В Берлин Ференц Салаши был вызван за трое суток до прибытия туда регента Хорти. Уже самим этим фактом он был польщен.

После того как правительство Дёме Стояи легализовало возглавляемую им партию «Скрещенные стрелы» (в простонародье ее еще сокращенно называли «Нилашпарт»), Салаши получил возможность вернуться из своего добровольного «германского изгнания». Но и после этого он предусмотрительно старался подолгу не задерживаться в Будапеште, предпочитая все больше времени проводить в древней столице венгров Эстергоме.

Однако и там он в конце концов не прижился. Возможно, потому и не прижился, что армянская община в Эстергоме была незначительной и довольно бедной, в то время как политические противники постоянно напоминали венграм, что настоящая фамилия человека, претендующего на звание фюрера венгров, – Салосьян. Да и кровь его предков – это всего лишь кровь невесть откуда прибившихся на землю угров мелких армянских торговцев. И несмотря на то что отец Ференца был военнослужащим австро-венгерской империи, да и сам он дослужился до майора Генштаба венгерской армии, враги его прямо заявляли: «Этому чужеземцу не пристало взывать к предкам угров со стен эстергомских башен!»

Словом, как бы там ни было, а в последнее время Салаши облюбовал для своей полуподпольной резиденции отдаленный от столичной суеты городок Шопрон, с трех сторон охваченный австрийской частью Великогерманского рейха. Причем значительная часть этой территории относилась к исторической области Бургенланд, которая после распада Австро-Венгерской империи по Трианонскому договору была отторгнута от Венгрии вместе с Трансильванией, Банатом, Бачкой и некоторыми другими землями.

На карте, которую изготовили специально для Салаши, все эти земли были «включены» в состав Венгрии, но именовалась теперь эта страна не Венгрией, а Венгерским Союзом Древних Земель.

«Глядя на эту карту, – говорил личный адъютант и начальник охраны Салаши майор в отставке Гёза Унгвари, – любой венгр прослезится, а истинный венгр, то есть венгр-патриот, еще и станет перед ней на колени».

Когда Салаши-Салосьян слышал в своем присутствии определение «истинный венгр», он, по армейскому обыкновению, натужно багровел, воспринимая его, как явный или непроизвольный намек на свое «венгерское малокровие». Однако на сей раз его умиляло то, что, демонстрируя образец истинного патриотизма, Унгвари первым опустился на колени перед столом, на котором эта карта была расстелена, чтобы, поражая Салаши своими порывами, поцеловать ее и даже вполне естественно прослезиться.

– Так что, друзья мои неподсудные, – несколько необычно начал встречу с ними обергруппенфюрер СС Мюллер, – настал и ваш черед выйти на эту гладиаторскую арену. Застоялись вы, как рысаки в будапештских конюшнях.

Салаши и Унгвари молча, исподлобья, переглянулись. Лишь узнав о том, что Гитлер принял в своей альпийской ставке регента Хорти, обер-нилашисты поняли, для чего их, собственно, пригласили в Берлин, да к тому же за несколько дней до прибытия туда адмирала.

Для германцев важно было, чтобы Хорти знал о пребывании Салаши в Берлине и ежечасно ощущал, как в затылок ему дышит напористый и безжалостный соперник. Как поняли венгерские оппозиционеры и то, что дальнейшая их судьба будет зависеть от исхода переговоров фюрера с регентом. Тем более что никто и не скрывал, что определенное время их действительно использовали втемную, как гладиаторов, на жизни которых поставили задолго до выхода на политую кровью арену.

Впрочем, все это уже позади. Теперь Салаши и Унгвари, который должен был со временем то ли возглавить личную охрану нового венгерского диктатора, то ли по примеру обер-диверсанта рейха Скорцени налаживать его диверсионную службу, – уже знали, что «неискренность и продажность регента Хорти окончательно свела на нет все попытки фюрера заставить его оставаться верным своему союзническому долгу».

