер, затем штурмбаннфюрер Вильгельм Хёттль и, наконец, явился командир батальона парашютистов штурмбаннфюрер Крунге.

Всех их Скорцени встретил с удивлением, поскольку ни одного из них не приглашал и никаких совещаний в этот вечер не планировал. И все же они, не сговариваясь, с интервалом в каких-нибудь десять – пятнадцать минут, прибыли сюда, в отделение гестапо. Словно в стенах кабинета Скорцени надеялись найти защиту от бурлящего в своем негодовании, готового вот-вот озариться восстанием, чужого и, в сущности, враждебно настроенного к ним города.

Захват коменданта Будапешта генерала Бакаи, командующего венгерской Дунайской флотилией флигель-адъютанта Хорти Коломана Харди и даже самого Николаса Хорти не оставлял сомнений в том, что все это – работа германских спецслужб, и в городе постепенно нарастали антигерманские настроения.

Официально в городе никто не мог знать о прибытии Скорцени. Его имя нигде и никем из служащих министерства иностранных дел или агентов гестапо не упоминалось. О том, что он действительно здесь и по документам является доктором Вольфом, известно было лишь нескольким высокопоставленным венгерским чинам, связанным с разведкой. Но эти люди прекрасно знали цену подобной информации и цену профессиональной тайны. Как и то, что за одно неосторожное слово люди их профессии очень часто платят вечностью молчания. А им приказано было молчать. Причем приказ исходил сразу из двух «штабов»: Хорти и Салаши, и многих патриотов Венгрии это наталкивало на грустные размышления.

И все же в правительственных кругах страны, в контрразведке и в среде журналистов каким-то образом сразу уловили: а ведь во всех этих похищениях чувствуется почерк Скорцени! Они первыми ощутили, что над городом, правительственными кварталами и даже над Цитаделью Хорти – будапештской крепостью, уже нависла зловещая тень «человека со шрамами», тень всего Черного легиона.

Но если Бакаи и Харди в стане адмирала-регента еще готовы были пожертвовать, то наглое похищение сына главы государства, еще вчера казавшегося таким могущественно-неприступным, повергло всю венгерскую правительственную верхушку в шок. Каждый задавался вопросом: что будет дальше? Кто следующий? А все вместе мрачно рассуждали о том, что похищение Николаса Хорти могло означать только одно: регент потерял всякое доверие Гитлера, чья поддержка делала его всесильным и непогрешимым. А коль так – дни его правления сочтены.

Но в таком случае кто же должен будет заменить Хорти и как именно это должно произойти? Пройдет ли смена режима без гражданской войны? А главное, как скоро следует ожидать этих потрясений?

Что касается сроков, то, как оказалось, в прогнозах своих ошиблись все. Решительно все. Никто и предположить не мог, что Хорти оставались уже даже не дни, а часы. Да и те дарованы ему отнюдь не Господом Богом, а штурмбаннфюрером Скорцени, что далеко не одно и то же, ибо молитв и всяческих там покаяний-увещеваний первый диверсант рейха не признавал. Мало того, он терпеть не мог ни молитв, ни молящихся.

Те, кто явился к нему сегодня вечером, тоже пока не знали, как будут развиваться события дальше. Они пришли, чтобы понуждать Скорцени к ускоренным и более решительным действиям. Возможно, считали Везенмайер и Хёттль, сидя здесь, в штабе, Скорцени слишком плохо представляет себе, какую бурную реакцию вызвали его операции в службе безопасности, контрразведке, лейб-гвардии регента и в среде армейских офицеров. Поэтому-то и не понимает, что теперь им нужно то ли срочно организовывать переворот, вовлекая в него всю массу имеющихся под рукой германских войск, то ли немедленно оставлять Венгрию, полагаясь впредь только на дипломатов. Да еще на то, что, используя Николаса, Бакаи и Харди в качестве заложников, руководство рейха в состоянии будет диктовать регенту свою волю.

– Позволю себе заметить, штурмбаннфюрер, – мрачно начал беседу Везенмайер, как старший по чину, – что зверь, преследуя которого мы перешли мадьярский Рубикон, действительно ранен, тяжело ранен.

– У меня тоже закрадывалось подобное подозрение, – вежливо усмехнулся Скорцени.

– Но, опять же, позволю себе заметить, что это куда страшнее, чем если бы он оставался совершенно невредимым.

– Сомнительный тезис, господин бригаденфюрер, но и его я тоже приемлю.

Адъютант Родль уже позаботился о том, чтобы перед каждым из гостей стоял бокал с вином, однако главным объектом его заботы оставался телефон. Его предупредили, что со Скорцени желает поговорить рейхсфюрер СС Гиммлер, который находится сейчас в ставке фюрера «Вольфшанце». Но, похоже, что беседа командующего войсками СС с фюрером основательно затягивается.

