Генерал Леш ожидал Бальдура фон Шираха с минуты на минуту. Только что звонил адъютант рейхсюгендфюрера и сказал, что машина уже вышла.

Стол в гостиной был накрыт на три персоны. Под салфетками неуклюже топорщились бутылки с карлсбадской минеральной водой, арманьяком и тонким вином «Бернкастлер» урожая 1927 года. Рядом с серебряными ведерками, где из льда торчали головки шампанского, стояли блюда с ветчиной и колбасами, сырами, паштетом, фруктами и шоколадом.

Потирая руки и озабоченно бегая вокруг стола, Леш разговаривал с Хохмайстером. Маркус был отозван с фронта в Берлин и старался узнать у Леша причину вызова. Однако генерал хитрил. Он задавал вопрос за вопросом, и Хохмайстеру приходилось отвечать на них.

– Русские действительно столь фанатичны, как утверждают наши фронтовики?

– Да. Они не хотят понять, что побеждены.

– Кто удерживает их в окопах? Комиссары?

– Очевидно, и комиссары.

– Печально, они не видят в нас освободителей от большевиков. – Леш остановился перед Хохмайстером, выпятив круглый живот с Железным крестом. – Здесь мы перегнули палку. Мы слишком откровенно заявили о своих планах. А этим сразу воспользовались русские пропагандисты.

Раздался короткий звонок. В дверях появился адъютант:

– Рейхсюгендфюрер!

Ширах стремительно вошел в гостиную, обнял за плечи Леша, преувеличенно громко воскликнув:

– Рад приветствовать старого бойца!

– Польщен вашим визитом, – шаркнул ножкой Леш.

– Здравствуйте, Маркус. – Склонив голову набок и прищурившись, Ширах оглядел Хохмайстера, обернулся к Лешу: – Почему не вижу награды? Я же читал представление!

Глазки Леша убежали в тень глазниц.

– На фоне блестящих побед всех германских солдат безусловный подвиг Хохмайстера и его товарищей показался в штабе не столь выдающимся, чтобы ходатайствовать о Железном кресте.

– А ваше личное мнение? – с лукавой усмешкой спросил Ширах.

– Не мне обсуждать действия начальства… Маркус понял, что завистливый, крайне чувствительный к чужой славе генерал попросту слукавил и, конечно, сам подал мысль штабным офицерам не награждать выдвиженца Шираха.

Рейхсюгендфюрер рассмеялся:

– Не огорчайтесь, Маркус. Орден от вас не уйдет.

К обеду подали суп с клецками из мозгов, любимые Ширахом оладьи по-силезски из сырого картофеля, клубничный джем и мороженое на десерт. Рейхсюгендфюрер пил, зорко поглядывал на собеседников, посмеивался, сверкая белыми зубами, и только к концу обеда сказал загадочно:

– Для вас, Маркус, я приготовил сюрприз.

Хохмайстер отодвинул бокал с вином.

– Вы, возможно, слышали: в дивизии «Великая Германия» сражается под Москвой полк «Гитлерюгенд». В этом полку вы вместе с Радловым и Айнбиндером должны организовать специальную команду подрывников. Когда закончится штурм русской столицы, вы, наш национальный герой, взорвете Кремль.

– Кому я должен подчиняться в Берлине?

– Мне. Фюрер обещал сказать о дне начала нового штурма. Ну а пожить можно в гостинице «Фатерлянд» на Потсдамской площади. Там хороший ресторан. Его владелец отпускает фронтовикам пиво бесплатно. – Ширах покосился на Леша. – Или оставайтесь здесь. Генерал приютит по старой памяти?

– Конечно! Я и мои воспитанники с удовольствием послушаем фронтовые рассказы, – торопливо, будто опасаясь услышать отрицательный ответ, заговорил Леш. Он чувствовал смущение от того, что так неуклюже оправдывался за Железный крест для Маркуса и что-то потерял в глазах вождя гитлерюгенда.

Маркусу стало жаль пройдоху Леша.

– Разумеется, я останусь в Карлсхорсте, господин генерал.

– Вот и прекрасно! – Ширах, всегда избегавший напряжения в отношениях с людьми, задумчиво повертел на столе чашку с кофе. – Сейчас нам важно взять Москву… И первыми обязаны войти в этот город молодые солдаты нашей нации!.. Завтра воскресенье, Маркус. Приезжайте ко мне на Ванзее. Часов, скажем, в десять. Поговорим, отдохнем…

Рейхсюгендфюрер встал. Леш и Маркус проводили его до большого черного «опель-адмирала», где сидели адъютант и шофер Шираха. Машина рванулась с места и, набирая скорость, мгновенно потерялась в узкой улочке Карлсхорста.