Получив эту информацию от опекавшего их офицера СД, Салаши понял: это его шанс! У фюрера не осталось времени для того, чтобы и дальше испытывать на верность продажного адмирала. Именно сейчас Гитлер должен решить для себя, что предпочтительнее: то ли расстаться с престарелым адмиралом Хорти, то ли навсегда потерять Венгрию, с ее военным потенциалом и с запасами нефти?

– Мы давно понимали, что регент не способен вести Венгрию к победе, – по-армейски четко ответил Салаши. – За нами же – сплоченная партия, и за нами – значительная часть венгерского народа. В то время как Хорти давно потерял всякую поддержку какой-либо политической силы, поддержку армии и полиции. Словом, регент теряет реальную власть над страной.

Умение отвечать коротко и по существу – то, что нравилось в нем фюреру, а особенно Мюллеру, который своей склонностью подавлять волю собеседников короткими неожиданными вопросами даже самые дружеские беседы умудрялся превращать в форменные допросы.

– Не согласен, друзья мои неподсудные, – неожиданно резко возразил Мюллер, выходя из-за стола и неторопливо, широкими шагами, словно крестьянин, меряющий свою нивку, прошелся по кабинету. – У Хорти все еще достаточно и политической власти, и военной силы.

В кабинете воцарилось неловкое, гнетущее молчание. Не обращая внимания на раздосадованных столь резким выпадом венгров, шеф гестапо продолжал вперевалочку «измерять свою ниву».

– Сейчас меня интересует не то, какие силы поддерживают Хорти, а какие вас. Меня интересует только одно: способны ли вы мобилизовать достаточное количество своих боевиков, чтобы в день Икс, в тот день, который будет вам указан отсюда, из Берлина, захватить все жизненно важные пункты столицы.

Прежде чем ответить, Салаши окинул оценивающим взглядом приземистую, плотно скроенную фигуру Мюллера. Квадратный череп, неширокий, но резко выступающий вперед морщинистый лоб, небольшие, обладающие каким-то особым, пронзительным взглядом, карие глазки, с немигающими, но в то же время нервно подергивающимися веками.

– Если я верно понял, вы хотите, чтобы мы совершили переворот?

– Вы же не станете утверждать, что в мировой истории – это величайшая редкость?

– То есть от нас требуется совершить обычный военный путч?

– А вы, друзья мои неподсудные, – откровенно бравировал своим резким баварским акцентом «гестаповский мюллер», – решили, что мы будем устраивать всенародные выборы нового правителя Венгрии, чтобы проводить их под залпы русских катюш?

– Но ведь фюрер может отстранить Хорти от власти. Нужно, чтобы фюрер объявил о его отстранении или попросту вызвал сюда, в Берлин, и арестовал.

От Мюллера не скрылось, как, говоря все это, Салаши постыдно волновался.

– Это ж как вы себе представляете это «отстранение», друзья мои неподсудные? – вцепился своими короткими толстыми пальцами в спинку свободного кресла шеф гестапо. – Если бы фюрер мог позволить себе арестовать Хорти, он арестовал бы его прямо в своей ставке еще вчера.

– Это сразу же развязало бы нам руки, – повел широкими борцовскими плечами Геза Унгвари.

Мюллер знал, что этот сорокалетний крепыш, прошедший подготовку в венгерской и германской диверсионных школах, буквально обожествлял обер-диверсанта рейха Отто Скорцени, тоже, по матери, венгра, и всячески старался подражать ему. Вот только дальше какого-то внешнего да мысленного подражания не продвинулся, поскольку ни одной мало-мальски сложной операции за ним пока что не числилось.

– Это развязало бы руки кое-кому из военных, поддерживающих премьера Стояи, – мрачновато скалил желтоватые, но все еще довольно крепкие зубы Мюллер, – который хоть завтра готов объявить о выходе Венгрии из войны и перемирии с русскими. И что потом прикажете делать Германии? Объявлять Венгрии войну, превращая последнего своего союзника в своего первейшего врага? Нет, друзья мои неподсудные, ваш, сугубо венгерский, нарыв следует взрывать изнутри, преподнося его и венгерскому народу, и всему миру как внутреннее дело самих венгров.

