30
Апрель 1945 года. Германия. Ставка рейхсмаршала Германа Геринга в Баварских Альпах, в районе Берхтесгадена
Понадобилось еще несколько минут бездумного созерцания «горной гробницы», прежде чем, успокоившись, Геринг решил вернуться к столу.
«Мой фюрер! — унизительно дрожавшей рукой выводил он. — Согласны ли Вы, чтобы я взял на себя обязанности Вашего наместника?»
Перечитав сочиненное им, рейхсмаршал решительно вычеркнул эту фразу, вплоть до «мой фюрер», и безнадежно задумался.
Составление текста телеграммы фюреру требовало мужества, которого Герингу явно не хватало: теперь, он даже не пытался скрывать это от самого себя.
«Может, адъютант прав, и действительно стоит позвать генерала Коллера?» — вконец смалодушничал он, вспоминая, как несколько минут назад выставлял майора Ингена за дверь. И тут же смалодушничал во второй раз: ведь для того, чтобы пригласить генерала, следовало сначала найти его, а это мог сделать только адъютант, вызвать которого Геринг уже не решался,
Рейхсмаршал нервно скомкал листик, взял чистый и вновь начертил: «Мой фюрер!» «Может, так и оставить в телеграмме только эти слова: "Мой фюрер!" — и в таком виде отправить ее?» — мелькнула еще одна шальная мысль. Однако, несколько минут поколебавшись, он все же продолжил:
«Согласны ли Вы, чтобы я, учитывая Ваше решение остаться на командном пункте в крепости Берлин, согласно Вашему указу от 29 июня 1941 года, немедленно взял бы на себя руководство, с полной свободой действий как внутри, так и вовне?»
Получилось довольно коряво, генералу Коллеру это наверняка не понравится. Но Геринг решил, что у него нет больше времени на «упражнения по рейхсканцлерскохму чистописанию», и только поэтому он уже более решительно добавил: «Если до 20.00 от Вас, не последует ответа, то я буду считать, что свобода действий у Вас отнята. Тогда, учитывая Ваш указ, я сочту себя вправе действовать на благо народа и отечества. Мое отношение к Вам в этот тяжелейший час моей жизни Вы знаете, словами его не выразишь. Господь да сохранит Вас и да даст Вам возможность, несмотря ни на что, как можно скорей прибыть сюда. Ваш верный Герман Геринг. 23 апреля 1945 года»
Перечитывать текст телеграммы Геринг не стал, попросту побоялся делать это в отсутствие специалиста по поднятию духа генерала Коллера. Впрочем, он и так помнил его. Мысленно повторив содержащиеся в нем фразы, Геринг нашел, что составлена телеграмма, в общем-то, довольно осторожно и даже хитро.
Определив срок ответа восемью часами вечера и заявив при этом, что после указанного времени он будет считать, что свобода действий у фюрера отнята, Геринг явно подсказывал Гитлеру: «Рядом с Вами в бункере находятся люди, заинтересованные в том, чтобы поскорее вырвать власть из Ваших рук и начать действовать самостоятельно, но уже ведя переговоры не с англо-американцами, а с русскими».
К тому же Геринг выразил надежду, что у фюрера хватит воли и власти, чтобы вырваться из окружения своих предательски настроенных «опекунов» и прибыть сюда, в Берхтесгаден, в ставку «Бергхоф», где он, как и прежде, сможет выполнять свои обязанности руководителя страны и верховного главнокомандующего. Так что все необходимые в данной ситуации приличия соблюдены.
Вот только сумеет ли фюрер по достоинству оценить его усилия, не попытаются ли Борман и Геббельс исказить истинный смысл его послания своими иудиными толкованиями?
В том, что они неминуемо попытаются это сделать, Геринг не сомневался. Вопрос заключался в том, достаточно ли у них окажется зацепок и аргументов.
Позвав ожидавшего под дверью адъютанта, Геринг победно помахал перед его лицом текстом телеграммы и, воинственно улыбнувшись, произнес:
— Вот теперь можете приглашать своего генерала Коллера адъютант.
— Я не настаиваю на этом, — пожал плечами майор Инген.
— Зато теперь уже я настаиваю. Пусть прочтет. Вдруг действительно что-нибудь подскажет.
