19
С той минуты, как Отто Скорцени переступил порог кабинета Гиммлера, общая беседа их продлилась почти час. Но и после того, как рейхсфюрер отпустил Власова и Гелена, Скорцени было предложено задержаться.
— Кальтенбруннер уже здесь? — негромко спросил Гиммлер возникшего на пороге личного порученца, штандартенфюрера СС Брандта.
— Так точно. Обергруппенфюрер ждет.
Гиммлер болезненно поморщился, пытаясь вспомнить, о чем еще хотел спросить полковника-коротышку, но, так и не вспомнив, аристократическим движением руки позволил ему уйти, обронив:
— Приглашайте.
— Очевидно, вы решили, что ваше следующее задание будет связано с Россией? — поинтересовался Гиммлер у первого диверсанта империи, тем же величественно-ленивым движением руки отвечая на приветствие начальника полиции безопасности и службы безопасности Кальтенбруннера, и сразу же указывая ему место напротив подхватившегося штурмбаннфюрера. — Что вас направят вместе с русским генералом в тыл красных?
— Посылать меня в Россию вместе с Власовым бессмысленно, господин рейхсфюрер. Его слишком хорошо знают в высших армейских кругах. Но когда ваш адъютант сообщил, что в кабинете находится Власов, я, среди прочего, предположил, что речь может идти о разгроме штаба одного из советских фронтов. Или о похищении кого-нибудь из командующих.
— Кого, например? — заинтригованно поинтересовался Гиммлер. И Скорцени уже чуть было не пожалел, что подбросил ему идею о столь опасной авантюре.
— Неужели Рокоссовского, пострадавшего в свое время от Сталина и, наверное, затаившего обиду?
— Скорее, Жукова.
— Согласен, Жукова предпочтительнее, нежели Рокоссовского или Малиновского.
Оба рассмеялись: это напоминало некую словесную штабную игру на знание имен вражеских полководцев. Тем не менее Гиммлер тотчас же посмотрел на Кальтенбруннера, как бы молча, взглядом, советуясь с ним.
— Но если вдруг подобная идея действительно одолеет наши штабные умы?.. Вы, лично вы, Скорцени, согласились бы совершить нападение на штаб какого-либо из русских фронтов?
— Операция для группы немецких камикадзе?
— Не спорю, это был бы «полет без парашютов и с заправкой горючего в один конец». Но вспомним, сколько подобных «полетов» каждый день вынуждены совершать на всех фронтах наши войска, предпринимая сотни атак, контратак, наступлений и антипартизанских рейдов.
— Последовал бы приказ, господин рейхсфюрер. Добровольцы у нас найдутся. Вспомним, сколько их нашлось, когда понадобились пилоты-смертники для ракет «Фау-2». Тогда в «Отряд военных космонавтов» мы набрали более двухсот человек, оставив без удовлетворения просьбы еще стольких же парней из СС.
Гиммлер никак не отреагировал на эти аргументы обер-диверсанта. Он вообще не нуждался в каких-либо доводах. Сейчас он весь был погружен в неожиданно нахлынувшие диверсионно-романтические мечтания.
— А что если действительно забросить группу коммандос и похитить или убить маршала Жукова?
«Чтобы никогда больше ты не подбрасывал рейхсфюреру подобные идеи! — словно заклинание проговорил про себя Скорцени. — Дьявол тебя расстреляй, если ты еще хоть однажды решишься предложить ему нечто подобное, смертоубийственное. Любой диверсионный бред он готов воспринять, как тщательно разработанную операцию!» Однако вслух полувальяжно произнес:
— Если говорить честно, после операции по освобождению Муссолини меня больше занимает личность Сталина.
Гиммлер и Кальтенбруннер удивленно, нет, скорее всего, заинтригованно, переглянулись.
— Видите ли, Скорцени, — долго и старательно протирал стекла очков Генрих Гиммлер, — Россия — не Италия. При том способе жизни, который ведет «вождь всемирного пролетариата», и при его режиме охраны… — покачал он головой.
— Совершенно очевидно, что в данном случае речь скорее должна идти о покушении, — согласился Скорцени, взглянув при этом на Кальтенбруннера. Но тот продолжал удивленно поглядывать то на него, то на Гиммлера, все еще не решаясь вклиниваться в не совсем понятный ему разговор. Ко всему, он еще и плохо представлял свою роль в этой беседе.