Этим «друзья мои неподсудные» Мюллер заразился лишь недавно, случайно услышав «приглянувшуюся» ему фразу от одного из берлинских адвокатов. Поначалу она попросту прилипла к нему, и Мюллер не придавал ей особого значения. Но вскоре понял, что, умело используя ее, можно психологически изводить своих собеседников. И теперь охотно изводил.

– Но такой переворот потребует очень серьезной подготовки и не может остаться незамеченным, – упавшим, преисполненным разочарования голосом объявил Салаши. – И если учесть, что служба безопасности, полиция и воинские части все еще подчинены регенту… Он может подавить наш путч.

– Может, конечно, – невозмутимо согласился Мюллер. – И даже обязательно должен подавить, иначе какой он правитель? Мы, вон, свой путч совершенно недавно подавили. Хотя во главе его стоял целый легион генералов и старших штабных офицеров. И даже было совершено покушение на фюрера. Но как только на заговорщиков напустили Скорцени с его горлорезами, заговор в течение каких-нибудь двух часов был потоплен в крови. Подавлен и потоплен.

– Ну, своего собственного Скорцени Венгрия пока что не взлелеяла, – самоуверенно проворчал Салаши. – Так что у Хорти взяться ему неоткуда.

– Возьмется, – опять невозмутимо осадил его Мюллер. – Мы сами направим его регенту.

Салаши и Гёза Унгвари молча уставились на обер-гестаповца рейха, не понимая, к чему он клонит.

– Видите ли, друзья мои неподсудные, я не успел сказать вам главного: ваше дело – взять под контроль почту, вокзал и все такое прочее, а что касается штурма цитадели, в которой находится резиденция регента, то этим займется Отто Скорцени со своими коммандос.

Салаши и Унгвари облегченно вздохнули и сразу же оживились.

– Это совершенно меняет ситуацию, – уверенно молвил Салаши, откидываясь на спинку кресла. – В Венгрии уже находятся германские части, которые Скорцени может задействовать. Но важно и другое: когда наши военные узнают, что переворот затеян германцами, они не решатся выступать против нас.

– Во всяком случае, решатся далеко не все, – менее оптимистично заметил Унгвари. – Но даже те, кто решится, будут знать: при попытке подавить этот переворот они столкнутся с германскими войсками, и тогда воевать придется на два фронта: против русских и против германцев.

– Вы правильно мыслите, господин Унгвари, – похвалил его Мюллер. – Понятно, что Скорцени появится лишь незадолго до переворота, который скорее всего может произойти осенью. Так что у вас, господин Салаши, есть время для того, чтобы собрать силы, подумать о составе нового правительства и смене армейского руководства.

– Но уже сейчас мы должны готовить общественное мнения к тому, что во главе правительства станет господин Салаши? – спросил Унгвари. – Я правильно понимаю замысел фюрера?

– Если у вас, друзья мои неподсудные, не обнаружится других кандидатур…

– Их нет.

– Я не случайно спросил о других кандидатурах, поскольку ваш избранник должен стать не только премьером венгерского правительства, но и фюрером венгерского народа. – Мюллер, задумчиво глядя себе под ноги, помолчал, вернулся на свое место за письменным столом и вдруг, впервые за все время их встречи просветлев лицом, озорно спросил: – А почему мы все решили, что другой кандидатуры быть не должно? Почему бы не подумать об известном нам Отто Скорцени, который по материнской линии, как известно, является венгром?

– Скорцени действительно не скрывает, что у него венгерские корни, – легкомысленно ударился в рассуждения по этому поводу Унгвари, совершенно забыв, что разговор происходит в присутствии Салаши, который и мысли не допускал о том, чтобы во главе Венгрии стал кто-либо иной, кроме него.

