Усевшись рядом со Шторренном, Лилия придержала его руку, как раз в тот момент, когда он попытался включить зажигание.

– А вот теперь уже торопиться не надо.

Лилии показалось, что она слишком рано покинула этот особняк. Унтерштурмфюрер видела, что баронесса и два каких-то типа, очевидно, те же, что подслушивали их разговор, притаившись за спинами средневековых рыцарей, все еще стоят на ступенях у входа. И это заставляло ее подумать о том, а не задержаться ли? Может, даже стоит пригласить баронессу в машину?

«Не надейся, количество нолей в твоем счете в „Альпийском банке” уже не прибавится, – осадила себя Фройнштаг. – Поэтому сиди и не нервничай».

– Что-то случилось? – встревожился Гольвег. Усевшись позади Фройнштаг, он чуть приоткрыл дверцу и, пригнувшись, с пистолетом в руке, наблюдал за венграми. – Создается впечатление, что нам придется отходить отстреливаясь.

– В том-то и дело, что не случилось, – проворчала Лилия. – Да спрячьте вы свой дробовик, Гольвег. Никто не собирается преследовать нас.

– Не самоуспокаивайтесь, Фройнштаг. У меня предчувствие.

– Странно, никогда раньше оно не озаряло вас.

Теперь Фройнштаг уже почему-то ясно осознавала, что слишком поторопилась прервать беседу. Нужно было попытаться войти в доверие к этой двадцатисемилетней баронессе, выяснить кое-какие нюансы замыслов Салаши, поинтересоваться силами, что стоят за ним и на поддержку которых Юлиша рассчитывает в случае переворота.

«Но разве выведенная в записке сумма гонорара – еще не проявление доверия? – язвительно спросила себя унтерштурмфюрер. И тут же ответила: – А почему бы тебе не предположить, что это всего лишь бумажка? Отвлекающий маневр, проверка перед возможной вербовкой. И потом, ты забыла, что уже после того, как Юлиша вручила тебе эту бумажку с нолями, у нее в комнате зазвенел телефон, и тебе не известно, что этой бордельной политиканше пришлось выслушать, пока ты не спеша направлялась к своей машине».

Да, пожалуй, стоило еще пообщаться с баронессой, окончательно признала свою поспешность Фройнштаг. Вряд ли Салаши догадывается о том, что Скорцени уже получил приказ арестовать Хорти и увезти его в Берлин. Такое везение вождю нилашистов даже не снилось. Общая тенденция ему, понятное дело, известна. Как и мнение фюрера. Но детали, детали операции… Сейчас его интересует: что, когда, где…

Не владея подробностями нашего плана, он все еще выжидает удобного момента, который бы позволил ему организовать переворот. Не важно какой: конституционный, то есть с помощью парламента, или самый банальный, вооруженный. И в то же время опасается, что Хорти вот-вот нанесет упреждающий или ответный удар. И сделает это с такой же беспощадностью, как совершенно недавно сделал фюрер.

– Ладно, Шторренн, трогайте, – произнесла, наконец, Лилия. – Не будем торопить события. У нас еще появится возможность свидеться с баронессой.

– Уверен: она сама будет добиваться этого, – ответил Шторренн.

– Вы что, знакомы с ней?

– Да так…

– Это не ответ. Близко знакомы?

– Увы. Слишком уж ревнив этот ее дунайский мавр Салаши. И горлорезов у него до дьявола. Однако наслышан.

– Она что, действительно бонапартистка?

Шторренн с удивлением уставился на Фройнштаг, хотя в это время они проезжали перекресток.

– Ну, этого я не знаю. Мне и в голову не приходило выяснять такое. Если вы считаете, что женщину, которая намерена стать женой фюрера Венгрии, следует считать бонапартисткой, – тогда, несомненно. Совершенно очевидно, что Юлиана фон Шемберг слишком властолюбива, чтобы довольствоваться всего лишь родовым достоинством баронессы. Эта сделает все возможное, чтобы вначале ее Салаши стал фюрером, а затем и мужем. Добившись как минимум титула графа. Для нее это, судя по всему, важно.

– А что, баронесса настолько уверена, что «затем» все же последует? – уже чисто по-женски полюбопытствовала унтерштурмфюрер.

– В противном случае погубит его. Для того чтобы отомстить, она пойдет на все. Уверен, что и во главе партии «Скрещенные стрелы» Салаши оказался только благодаря ей.

– Но как объяснить тот факт, что до сих пор баронесса почему-то мало известна в высших германских кругах именно как «женщина Салаши»? Официально за ним числятся две другие любовницы. Куда менее влиятельные.