– У нас более чем достаточно доказательств того, что теперь Хорти готов идти на союз с кем угодно: хоть с Черчиллем, а хоть с императором Абиссинии, лишь бы только спасти свое регентство и приберечь венгерский трон для сына.

– Страшные слова вы говорите, бригаденфюрер, – не посчитался с его чином «доктор Вольф». – Кто бы мог подумать, что мадьяры способны болезненно реагировать на столь обычные игры спецслужб?!

– Нам не до шуток, штурмбаннфюрер, – попробовал увещевать его генерал СС. – События приобретают зловещие тона.

– Для адмирала Хорти, – охотно согласился с ним Скорцени.

– Не только. Мы должны трезво смотреть на то, что здесь происходит. Вы, Скорцени, наделены фюрером всеми необходимыми полномочиями. Если нужны дополнительные консультации с «Вольфшанце», я готов связаться с Гитлером.

Скорцени поиграл желваками. Это предложение бригаденфюрера слишком отчетливо напомнило ему весь его недавний разговор с Хёттлем. С той лишь разницей, что тогда он отчитывал штурмбаннфюрера за нерешительность.

– Простите, бригаденфюрер, – прервал Скорцени генерала, – я не привык консультироваться с «Вольфшанце» или с Берлином после того, как получил задание из уст самого фюрера. Это не в моем стиле.

Бригаденфюрер взял свой бокал с белым токайским вином и сделал несколько глотков. При этом, как истинный ценитель, он прикрыл глаза и слегка приподнял подбородок, чтобы прочувствовать всю прелесть, весь букет хмельных ароматов этого напитка.

– Не подумайте, штурмбаннфюрер, что мы с Хёттлем собираемся навязывать вам свою волю и способ действия. Однако на правах людей, которые чуть-чуть лучше, острее чувствуют и воспринимают будапештские страсти, мы бы все же решились поторопить вас. Основательно поторопить.

«Дипломаты! – съязвил про себя Скорцени, сохраняя на лице маску невозмутимости. – Они решились бы поторопить нерасторопного Скорцени. Дай им возможность, упусти момент – и вся Германия будет знать, как Везенмайер в одной упряжке с Хёттлем жертвенно исправляли ситуацию, сложившуюся в Будапеште».

Но нет, он не доставит им такого удовольствия.

Хёттль никогда не причислял себя к знатокам венгерских вин и едва ли мог бы отличить токайское от бургундского, поэтому он залпом осушил свой бокал, наполнил, снова осушил, и лишь тогда, с аристократической небрежностью наполняя его в третий раз, произнес:

– Дело зашло слишком далеко, штурмбаннфюрер. Конечно, в нашем распоряжении все еще остаются три батальона, в том числе батальон красавцев-парашютистов нашего друга Крунге, – повел он бокалом в сторону угрюмо смотревшего прямо перед собой десантника, чье кирпично-землистое лицо вполне сошло бы за лицо уголовника, которому несколько лет пришлось провести в камерах-одиночках.

– А что, в этом батальоне служат вполне надежные парни, – молвил Скорцени с таким вызовом, словно бы собирался защищать честь батальона перед сомневающимся в ней Хёттлем.

– Но они все еще дислоцируются на окраинах города. В то время как тысячи вооруженных венгро-цыган находятся в ста метрах от нас. Мы пируем в окружении нескольких десятков тысяч прекрасно вооруженных и неистово озлобленных азиатов, отупевших от своей жестокости и ожесточенных в своей тупости.

– Ошибка, Хёттль, заключается в том, что вы начали издалека, – невозмутимо парировал Скорцени. – А все значительно проще. Ваше появление у меня в столь неранний час я воспринимаю как поддержку моего решения начать штурм городской крепости уже послезавтра на рассвете.

– Что вы сказали? Штурм? На рассвете?! – изумленно переспросил Везенмайер, переглядываясь с Хёттлем и Крунге. Даже десантник и тот оживился. – Но какими силами? Трех батальонов, оказавшихся в центре чужой столицы?

– Вот именно, силами трех батальонов, случайно оказавшихся на рассвете в самом центре венгерской столицы. Или, может быть, вы считаете, что этих сил слишком много, поскольку можно обойтись одним батальоном?

– Да численности этих батальонов нам не хватит даже для того, чтобы как следует блокировать подъезды к району крепости! – воскликнул бригаденфюрер СС. – А ведь кому-то нужно еще и штурмовать саму цитадель. И где гарантия, что на помощь гарнизону не придут другие части, полиция, вооружившиеся горожане?

– Напротив, бригаденфюрер, сил у нас будет более чем достаточно, – с унизительным для генерала спокойствием отстаивал свои позиции Скорцени. – Уж не думаете ли вы, что мы действительно собираемся взбираться на крепостные стены, устраивать многодневную осаду, рыть окопы и брать крепость измором? Мы должны выпотрошить всю эту цитадель в течение часа.

– В течение часа вы хотите овладеть целой крепостью? – не удержался на сей раз уже Хёттль.