– Причем не обязательно рассматривать обер-диверсанта как претендента на кресло премьера, – подхватил его мысль шеф гестапо. – Скорцени вполне мог бы смириться с должностью фюрера как главы государства. Хотя… – побарабанил толстыми, как крупнокалиберные пулеметные патроны, пальцами обергруппенфюрер СС, – почему бы не взглянуть на судьбу венгерского правления шире и не начать зарождение новой венгерской королевской династии с обер-диверсанта рейха?

– Вы говорите об этом всерьез? – искренне удивился Салаши.

– В этом мире, друзья мои неподсудные, есть только один человек, которому позволено считать меня самым большим шутником рейха. Но этот человек – фюрер. Причем не Венгрии, а Германии.

– Но как вы себе это представляете с точки зрения монархических традиций?

– Плевать я хотел на ваши монархические традиции и «чистокровные» королевские династии, господин Салаши. Дайте мне досье на любого монарха, и я очень просто докажу вам, что предки его когда-то были простыми крестьянами или воинами-пастухами. Так что нам помешает короновать славного рыцаря Отто Скорцени, раз и навсегда закрыв полемику о целесообразности поста регента, равно как и о праве того или иного принца той или иной династии – на пустующий венгерский трон?

– Понимаю, что это всего лишь шутка, – неуверенно усмехнулся Салаши.

– Пока что – да, всего лишь шутка, – признал Мюллер. – Но лишь до тех пор, пока идея коронации не овладеет самим Скорцени. Потому что, если уж она овладеет «самым страшным человеком Европы», то всем нам, друзья мои неподсудные, уже будет не до шуток.

– Думаю, что до этого дело не дойдет, – явно занервничал Салаши. – Скорцени прекрасно понимает, что обладателем венгерского трона может стать только член одной из европейских королевских династий.

– Я уже сказал, что всякая монархическая династия когда-то да зарождалась, – проявил полное непонимание проблемы Мюллер, не упускавший возможности поиграть на нервах Салаши. – Так почему бы очередной, сугубо венгерской династии не положить свое начало с коронации Скорцени Великого или в крайнем случае Скорцени Первого?

Салаши и Унгвари беспомощно, в полном отчаянии, переглянулись.

– Ведь вынашивает же планы собственной коронации регент Миклош Хорти, – аргументированно добил их Мюллер.

– Это невозможно, – проворчал Салаши, окончательно мрачнея. – Оба варианта – с Хорти и со Скорцени – невозможны.

– Чувствую, мы увлеклись. Поэтому прекращаю дискуссию и уведомляю вас, друзья мои неподсудные, что связь со Скорцени и вообще с Берлином вы будете осуществлять через начальника службы безопасности района Балкан и Италии, штурмбаннфюрера СС Вильгельма Хёттля, одного из сподвижников Скорцени.

– Вильгельма Хёттля? – вопрошающе повторил Унгвари, выхватывая из бокового кармана небольшую записную книжку. – Я слышал об этом майоре СС.

– «Слышать» о таком человеке, друзья мои неподсудные – этого слишком мало. Какие-нибудь более конкретные факты имеются?

– Базируется он при штаб-квартире командующего германскими войсками в Венгрии и германского военного коменданта в Будапеште обергруппенфюрера СС Пфеффер-Вильденбруха.

– Это уже кое-что. Поддерживайте с ним связь.

– Сразу же после возвращения в Венгрию наладим контакты с майором СС Хёттлем, – заверил Салаши. – Со своей стороны мы назовем всю акцию по захвату Цитадели с резиденцией регента – «Операция „Цитадель”».

– Узнаю хватку опытного офицера Генштаба, – прощально произнес Мюллер. – В моих бумагах эта операция будет проходить под таким же кодовым названием. И мой вам совет, Салаши: когда вы придете к власти и вся Венгрия будет у ваших ног, не забывайте, что сами вы могущественны лишь до тех пор, пока пребываете у ног великого фюрера. И еще советую вам, друзья мои неподсудные, никогда не забывать о старом добряке Мюллере, которому вы тоже когда-нибудь можете пригодиться.

– Мы будем помнить об этом, – скромно потупил украшенную крупными залысинами голову сорокасемилетний вождь нилашистов.