– А Шемберг и не считает себя любовницей предводителя нилашистов. Надеюсь, вы не намекали ей на этот статус? Подобные намеки обычно приводят баронессу в ярость.

– Кем же она мнит себя в таком случае? Может, вы ответите, Гольвег? – обратилась к оберштурмфюреру, не рассчитывая на то, что Шторренн в состоянии удовлетворить ее любопытство.

– Кем бы она ни приходилась Салаши, – ответил тот, – но если мы всерьез рассчитываем на него как на фюрера, эту австриячку придется убрать. А то еще чего доброго возомнит себя императрицей.

– Не возомнит, а станет ею, – уточнил Шторренн.

– Допускаете?

– Вполне.

– Но в таком случае это совершенно меняет дело. Кто же тогда она? Договаривайте, Шторренн.

Унтерштурмфюрер помолчал и, лишь свернув в какой-то темный переулок – он вообще старался избегать людных улиц, – произнес:

– Это любопытный вопрос, фрау Фройнштаг, или Вольф, как вам будет угодно. Уверен, что вам следовало бы задаться им еще до того, как решили навестить баронессу.

– Я должна воспринять ваши слова как нравоучение?

– Думаю, что не только Скорцени, но и сам Салаши не совсем ясно представляет себе, каковы истинные планы его Юлиши, – не обратил внимания Шторренн на амбиции Лилии. – Она ведь вовсе не случайно оказалась у него в любовницах. Вряд ли баронесса питает к этому демагогу какие-то особые чувства.

– Чтобы предположить такое, не обязательно было собирать на нее сразу три досье: для абвера, СД и гестапо.

– Скорее всего, – не обратил Шторренн внимания на реплику Лилии, – она остановила свой выбор на Салаши только потому, что поставила на него, как опытный игрок – на неприметную для многих других лошадку.

– Это похоже на правду, Шторренн, – согласилась Фройнштаг. – В свое время точно так же поступила другая вдова – Жозефина Богарне, которую Юлиша обожает и принципам которой следует.

– О том, что она мечтает стать первой дамой Венгрии, догадаться не так уж трудно. Куда труднее предугадать ее следующий ход.

– Возможен и следующий? – не поняла Фройнштаг. – После того как она станет первой дамой Великой Венгрии?

Шторренн многозначительно рассмеялся.

– То, что вы услышите сейчас, ни от кого больше в этом мире услышать не смогли бы.

– Так уж ни от кого!

– Во всяком случае, в этом городе. Возможно, поэтому с трудом поверите мне. А дело обстоит таким образом: баронесса не настолько самолюбива, чтобы стремиться во что бы то ни стало овладеть именно этим, венгерским, «троном». Трон угров, как и «корона» на голове самого Салаши, нужны ей лишь постольку, поскольку благодаря им баронесса фон Шемберг рассчитывает затем воссоединить Венгрию с Австрией.

Фройнштаг разочарованно что-то промурлыкала: это ей было известно еще в Мюнхене, от приставленного к ней Скорцени консультанта по вопросам Венгрии.

– Перекреститесь, Шторренн, – совершенно по-иному отреагировал Гольвег, явно усомнившись в здравомыслии его слов. – Я понимаю, что в свое время вы прозевали аншлюс, приходя в себя после очередной попойки.

– Во время аншлюса, дорогой Гольвег, я был среди эсэсовцев, которые входили в Австрию для поддержки парней Скорцени и Кальтенбруннера. Правда, тогда я был совсем юным эсэсманном. А что касается баронессы Шемберг, то в ее лице мы имеем тайную австрийскую монархистку. Или националистку, как вам будет угодно, готовую жизнь отдать за то, чтобы была восстановлена Австро-Венгерская империя. Та самая империя, которую любимец баронессы Наполеон Бонапарт, – а Шемберг действительно поклоняется ему, вы угадали, – назвал «старой распутницей, которая привыкла, чтобы все ее насиловали».

– Он действительно так отозвался об Австро-Венгерской империи?! – воскликнула Фройнштаг. – «Старая распутница, которая привыкла, чтобы все ее насиловали»?!

– Дословно. Самому Наполеону, как вы помните, процесс изнасилования удался блестяще.

– Вы могли бы и обойтись без подобных уточнений и исторических пошлостей, Шторренн…

– Я-то мог бы, а Наполеон, как видите, нет. К тому же в баронессе течет кровь, родственная с той, что текла в жилах императора Австрии Франца I, умудрившегося столь бездарно распоряжаться «старой распутницей» во времена Наполеона.