— Каждое ваше слово, господин рейхсмаршал, — как удар бомбардировщика. Но… вы действительно уверены, что уже пора?
— Вы доведете меня, майор, до такого состояния, что сначала я благородно застрелюсь сам, а уж затем пристрелю вас. Зовите Коллера.
Генерал появился с видом человека, которому есть за что обижаться на хозяина этого кабинета, но зла на него не таит. Он извлек из нагрудного карманчика очки, одно из стекол которых оказалось выдавленным, и так, прижмуривая «невооруженный» глаз, ознакомился с телеграммой, вчитываясь в каждое ее слово.
При этом генерал не собирался скрывать того, какое впечатление производит на него составленный рейхсмаршалом текст.
— Ну, если вы, господин рейхсмаршал, решили, что текст должен быть именно таким!… — наконец пожал он плечами, почти пренебрежительно откладывая листик на краешек стола. — То это, конечно, ваше право…
— Что вам в ней не нравится? — без тени обиды поинтересовался Геринг. Он и сам был не в восторге от своего чистописания.
— Если мне, солдату, позволено будет сказать так, как я думаю…
— Считайте, что позволено.
— Эту телеграмму будет читать не только фюрер, если, конечно, она к нему попадет, ее будут читать историки. Вот почему я считаю, что телеграмма, составленная в такой ответственный момент Герингом, рейхсмаршалом Герингом, должна быть несколько иной. Это должна быть, — он замялся, пытаясь найти достойное определение, но, так и не найдя его, выпалил: — Это должна быть телеграмма, составленная… Герингом!
— Видите ли, генерал, я не знаю, когда эта телеграмма попадет в руки историков и попадет ли вообще. Но что уже сегодня она окажется в руках Бормана и Геббельса, которые будут вчитываться в каждое ее слово точно так же, как вчитываетесь вы, — это я знаю наверняка.
— Нетрудно предположить, — согласился Коллер.
— И я знаю, как именно они будут пытаться истолковывать ее.
— Согласен: Борман будет читать ее с гневом и ненавистью. Я достаточно много времени провел в главной ставке фюрера, чтобы не знать, что собой представляет этот человек. И как он ненавидит вас, причем никогда не пытался скрывать этого от меня, вашего личного представителя в ставке.
— Вот видите…
— Не вижу! — по-солдафонски выпалил генерал. — Все равно телеграмму фюреру следовало составлять значительно жестче, — заупрямился он, — и с чувством собственного достоинства. Напоминая о нем не столько фюреру, которому плевать на достоинство любого из нас, сколько, Борману, которому, замечу, тем более на это наше достоинство — наплевать.
Совершенно запутавшись в его «унтер-офицерской» логике,Геринг лишь раздосадовано посопел.
— Так что, прикажете переписывать ее, что ли? — мрачно уточнил он.
— Готов приказать, во имя вас и нашего общего блага.
— Теперь уже некогда этим заниматься; — отрубил рейхсмаршал, даже забыв при этом одернуть своего подчиненного. — Коль уж мы решились — значит, решились. Майор Инген, возьмите текст и проследите, чтобы его немедленно передали в ставку фюрера. Как только появится ответ — сразу же ко мне.
— Все-таки решили передавать… — неопределенно как-то проговорил адъютант, глядя при этом не на рейхсмаршала, а на генерала Коллера, словно рассчитывал на то, что генерал решится задержать его передачу, чтобы основательно переписать.
— И не стану пересматривать это свое решение.
— Но и бездеятельно ждать ответа — тоже нет смысла, — молвил генерал, — мы зря теряем время. Во все оставшиеся в зоне досягаемости наших средств связи воинские соединения и управления гау следует направить радиограммы или письма за вашей, подписью, в которых уведомить, что власть в стране находится теперь в ваших руках. Нужно немедленно отправить сообщение о том, что вы принимаете на себя командование всеми сухопутными силами рейха.
— Зачем? Я ведь всего лишь канцлер. И потом, я никогда не командовал сухопутными соединениями.
— Да германцы давно забыли смысл этого понятия — «канцлер»! — резко возразил генерал. — Зато хорошо помнят, что страной руководит фюрер. И вы, если мне не изменяет память, стали правопреемником и представителем фюрера.
