Да, сколь ни странным это могло бы показаться, но во всем увесистом, разбухшем деле русского генерала Власова обер-диверсанта заинтересовали прежде всего донесения, связанные с немкой, истинной арийкой, вдовой погибшего на фронте офицера СС Аделью (Хейди) Биленберг. Причем заинтересовали значительно больше, чем донесения, связанные с деятельностью капитана Штрик-Штрикфельдта.

Самым странным и почти неестественным в этой амурной истории оказалось то, что фрау Адель не была «подставлена» русскому генералу ни гестапо, ни абвером. Никому из тех людей, что работали с Власовым, рассчитывали и ставили на него, просто в голову не пришло подсунуть ему какую-то разбитную германку, которая решила бы и проблему организации его личной жизни, и проблему постоянного влияния на него. А среди прочего еще и подучила бы его языку.

В санатории для офицеров СС, которым заведовала вдова Биленберг, побывали тысячи красавцев из отборных частей. Однако своенравная баварка предпочла русского генерала. Причем самое удивительное, что инициатива этого сближения исходила от нее.

«А вообще-то вся эта любовная интрига чем-то напоминает историю знакомства папы римского Пия XII со своей медсестрой, – вдруг открыл для себя Скорцени, вспомнив подготовку к несостоявшейся операции по похищению папы и связанные с нею „тальянские изыскания”».

«Ну что ж, для вдовы фронтового офицера, а равно и для жены русского генерала выглядит она довольно сносно, – пробормотал штурмбаннфюрер, рассматривая фотографию худощавой белокурой женщины лет тридцати пяти. – Прямой нос, пухлые губы, голубоватые глаза…»

В конце концов генерал не так уж и стар, всего 43 года. И нет ничего удивительного в том, что он решил серьезно подумать о создании новой семьи, уже здесь, в Германии.

В этом действительно не было бы ничего такого, что могло бы заинтересовать службу безопасности, если бы не одно обстоятельство: брат белокурой Адели, офицер СС, являлся одним из приближенных людей Гиммлера. Не столько по службе, сколько лично приближенный. Что само по себе крайне любопытно. И кто после этого поверит, что появление на арене этой белокурой арийки не являлось разработкой людей из штаба Гиммлера?

Скорцени вновь просмотрел все три донесения, в которых агенты – с разных позиций, разными суждениями – отмечали одно и то же: близко знаком с Гиммлером! Если допустить, что это действительно так, то следует признать, что операция проведена блестяще.

Например, в последнем донесении, касающемся Власова, было сказано, что в разговорах с Аделью (со слов самой фрау Биленберг; уж потом-то за нее взялись всерьез) генерал настойчиво подчеркивает: если ему будет предоставлена бо́льшая свобода действий и бо́льшее пространство для инициативы, то вместе с людьми, которых сплотили идеи освободительного движения, он сможет организовать из военнопленных отличную армию, способную «оказать самую активную помощь Германии в войне с Россией».

Когда в кабинете Гиммлера Скорцени вспомнил об Адели, ему показалось, что история с ее братом – из какого-то другого досье. Но как только он убедился, что не ошибся, вся эта история со сватовством Власова сразу же начала обретать давно знакомую, привычную по многим другим «делам» логику.

Тем более что пассажи о как можно большей свободе действий и боеспособной армии – не тема для бесед во время любовных утех. Власов явно прибегал к ним в расчете на то, что его настроения станут известными брату жены. А уж благодаря ему станут они известными и Гиммлеру. Возможно, через кого-то еще более близкого к рейхсфюреру.

К тому же связь со вдовой эсэсовского офицера должна была, по замыслу генерала, показать немцам, насколько он надежен, насколько прочны его связи с немцами, с рейхом.

«А что, недурно! – подытожил Скорцени. – Хотелось бы, правда, знать, как этот роман с эсэсовской вдовой был воспринят соратниками Власова. Ведь далеко не все из них в восторге от фашистов-эсэсовцев, хотя и бредят единой и неделимой Россией без большевиков».

Тем временем Адель вела свою «партию» без какого-либо понуждения со стороны, на свой страх и риск. Бывает же! Даже для капитана Штрик-Штрикфельдта, делившего с Власовым приятные дни санаторного блаженства, ее привязанность к русскому генералу оказалась полной неожиданностью. Мать Адели и та была сражена Власовым и сама настаивала на их браке. Что ж, теще всегда виднее.

– Родль, – обратился Скорцени к адъютанту, когда тот, заслышав звонок, появился в кабинете. – Вам известно что-либо о семейных делах нашего мятежного генерала?

– Если вы имеете в виду женитьбу, – почти мгновенно отреагировал Родль, – то от знакомого гестаповца мне стало известно, что она состоялась на прошлой неделе.

Несколько мгновений Скорцени молча смотрел на адъютанта, держа пальцами уголок странички досье. Той, последней, странички, на которой, вместо какой-то бессмыслицы, вроде того, что Власов встретился с бывшим белым генералом Шкуро, – нашли событие! – должна была красоваться запись о браке Власова и фрау Биленберг.

– Стареете, Родль. Не сообщить о таком событии своему шефу! А затем не отправиться к генералу с букетом цветов от Скорцени! Немыслимые вещи! – саркастически улыбнулся штурмбаннфюрер. – Непозволительные вещи происходят в нашем с вами ведомстве.

– Но еще более немыслимо и непозволительно, что такое потрясающее событие не зафиксировано в «святом писании от генерала Власова», – довольно мрачновато заметил Родль, прекрасно понимая подтекст этой лихой бравады первого диверсанта империи, – которое вы сейчас держите в руках.

– Преступная оплошность.

– Но позволю себе заметить, что составление полнокровного досье на каждого генерала-перебежчика в функции стареющего адъютанта не входит.

– И это еще одна немыслимость, Родль. Досье генерала Власова мы вообще не должны выпускать из своих рук.

– Столь высоки акции этого русского?

– Мы не должны выпускать его даже во сне, Родль, – не слушал его Скорцени. – Даже во сне!

– Так оно и будет на самом деле, господин штурмбаннфюрер.

– Нет, вы не поняли меня, Родль. Я сказал, что к этому досье следует прикрепить специального сотрудника СД; буквально приковать его к досье Власова кандальными цепями. А если вдруг понадобится срочно сжечь эту папку, то сжигать следует вместе с прикованным сотрудником.

– Иначе тот не простит нам пренебрежения к его услугам, – согласился Родль, умеющий поддерживать самые мрачные шутки своего «шефа от имперской безопасности».