– Великий человек, – растроганно прошептал Леш.

…Ровно в десять утра Маркус был в особняке фон Шираха на озере Ванзее. Дом из красного камня стоял в тени больших вязов. По стенам вился дикий виноград и желтеющий плющ, и если бы в комнатах не горел свет и не пробивался сквозь листву, то посторонний человек вряд ли смог бы увидеть особняк. Маркус прошел по песчаной тропинке и нажал на кнопку звонка. Дверь открыл щеголеватый мальчик в кремовой рубашке гитлерюгенда с золотым аксельбантом на плече. Сразу узнав бывшего знаменитого боксера, мальчик радостно воскликнул:

– Прошу вас, господин Хохмайстер. Папа ждет к завтраку.

– Как тебя зовут?

– Роберт фон Ширах, – не без гордости ответил мальчик.

Выбежала овчарка с рыжими подпалинами на боках, быстро обнюхала ноги Маркуса и улеглась у дверей, закрыв выход.

– А это Негус. В прошлом году на собачьей выставке завоевал первую медаль.

Пройдя небольшой вестибюль, на стенах которого висели лосиные и оленьи рога, а также львиная морда («Убил папа, когда был в Африке»), Маркус очутился в полутемной гостиной и не сразу узнал хозяина. Ширах был одет по-домашнему: темно-серые шерстяные брюки, белая рубашка, фуфайка из верблюжьей шерсти.

– Доброе утро, Маркус. Проходите, чувствуйте себя свободно. Генни!

Появилась высокая белокурая женщина в накрахмаленном переднике, с взбитой прической. В полумраке гостиной она показалась красавицей.

Ширах ласково поглядел на супругу:

– Генриэтта Гофман – моя жена.

Маркус вручил ей букет гвоздик, приложил губы к прохладной надушенной руке.

– Какой вы сильный! – воскликнула Генриэтта. – Уверена, вы сумеете постоять за себя.

– Разумеется, фрау Гофман, – ответил Маркус и покраснел: фраза прозвучала откровенно хвастливо.

Неловкость сразу устранил Ширах:

– А кто из нас, немцев, не постоит за себя?

Хохмайстер благодарно кивнул. Генриэтта рассмеялась:

– Через минуту прошу к столу. По случаю воскресенья я отпустила служанку и кофе подам сама.

В столовой горела люстра, хотя черные шторы затемнения были подняты. На стене висел живописный портрет знаменитого генерала Максимилиана Гофмана с закрученными вверх седыми усами, в кайзеровском шлеме с шишаком. Жена Шираха отдаленно походила на отца.

– Бальдуру приходится много работать, а в последнее время у него прогрессирует болезнь глаз, поэтому мы не скупимся на электричество, – проговорила фрау Гофман, включая еще одну люстру.

Ширах как бы пропустил мимо ушей эти слова. Усаживаясь за стол, он сказал:

– День обещает быть солнечным. После завтрака мы покатаемся в лодке.

Хохмайстера беспокоил вопрос: чего ради Ширах пригласил его к себе домой? Он все время ждал, когда рейхсюгендфюрер сообщит что-то важное, но тот говорил о пустяках и за столом, и когда пошли по тенистому парку, делал вид, что просто наслаждается природой, отдыхает, как много потрудившийся человек.

День не походил на осенний. Утренние тучи ушли, выглянуло солнце, скоро стало припекать. Подошли к озеру – небольшому, с коричневой торфяной водой. Вокруг по берегам стояли особняки.

В лодку прыгнул Негус, привычно устроился на корме. Ширах, надев темные очки, сел на весла. Они медленно поплыли к двухэтажному дому из светлого силезского гранита. На лужайке перед ним с визгом и смехом бегали девочки в одинаковых белых платьицах. Понизив голос, рейхсюгендфюрер произнес:

– Здесь живет доктор Геббельс.

Маркус вспомнил рейхсминистра на приеме после Олимпиады. Геббельс стоял позади Гитлера и, казалось, стеснялся своей хромоты и маленького роста. Врезались в память аскетическое, желтое лицо, выпуклый лоб, угловатый затылок, нависший над тонкой шеей. Длинные черные волосы топорщились на затылке.