— Значит, только о покушении? — не сумел рейхсфюрер скрыть своего разочарования. Сейчас он вновь начинал вести себя так, словно уже отдал приказ о нападении на Московский Кремль.
— Поскольку не думаю, чтобы похищение каким-то образом изменило ситуацию в России или на Восточном фронте, — неожиданно завершил свою мысль штурмбаннфюрер.
— В том-то и дело, — согласился Кальтенбруннер, решив, что и ему тоже пора вступить в разговор и высказаться. — Похищение Жукова, Василевского, да, по-моему, даже Сталина, на данном этапе уже мало что изменило бы в положении на Восточном фронте. Может быть, только придало бы русским ярости, да отразилось бы на судьбе тех наших генералов, которые оказались в русском плену.
Гиммлер удивленно взглянул на шефа Главного управления имперской безопасности.
— Объясню, что ни у фюрера, ни у меня пока что не возникало желания затевать подобные операции, — мрачно объяснился Гиммлер. — Разве что вы, Кальтенбруннер, бог и покровитель всех наших диверсантов, действительно вынашиваете какие-то конкретные идеи. Но это тоже не большой грех.
— Подобная роль, скорее, для Шелленберга, — невозмутимо отреагировал обергруппенфюрер.
— Мы же с вами, — взглянул Гиммлер на стоящие на камине часы, — пока что должны быть озабочены тем, что происходит не в столице нашего закоренелого врага, а в столице самого преданного друга, в Будапеште.
Рейхсфюрер выдержал паузу, достаточную для того, чтобы взглянуть на Кальтенбруннера и Скорцени. Его интересовала реакция. Она была. Оба покровителя диверсантов переглянулись и молча уставились на Гиммлера. Они ждали. Разъяснений, вопросов, наконец, приказов.
— В Будапеште? — простодушно переспросил Кальтенбруннер. Он, как никто другой, не терпел излишней дипломатии и недомолвок. — Хорти опять что-то затевает?
— Притом давно, — отрубил Гиммлер, не вдаваясь ни в какие объяснения по этому поводу.
«Я еще вернусь в этот мир! Я еще пройду его от океана до океана! — словно заклинание повторил Скорцени полюбившуюся ему фразу, смысл которой уже давно стал его кредо. — Будапешт — так Будапешт. Я не собираюсь мучиться терзаниями по этому поводу. Даже если вместо него была бы названа Москва».
— Господа, сегодня утром стало известно, что послезавтра состоится очередное совещание у фюрера.
— Зачастил он что-то, — проворчал Кальтенбруннер, давно утвердивший за собой право ворчать по поводу любых решений, в том числе и фюрера.
— Оно будет касаться положения дел в Будапеште. Не собираюсь упреждать и предрекать события. Но уверен: положение в Венгрии сейчас таково, что фюрер не решится обойтись без помощи службы безопасности.
— Не обойдется, — уверенно пробасил Кальтенбруннер. — Это невозможно.
— Кстати, вы должны знать, что фюрер остался крайне недоволен встречей с адмиралом Хорти, особенно тем, как вызывающе вел себя регент, уверовавший, что он волен выходить из союза с Германией, когда ему заблагорассудится, открывая путь русским войскам к сердцу Австрии.
— Возмутительно, — простудно прохрипел Кальтенбруннер.
— Вот почему высшему руководству рейха стало понятно, что ситуацию в Будапеште следует брать под свой контроль. Там должны быть другой правитель и другое правительство. При этом не обойтись без ваших коммандос, как любят величать своих парашютистов и диверсантов англичане.
— Мы готовы выполнить любой приказ, господин рейхсфюрер.
— До приказов пока что не дошло. Иное дело, что сегодня же вы получите извещение о вызове в ставку фюрера. Подготовьтесь к тому, что разговор пойдет о Венгрии. Сотрите пыль с венгерских досье, вспомните имена наших агентов и адреса явочных квартир. Соберите все, что касается адмирала Хорти, его сына, тоже Миклоша, или, как его еще называют, Николаса Хорти, и их ближайшего окружения. И еще, наройте все, что только возможно нарыть о нашем новом высокопоставленном друге — Ференце Салаши.