– Что, я и в самом деле слишком переоцениваю наши возможности, Крунге?

– Не только я, но и командиры двух других батальонов тоже готовы действовать, исходя из вашего плана, штурмбаннфюрер, – натужным, сиплым голосом ответил парашютист. Когда он говорил, шея его напрягалась и вспучивалась венами, как будто каждое слово ложилось на его плечи и шейные позвонки многопудовым грузом.

– Того самого плана, который до поры держался в тайне, – объяснил Скорцени, упуская то, чем неминуемо должен был бы завершить свою фразу: «В тайне даже от вас». – А теперь, господа, предлагаю закрыть наш дискуссионный клуб и приступить к уточнению деталей самой операции.

В ту же минуту ожил телефон.

– Господин штурмбаннфюрер, – появилась в проеме двери голова адъютанта Скорцени гауптштурмфюрера Родля, – на связи – рейхсфюрер СС Гиммлер! – объявил он хорошо поставленным голосом вышколенного дворецкого.

– Ну вот, бригаденфюрер, – поучительно молвил обер-диверсант рейха, прежде чем снять трубку, – а вы опасались, что мне трудно будет координировать свои действия со ставкой фюрера.

Впрочем, сказанное адресовалось не только бригаденфюреру СС Везенмайеру, но и Хёттлю.

– Что там у вас происходит, Скорцени? – послышался явно взволнованный голос командующего войсками СС.

– Готовимся к окончательной фазе гросс-операции «Цитадель», – спокойно доложил Скорцени. – Собственно, к ней все уже готово. Можно было бы начать уже завтра, но один наш большой венгерский друг попросил подарить ему еще один день для развертывания своих сил.

– Его силы еще могут понадобиться вам, штурмбаннфюрер.

То, что кто-то из венгерских контрразведчиков может прослушивать их разговор, ни Гиммлера, ни обер-диверсанта рейха уже не волновало. Они были уверены, что Хорти осознал свою обреченность, а вся его администрация, как и армейское командование, старательно готовятся приветствовать восхождение нового диктатора – Салаши.

– Четверо командированных вами венгерских чинов – уже в Германии. Надеюсь, вы не собираетесь переправлять сюда весь военно-политический бомонд Венгрии?

– Для Германии это было бы слишком обременительно, господин рейхсфюрер СС. При всем нашем исконно германском гостеприимстве.

Под «командированными венгерскими чинами» Гиммлер имел в виду появление в рейхе Николаса Хорти и трех других захваченных Скорцени высокопоставленных венгров, прибытие которых на борту германского транспортного самолета он только что подтвердил.

– Но вы понимаете, что никакими дополнительными армейскими силами мы вам сейчас помочь не можем? – спросил рейхсфюрер СС.

– В этом нет необходимости. Тем более что к операции будут привлечены подразделения 22-й дивизии ваффен в СС.

Сказав о подразделениях дивизии СС, обер-диверсант напрягся. Дело в том, что до сих пор не было твердого решения о непосредственном участии этой дивизии «зеленых СС» в операции «Фаустпатрон». В Берлине все еще пытались ограничиться действиями нескольких подразделений коммандос, которые якобы поддержали выступление нилашистов. То есть чуть ли не по своей инициативе вмешались во внутренние дела Венгрии.

Штурмбаннфюрер понимал, что с точки зрения дипломатии такой ход был наиболее удобным, поскольку, в случае провала, всегда можно было свалить вину на организатора этой акции, авантюриста Скорцени. К тому же, участие целой дивизии СС могло спровоцировать выступление частей венгерской армии и народного ополчения, превратив обычный дворцовый переворот на германо-венгерскую войну.

Однако Гиммлер прекрасно «расшифровал» стремление штурмбаннфюрера и не стал томить его догадками.

– Ваффен-СС поддержат вас, Скорцени. Приказ об этом командир дивизии получит в течение часа.

– Кстати, я уже говорил о том, что мне понадобится как минимум две танковые роты.

– Ставка командующего германскими войсками в Венгрии выделит вам танки и бронемашины. Это уже оговорено.

– В таком случае, будем считать, что к операции все готово.

Гиммлер как-то неопределенно хмыкнул. Не видя его лица, Скорцени не мог определить, что это означает, однако рейхсфюрер томить его неизвестностью не стал.

– Вы, Скорцени, единственный из боевых командиров, который в эти суровые дни заявляет, что ему вполне достаточно тех солдат, которых ему выделяют, притом что речь идет о столице соседнего государства. Все остальные жалуются и требуют все новых подкреплений, чтобы, получив их, снова жаловаться.

– Это не в моих правилах, – твердо сказал обер-диверсант рейха, порываясь заявить, что в случае отказа в поддержке частями дивизии СС он мог бы справиться и силами своих батальонов коммандос.

– Нам это известно, Скорцени. Фюрер сказал, что он внимательно будет следить за событиями в Венгрии и ждет ваших донесений.

– Они последуют, господин рейхсфюрер.