В ПРОСТОКВАШИНО ОТКРЫВАЮТ
СТЕКОЛЬНЫЙ ЗАВОД
(Глава шестая. Производственно-налоговая)
Кот Матроскин в свободное от коровы Мурки время любил ходить в лес за грибами. Но странное дело, возвращался он из леса не с грибами, а с полными корзинами битых бутылок.
Пес Шарик спрашивает:
— Что тебе, кот, делать, что ли, больше нечего, только пустые бутылки собирать?
— А что я могу сделать, — отвечает Матроскин, — если у меня сердце кровью обливается. В самом глухом лесу у каждого пенька разбитая бутылка лежит. Если я ее не соберу, она там так тысячу лет и проваляется.
— Кто же это бутылки в лесу бьет? — спрашивает Шарик.
— Если бы я знал, — отвечает Матроскин. — Такое ощущение, что осколочный дождь из космоса идет по всей России.
А как-то раз Матроскин увидел: идет пьяный мужик лет сорока и бутылку досасывает. Допил он бутылку и как шваркнет ее об пень.
Матроскин к нему подошел и спрашивает:
— Господин-товарищ-дядя-гражданин из сельской местности, чем это вы так расстроены, что бутылки бьете?
— Тамбовский волк тебе гражданин-товарищ! — отвечает дядя. — А тем…
— Чем тем?
— А тем, что все не так. И вице-премьер этот, и президент, и министр финансов! Пропади они пропадом, житья не дают!
— Чем они вам житья не дают?
— Да всем не дают!
— В огороде работать дают?
— Дают.
— На рынке торговать дают?
— Дают, — говорит дядя с поллитрой. — А вот шахтеров замучили.
— А вы, дядя, работайте себе в огороде.
— Не могу. Они с НАТОм сцепились. Что им НАТО далось? Живет себе и никого не трогает. А министр финансов вообще…
— Так он уже и не работает.
— Он уже и не работает!
Сколько Матроскин с ним ни бился, не мог понять, почему дядя об пень бутылки разбивает. А оставлять битые бутылки в лесу крестьянское сердце Матроскина не позволяло. Скоро он целую бочку десятиведерную осколков натаскал.
Потом к нему Шарик присоединился. Потом дядя Федор. Потом папа с мамой. Осколков все больше становилось. И решил Матроскин стеклоплавильный завод открыть.
Дров в Простоквашино было завались. Сельские дяди лес в знак протеста давно уже не чистили. Рабочая сила была — часть десантников к ним снова вернулась.
За две поллитры Матроскину пустую цистерну на тракторе привезли с железной дороги. Печь под ней выложили, и начал Матроскин осколки плавить.
Хрусталь у него сразу не получался. Все было кривоватое и гнутое, какое-то ископаемое, доисторическое. Тогда стал Матроскин примитивную посуду выплавлять, какую на раскопках находят: миски для собак, утки.
Эта посуда хорошо пошла. И простой народ ее брал, и в музеи ее покупали, и в частные коллекции. Все прекрасно выходило.
Но тут опять наезд. Уже не мафия наехала, не бандиты, а налоговая инспекция.
Дело в том, что посуду на рынке Шарик продавал — как самый обаятельный. Так ему инспекторы говорят:
— Покупай лицензию.
— Ладно, куплю. А почем?
— Триста долларов.
— Да вы что? Да мы таких денег за сто лет не наторгуем.
Его успокаивают:
— Это еще не все. Перед этим надо ЭнДэЭс заплатить и налог с предполагаемой прибыли. Какая у Вас предполагаемая прибыль?
— Никакой.
— Значит, будете платить налог с оборота. И это еще не все. Вы что производите?
— Мы ничего не производим. Мы осколки переплавляем в бутылки.
— Значит, заплатите экологический налог, налог на дороги и про отчисления в Пенсионный фонд не забудьте. Не забудете?
— Век будем помнить, — говорит Шарик.
Дал инспектор ему какую-то ведомость на сто страниц и велел все заполнить.
Прямо тут на рынке в какой-то будочке Шарик стал все заполнять.
В графе «Предполагаемая прибыль» Шарик так и написал: «Никакой». В графе «Предполагаемые зарубежные партнеры и корпорации» написал: «Собачий питомник „Красная звезда“ из Щербинки».
Налоговый инспектор Кукушкин все это прочитал и говорит:
— Все. Я вас поздравляю. Заплатите теперь тысячу долларов и смело торгуйте до сентября.
— А потом? — спрашивает Шарик.
— А потом к нам новые указы поступят и будет общий пересчет.
Когда Матроскин про все это узнал, он Шарика чуть не поколотил подойником:
— Шарик, ты знаешь, почему тебя Шариком назвали?
— Почему?
— Потому что ты круглый!..
А сам пошел в налоговую инспекцию:
— Вот что, граждане, вы откуда такие умные?
— Мы раньше в райкоме партии работали.
— Это сразу видно, — говорит Матроскин. — Вы там, наверное, свои последние мозги и оставили, что такие налоги накручиваете. Где ж мне столько денег взять?
— Вы продайте что-нибудь ненужное.
— Это мы уже проходили, — ответил Матроскин. — Все. Закрываем осколочное производство.
Начальник инспекции товарищ Крокодилов за ним долго бежал, уговаривал:
— А мы в чем виноваты? Это нас начальство заставляет. Мы только исполнители. Но не все потеряно. Есть варианты. Мы пойдем другим путем. Хорошо?
— Хватит, — сказал Матроскин. — Находились.
И все производство прекратил. Растил только картошку безналоговую для себя и для дяди Федора с Шариком.
Налоговый инспектор Крокодилов кругами вокруг них ходил, а ничего с них получить не мог.
А Матроскин еще издевался:
— Вам ЭнДэЭс вершками платить или корешками? А налог с оборота мы чем вам будем выплачивать, навозом? А если у меня не прибыль получится, а убыль, вы тогда мне сами доплачивать будете?
Бедный Крокодилов только за сердце и хватался.
* * *
Этим летом главный налоговый сочиняльщик очень сильно ногу порезал на своем собственном загородном озере. Он думал, что у него осколков нет, и здорово ошибся. У него на ею вилле трехэтажной тоже господа-дяди-граждане-товарищи работали. И истопниками, и электриками, и огородниками. И их тоже безумная грусть охватывала от современной жизни. А в таком случае лучший способ от грустных чувств избавиться — это бутылку об пенек шваркнуть, и все!