— Такой же негодяй, как и Хорти, — немедленно отрекомендовал его Кальтенбруннер. — Но есть одно достоинство: уже в течение многих лет мечтает стать венгерским дуче.
— Правильно замечено, Кальтенбруннер, — достоинство! В данном случае это его единственное, но крайне важное для нас достоинство. Так используем же его. Словом, я не хочу, чтобы вы предстали перед фюрером ничего не ведающими дилетантами.
— Благодарим, господин рейхсфюрер, — ответил Кальтенбруннер, как старший по чину. — Мы будем готовы.
«Агентура, связи, явки…» — попытался развить его наставление Скорцени, но запнулся на банальнейшем вопросе: «Чьи связи?» Ведь не собираются же его посылать в Будапешт для того, чтобы вылавливал пораженчески настроенных венгров, коммунистов и евреев?
Кстати, евреями там сейчас занимается команда оберштурмбаннфюрера Адольфа Эйхмана. Это по его части. Да и вообще, не хотелось бы поступать в распоряжение бригаденфюрера Эдмунда Везенмайера. Он для того и послан в Будапешт, чтобы лишить Хорти приятной возможности последовать примеру короля Румынии. Который не только почти без сопротивления капитулировал перед русскими, но и повернул оружие против своих недавних союзников.
«Неужели фюрер решится похищать Хорти небольшой группой диверсантов, не задействуя армейские части? — размышлял Скорцени. — Это будет непросто. Хорти — остающийся у власти, находящийся во дворце в королевской крепости, — это совсем не то, что арестованный Муссолини, пусть даже на вершине горы, в уединенном альпинистском отеле „Кампо Императоре“. Какие-то части в любом случае придется пускать в действие, в том числе артиллерийские и бронетанковые. Но при этом не доводить дело до немецко-венгерской войны».
— Да, штурмбаннфюрер, в этот раз речь пойдет о Будапеште, — зачем-то повторился Гиммлер. — Я не зря только что встречался с генералом Власовым. Создавая Русскую армию, мы постепенно будем перекладывать бремя Восточного фронта на согбенные в колхозных трудах и социалистическом соревновании плечи самих русских. Но только преданных нам русских.
— Вопрос, существуют ли таковые в природе? — проворчал Кальтенбруннер.
— Беда в том, Кальтенбруннер, что в природе существуют сами русские как таковые. Поэтому давайте не будем предаваться философским изысканиям, — суховато молвил Гиммлер. — Ваша задача — помочь власовцам наладить собственную службу безопасности, создать лагеря подготовки диверсантов и разведчиков, сформировать части, подобные СС.
Гиммлер навел стекла очков на Кальтенбруннера.
— Нам неминуемо придется взять на себя часть их проблем, — согласно кивнул тот. — Однако прежде следует детально обсудить все с Власовым и уполномоченными им людьми, которые будут заниматься проблемой службы безопасности РОА.
— Об организации подобных встреч позаботятся в Генеральном штабе вооруженных сил, — поднялся Гиммлер, давая понять, что их короткая встреча завершена.
Кальтенбруннер вопросительно взглянул на Скорцени, но тот красноречиво пожал плечами: он не знает, о ком конкретно из штабистов идет речь. К их счастью, рейхсфюрер успел перехватить взгляд обергруппенфюрера.
— Непосредственно этими вопросами будут заниматься, — заглянул рейхсфюрер в лежащий перед ним блокнот, — полковник фон Ренне и капитан Штрик-Штрикфельдт.
— Скорцени свяжется с ними, господин рейхсфюрер, — поспешил заверить его Кальтенбруннер.
— Кстати, советую ознакомиться с подготовленным капитаном Штрик-Штрикфельдтом специальным докладом о психологии русского человека вообще и русского солдата, в частности, который так и называется: «Русский человек». Брошюрки с его текстом разосланы недавно почти во все сражающиеся на Восточном фронте дивизии вермахта и во все лагеря военнопленных.
— Непременно ознакомимся, — почти клятвенно пообещал Кальтенбруннер, заставив Скорцени ухмыльнуться: уж он-то знал, какого труда стоит Кальтенбруннеру принудить себя прочесть что-либо, кроме приказов.
