Утром Леш проводил Хохмайстера на Потсдамский вокзал, а в пятнадцать часов снова очутился в кабинете у Шпеера. Рейхсминистр просмотрел смету, отложил бумаги в сторону.

– Я помню Маркуса с Олимпийских игр, – задумчиво проговорил он. – Фюрер в то время сказал мне, что следующие Игры состоятся в Токио. Но это не страшно. Это будут последние Игры на чужой земле. Потом уже они будут проходить только в Германии, только на наших стадионах. Каким будет состав участников, станем определять мы…

– К нашему горю, Маркус уже не вернется на ринг, – притворно вздохнул Леш.

Однако Шпеер не обратил внимания на реплику генерала. Он еще находился во власти дорогих воспоминаний.

– Свою популярность фюрер сравнивал с популярностью великого реформатора Лютера. Вскоре он высказал еще одну мысль: «У меня есть только две возможности: либо полное претворение в жизнь моих планов, либо столь же полный крах. Если мне удастся их осуществить, я становлюсь одним из величайших людей в истории. Если я потерплю крах, то буду оплеван, обвинен и предан проклятию…»

Леш старался понять, куда клонит рейхсминистр. Наконец Шпеер высказался яснее:

– Даже не позвони мне Ширах, я бы все равно поддержал Маркуса. Но, опасаясь огорчить больного человека, я не стал говорить ему, что в конце весны или в начале лета произойдет еще одно великое наступление. На этот раз войска будут предельно насыщены техникой. Если эта операция удастся, «фаустпатрон» Хохмайстера, как оружие оборонительное, может и не понадобиться нам.

– Я так и думал! – воскликнул Леш, но осекся, увидев на аскетическом лице Шпеера гримасу неудовольствия. Думать и решать мог лишь фюрер, остальные должны повиноваться. Такова была генеральная установка в Третьем рейхе.

– Пусть Маркус занимается своей хлопушкой, а мы подождем развития событий на Восточном фронте. Пока мы дадим возможность расплатиться Маркусу с кредитором, чтобы отец мог открыть для него новый кредит. – Шпеер взглянул на часы, нажал на кнопку вызова.

Леш понял – аудиенция окончена. Он вытянул вперед руку и, пятясь задом, скрылся за дверью.