Шагая по парку средь голых кленов
Вдоль спящей под белым платком реки,
Веселая пара молодоженов
Швыряла друг в друга, смеясь, снежки.
Она была счастлива так, что взглядом
Могла бы, наверное, без хлопот
На том берегу, а не то что рядом,
Как лазером, плавить и снег, и лед.
Пылал ее шарф, и лицо сияло,
Смеялась прядка на ветерке,
И сердце в груди ее громыхало
Сильней, чем транзистор в его руке.
Увидевши яблони возле пруда,
Что, ежась под ветром, на холм брели,
Она озорно закричала: — Буду
Сейчас колдовать, чтоб свершилось чудо,
Хочу, чтобы яблони зацвели!
И звездочки стужи, сначала редко,
Затем все дружнее чертя маршрут,
Осыпали черные пальцы веток —
И вот оно: яблони вновь цветут!
Но счастье еще и не то умеет.
Вокруг — точно зарево! Посмотри:
На ветках, как яблоки пламенея,
Качаются алые снегири.
Однако, взглянув равнодушным взором
На эту звенящую красоту,
Он, скучно зевнув, произнес с укором:
— Ведь скажешь же всякую ерунду!..
Уж слишком ты выдумки эти любишь,
А я вот не верю ни в чох, ни в стих.
И снег — это снег, а синиц твоих,
Прости, но как фрукты ведь есть не будешь!
А, кстати, сейчас бутербродец вдруг
Нам очень бы даже украсил дело! —
Сказал, и от слов этих все вокруг
Мгновенно ну словно бы потемнело:
Солнце зашторилось в облака,
Пенье, как лед на ветру, застыло
И словно незримая вдруг рука
Пронзительный ветер с цепи спустила.
От ярости жгучей спасенья нет,
Ветер ударил разбойно в спину,
И сразу сорвал белоснежный цвет,
И алое зарево с веток скинул.
И нет ничего уж под серой тучей —
Ни песен, ни солнца, ни снегирей.
Лишь ссоры ворон, да мороз колючий,
Да голый, застывший скелет ветвей.
И все! И улыбка вдруг улетает.
И горький упрек прозвенеть готов…
Вот что со счастьем порой бывает
От черствой души и холодных слов!