Когда после фюрера заговорил Геббельс, по спине невольно пробежали мурашки. Сильный, вибрирующий, четкий голос никак не соответствовал щуплой фигуре рейхсминистра. Темные, без зрачков, глаза и большие, неестественно тонкие губы отталкивали. Помнится, Маркус украдкой отводил от него взгляд, стараясь вникнуть в суть самих слов. Его память схватывала и запоминала пронзительные слова о старых бойцах нацистского движения, которые вручают свою победу молодому, физически здоровому немецкому поколению, о национальной культуре, не терпящей никаких примесей, как и славная арийская кровь.

Лодка бесшумно скользила по озеру, едва нарушая зеркальную гладь. В темной глубине неподвижно висели жирные карпы. Дача Геббельса как бы наклонялась и смотрела в воду на свое отражение. Наверное, такой же богатый белый особняк ненавидел голодный юноша Михаэль, герой одноименного романа Геббельса, когда стоял перед освещенными окнами толстосума и слушал вальсы Мендельсона-Бартольди…

Опустив на весла тонкие руки, Ширах проговорил:

– Взять русскую столицу с ходу не удалось. Если Москва не покорится, тогда Германии выпадет нелегкая судьба. Но фюрер верит в провидение. Он полон решимости сокрушить Москву до начала морозов. Так что готовьтесь к своей миссии.

«Вот оно, главное!» – отметил про себя Маркус.

Несомненно, Ширах поручился за Хохмайстера перед Гитлером и теперь хотел лишний раз убедиться, что возложенную на него задачу – взорвать Кремль, эту русскую святыню, – Маркус выполнит с честью.

– А уж я позабочусь о должном вознаграждении, – добавил Ширах и оживился. – Видели, как ловко выкрутился шельмец Леш, когда я спросил его о Железном кресте для вас?

– Я не гонюсь за наградами, – проговорил Маркус, однако эти слова прозвучали неправдоподобно.

– Не скромничайте. Русская кампания выдвинет много героев, среди них хотел бы видеть и вас. Не обижайтесь на Леша, он работает, хотя и брюзжит…

За обедом по правую руку Шираха сидел Роберт, слева, на коврике, лежала овчарка. Фрау Гофман находилась рядом с сыном. Маркус расположился напротив рейхсюгендфюрера. Ширах ел мало, но пил коньяк, и каждая рюмка вызывала у него прилив красноречия.

– Мне нравится точность формулировок Гитлера, – разглагольствовал Ширах. – Они похожи на язык математики и военного устава. Это импонирует молодежи, которая выросла при фюрере и не представляет, как можно жить иначе. У нас есть высшая цель: истребить низшие расы, которые не дошли до уровня нашего понимания, очистить человечество от скверны. Фюрер в «Майн кампф» сказал, что самое гуманное – как можно скорей расправиться с врагом. Иными словами, чем быстрее мы с ним покончим, тем меньше будут наши и его мучения… Так что там, на Восточном фронте, вы, Маркус, будьте бескомпромиссным и жестоким, ибо вы совершаете благо…

От предложенной Ширахом машины, чтобы доехать до Карлсхорста, Маркус отказался. Он простился с гостеприимными хозяевами и пошел пешком. К вечеру заметно похолодало. Прохожие надели пальто и плащи. Солнце отбрасывало косые длинные тени. Когда Маркус оказывался спиной к закатному солнцу, он видел свою тень – тень великана, скользящую по апельсиновым черепичным крышам, решетчатым оградам, желтым кленам. Навстречу попадались солдаты. Они старательно козыряли ему, однако он не замечал их.

Вскоре прохожих стало совсем мало. Только у продовольственных магазинов и табачных киосков стояли люди. Они хотели в этот воскресный день получить по карточкам все, что им полагалось.

От тесных сапог устали ноги. Маркус отошел к фонарному столбу, стал ждать такси. Невдалеке остановились две пожилые женщины с хозяйственными сумками. Не заметив постороннего, они повели оживленный разговор. Помимо воли Маркус услышал его.

– Покупайте маргарин у Клюше, он всегда свеж, – советовала одна.

– Вы разве не знаете – Клюше сошел с ума. Несчастный получил известие о гибели сына на русском фронте, нацепил кресты за Первую мировую войну, прицепил кальсоны к трости и начал маршировать по улице, выкрикивая «Хайль!».

– Что вы говорите? Это ужасно!

– Гестаповцы отвезли беднягу в психиатрическую больницу…

Хохмайстер переступил с ноги на ногу. Под каблуком скрипнул камешек. Женщины смолкли и исчезли бесшумно, как летучие мыши.