— В общем-то вы правы, — неуверенно признал Геринг. Причем слишком уж неуверенно. — Но ведь я никогда не командовал сухопутными соединениями, даже полкового уровня.
— А фюрер ранее ими командовал?
— Нет, но он был… фюрером! — Геринг вдруг мысленно увидел перед собой агента фюрера по особым поручениям Отто Скорцени. Вот кого не хватает сейчас в этом кабинете и в его нынешней свите — обер-диверсанта рейха!
Геринг слишком хорошо знал, что происходило в здании Верховного командования вермахта на Бендлерштрассе в Берлине 20 июля 1944 года, после покушения на Гитлера. Как знал и то, что подавить путч фюрер поручил именно ему, Скорцени.
— Взбодритесь, рейхсмаршал. Не надо излишних философствований. Поступить вы сейчас должны так же, — хитровато улыбаясь, убеждал его генерал Коллер, — как, сместив в декабре 1941 года со своего поста главнокомандующего сухопутными войсками фельдмаршала Вальтера фон Браухича, поступил сам Гитлер.
Лоб Геринга зашелся крупными извилистыми морщинами. Он пытался вспомнить и понять, о чем идет речь, однако давалось ему это слишком трудно.
— Помните, что фюрер заявил тогда пораженным его решением генералам?
— Напомните, генерал.
— Он заявил: «Кое-как руководить операциями может каждый. Задача же главнокомандующего сухопутными войсками в том, чтобы воспитать сухопутные войска в национал-социалистском духе. Я не знаю ни одного генерала сухопутных войск, который мог бы выполнить эту задачу, как я того требую!»
— Нечто подобное он действительно заявлял, поскольку не мог простить Браухичу его правоты. Перед началом зимнего контрнаступления русских главком предлагал отвести войска из-под Москвы на зимние квартиры или, как он говорил, на зимние позиции, по линии Ржева и еще каких-то там русских городов, чтобы таким образом спасти сотни тысяч германцев от страданий и гибели на немыслимом для них сорокаградусном морозе.
А разве вы, господин рейхсмаршал и канцлер Германии Герман Геринг, видите среди сухопутных генералов такого идеолога?
— Нет, — неуверенно произнес Геринг, мучительно прикидывая: «Уж не себя ли, "несухопутного", генерал Коллер имеет в виду как будущего идеолога?»
— Даже если бы такой сухопутный генерал стоял сейчас перед вами, вы все равно не должны были бы замечать его, действуя при этом во имя высших интересов рейха.
— Во имя высших интересов… — почти в состоянии транса повторил рейхсмаршал.
— И потом, давно пора напомнить нации, что кроме «Майн кампф» Гитлера существует идеологически не менее важная для воспитания германцев книга Германа Геринга.
— О какой книге вы говорите? — раздраженно поинтересовался Геринг.
— О вашей, естественно. О книге с очень своевременным и актуальным названием: «Построение нации».
— Не до этого сейчас, генерал, — поморщился Геринг, — не до этого.
Лишь несколько дней назад, готовя к эвакуации свою виллу «Каринхалле», рейхсмаршал перечитал некоторые главы из этой книги. Из книги, которой еще недавно так гордился, сравнивая с книгой фюрера «Майн кампф». А теперь… Безрадостное это была чтение. Не хотел бы он, чтобы эту книгу знали в послевоенной Европе: там что ни абзац, то обвинительное заключение, что ни глава — то ему же, Герману Герингу, приговор.
«Нельзя забывать, — писал он тогда, в 1934-м, — что в то время, когда мы захватили власть, более шести миллионов человек в ходе выборов в рейхстаг, проходивших в марте, официально голосовали за коммунизм и примерно восемь миллионов — за марксизм. В результате были созданы концентрационные лагеря, куда мы смогли в первую очередь направить тысячи функционеров коммунистической и социал-демократической партий».
«Когда речь идет о коммунистах — это еще как-то можно объяснить, — поиграл желваками Геринг, вспомнив эти свои лагерные «откровения». — Но на кой дьявол нужно было приплетать сюда социал-демократов»?!
Он знал, как резко отзывается о германских концлагерях русская и западная пресса. И ему очень бы не хотелось представать перед послевоенной Европой в облике инициатора и создателя всех этих эсэсовских лагерей смерти. Тем более что инициатором действительно был не он. Просто остальным хватило ума не распространяться о них в своих писаниях. А цитируют-то — написанное.