– Так она еще и престолонаследница?!

– Причем признанная Международным монархическим союзом.

– Из этого следует, что баронесса Юлиша добивается трона не для Салаши и не для кого-то из известных нам представителей королевской династии, а… для самой себя?!

– В этом секрет ее стараний. В этом изюминка ее союза с Ференцем Салаши.

– Вы, Шторренн, даже не догадываетесь, насколько усложнили мне жизнь этим своим сообщением.

– В нынешней Венгрии никто всерьез ее престолонаследие пока что не воспринимает. Но время от времени императорская кровь ее, как это ни странно, вскипает. Так что, если вы желаете по-настоящему понять госпожу Шемберг и быть понятой ею, советую исходить из того, что и Салаши, и Венгрия для нее всего лишь средство к достижению главной цели всей ее жизни. Именно поэтому Юлиша так и ненавидит Хорти, что он мог, но не желал хоть что-нибудь сделать для возрождения империи.

– Но из этого следует, что баронесса опирается еще на кого-то.

– Следует, – не задумываясь, согласился Шторренн.

– А почему бы не предположить, что действует целая подпольная организация австрийских монархистов? – вновь попытался вклиниться в их диспут Гольвег, оказавшийся наименее подготовленным к нему.

– Вы это уже предположили, Гольвег, – заметила Фройнштаг, – жаль, что всего лишь… предположили.

– Правда, не совсем ясно, каким образом они собираются разделаться с Германией, где и слышать теперь не желают не только об Австро-Венгерской империи, но и о самой Австрии как независимом государстве.

– Вам никогда не быть политиком, оберштурмфюрер Гольвег, – рассмеялась Фройнштаг. – Право разделаться с Германией они оставили за Россией и ее западными союзниками. Неужели вам даже это не понятно?

– То есть они рассчитывают, что после поражения Германии победители заставят фюрера отказаться не только от Венгрии как своей союзницы, – попытался реабилитировать себя Гольвег, прощая Лилии ее мелкие уколы, – но и от Австрии, которую насильственно присоединили к рейху.

– Послушайте, Шторренн, – опять заговорила Фройнштаг, – вы и в самом деле обладаете хоть какими-то подтверждениями своих взглядов относительно баронессы Шемберг или же убалтываете нас своими фантазиями?

– Не фантазиями – умовыводами, что, согласитесь, не одно и то же. Но подтверждения тоже имеются. Уверен, что вы их получите.

«Вот что значит не подготовиться как следует к встрече с агентом иностранной разведки, – упрекнула себя Фройнштаг, отлично понимая, что Шторренн прав. Независимо от того, действительно ли он оперирует какими-то неопровержимыми фактами, или же основывается исключительно на своих „умовыводах”. – Ты отправлялась на беседу с любовницей Салаши, как с бордельной леди, за душой у которой ничего, кроме кутежей и посещений венеролога. Оказалось же, что имеешь дело с австрийской аристократкой, для которой возрождение империи стало смыслом жизни. А теперь подумай над тем, как много ты потеряла, неверно выстроив всю встречу с ней».

– Где вы, Шторренн, были раньше, с этими своими «умовыводами»?!

– В машине, как видите.

– Жаль, что всего лишь в машине. Ваши сведения мне очень пригодились бы.

– Не отчаивайтесь, еще пригодятся. Игра ведь еще только начинается. Еще даже свечи не все зажгли.

– Кстати, на какую разведку она работает, Шторренн?

– На австрийскую.

От удивления Фройнштаг зачем-то подалась к унтерштурмфюреру, но так и замерла с приоткрытым ртом.

– Не мешало бы опохмелиться, унтерштурмфюрер, – вновь вмешался Гольвег. – Такой разведки, «австрийской», давным-давно не существует.

– Именно поэтому баронесса упорно продолжает оставаться верной ей.

– Не корчите из себя царя Соломона! – возмутился Гольвег. – Я-то ведь все равно не пойму, поскольку мне не дано, так объясните хотя бы даме.

– Разведки вроде бы не существует, вы правы, – ответил Шторренн, лихо припарковывая машину у отеля «Берлин». – Однако отдельные звенья ее, глубоко законспирированные в Венгрии еще в те времена, когда об аншлюсе ни в руководстве Австрии, ни в ее разведке никто и не помышлял, продолжают, по всей видимости, функционировать. Чтобы со временем, когда Австрия вновь обретет независимость, явить шпионскому миру образцы преданности родине и долгу.