— Кстати, Самое время переиздать вашу книгу в Мюнхене, — как ни в чем не бывало развивал свою идею генерал Коллер, — который пора объявить временной столицей рейха.
— Не о книге сейчас речь, генерал, не о книге! — попытался урезонить его Геринг.
— Если появляется новый вождь, причем появляется вне Берлина, значит, должна быть новая столица и новая «Майн кампф». Она у германцев уже есть. Вот только переиздавать ее следует срочно, пока из рейхсканцелярии не последовал приказ срочно издать вторую, до сих пор не изданную книгу Гитлера.
— Разве он все еще не сжег ее? — мгновенно отреагировал рейхсмаршал, иронично ухмыляясь.
— Опасаясь такой возможности, Борман позаботился о запасном экземпляре машинописи.
— Значит, все-таки не сжег. Хотя угрожал сжечь.
— Борман не позволил бы ему этого, — заверил его генерал Коллер.
— Что вы заладили: «Борман, Борман…»?! — поморщился Геринг, но потом вдруг оторвал взгляд от стола и задержал его на лице генерала. — Или вам уже не терпится оказаться в роли Бормана? А, партайгеноссе Коллер? Рейхслейтер Коллер?
— Если в этой роли окажусь не я, беспредельно преданный вам человек, то в ней окажется кто-то иной, но уже не преданный вам.
— Ладно, генерал, ладно, — примирительно усмирил его Геринг. — Так, говорите, рукопись второй книги фюрера все еще не сожжена?
— Абсолютно точные сведения. Фюрер ее не сжег. И сейчас Борман подумывает о переиздании ее в виде секретного оружия возмездия, правда, всего лишь идеологического.
Это сообщение, как и тон, которым генерал изложил его, заставили Геринга задуматься. Еще несколько мгновений назад он готов был решительно отказаться от замысла Коллера, но теперь с отказом решил не торопиться. С этим всегда успеется.
— Не спорю, это заманчиво, — искал он пути к отступлению.
— Гитлер думает о том же. Но издание его «Майн кампф — II» было бы сейчас нежелательно. Не ко времени, скажем так. Да фюрер и сам это понимает.
— В таком случае действительно можно подумать о переиздании моего «Построения нации».
— Что было бы очень ко времени, — вмиг оживился генерал, в глазах этого авантюриста вновь зажегся огонь надежды, огонь удачи. — В то время когда звезда Гитлера закатилась, на небосводе рейха воспылала звезда нового вождя нации, нового теоретика национальной государственности, нового идеолога.
— Полагаете, что публикация моей книги может вызвать такие решительные настроения?
— Это неминуемо. Рейх не может существовать без фюрера.
— Только издавать нужно со значительными переработками, — предостерег Геринг генерала, тоже зажигаясь самолюбиво страстью славы.
— Второе, дополненное издание — так это обычно называется. Я уже консультировался тут с одним местным писателем, который успел поработать в мюнхенском издательстве.
— Я так понял, что вы уже нашли человека, готового помочь мне в доработке книги.
— Профессионала я нашел, мой… господин Геринг. Хорошего профессионала своего дела. В аннотации, а еще лучше, в вашем вступительном слове будет объяснено: необходимость в переиздании была вызвана тем, что многие из ваших предсказаний сбылись, а на многие события и явления вы теперь смотрите с высоты приобретенного опыта полководца и вождя нации, ее идеолога. Именно так, мой фюрер, — решился наконец генерал на это, столь трудно дающееся ему, обращение «мой фюрер», — с высоты приобретенного опыта полководца, идеолога и вождя нации. Каждый, кто прочтет вновь изданную книгу, убедится в правоте ваших слов.
— В таком случае мне следует еще раз прочесть книгу. Хорошенько осмыслить ее, исходя из того, в какой ситуации оказался германский народ в конце правления Гитлера.
— Прежде всего вам следует дать согласие на ее переиздание.
— Видите ли, генерал. Слишком мало времени для того, чтобы сосредоточиться на ее переработке.
— У вас будут надежные помощники и консультанты. Если понадобится, целый штат помощников и консультантов.