Книга: Правила секса
Назад: Бертран
Дальше: Стюарт

Пол

Дни пролетали так быстро, что казалось, время замерло. Все следующие недели я был только с ним. Я перестал ходить на актерское мастерство, импровизацию, устройство декораций и генетику. В любом случае ни один из этих предметов не менял мир к лучшему, по крайней мере так, как это делал он. Я существовал в сонной прострации, но она была полна жизни и довольства. Я вечно улыбался и напоминал завзятого алкаша, хоть и перестал пить пиво, как раньше, потому что не хотел нарастить брюхо. С пива я перешел на водку.
Чем же мы занимались? В основном я тусовался только с ним. Я не представил его ни Раймонду, ни Дональду, ни Гарри, но и со своими друзьями он меня не стал знакомить. Он приохотил меня играть в квотерс, и я выучился закидывать монетку в пластиковые стаканы бочкового пива с таким проворством и искусностью, что, когда мы играли — либо с Тони, либо просто вдвоем, — он непременно убирался, а я сидел чуть потрезвее, уставившись на него и потягивая теплый «Абсолют». Его задело, что я так быстро догнал, и он мастерил в одиночку, чтобы не отстать от меня.
То было время, когда я, замечая прежних любовников на вечеринках, не парился, потому что был слишком уверен в своем новом рыцарском романе. Каждый раз, когда я проходил мимо кого-нибудь в столовой, или на вечеринке, или когда с Шоном бывал в городе, или сидел у «Конца света», глядя, как осень переходит в зиму, я не заливался краской и не отводил глаза. Я приветственно кивал, улыбался, и, когда возвращался к тому, чем занимался, меня не передергивало от отвращения. На вечеринках, когда в помощь развлекательному комитету (только ради Шона) я закатывал пивные кеги и расставлял колонки, я ни с кем не заигрывал и вообще ни на кого не смотрел. Конечно же, я замечал тех, с кем переспал. Они выделялись даже отчетливее, и мне было только легче оттого, что я был не с ними, что вместо этого я был с Шоном.
Поскольку его сосед Бертран («воображала французишка», говорил он) все выходные то бродил по магазинам в Нью-Йорке, то оставался у своей подружки, жившей не в кампусе, комната была в нашем распоряжении, что было и хорошо и плохо. Хорошо, так как она находилась в доме, где обычно каждый вечер на неделе проходили вечеринки, так что было неплохо напиться в Буте в общей комнате или, если не шел дождь или снег, то и на улице у главного входа, а затем отправиться вверх по лестнице в комнату в конце коридора. Плохо же потому, что его пугало, что нас услышат, на него находила паранойя, и ему требовалось выпить гораздо больше, прежде чем вообще можно было говорить о какой бы там ни было прелюдии.
После секса (во время секса он превращался в маньяка, дикого зверя — жесть полная) мы помирали с голоду и отправлялись на его мотоцикле в «Прайс -чоппер». У него всегда был запасной шлем. Я обхватывал его за крепкую тонкую талию, и он гнал по Колледж-драйв к рынку. Оказавшись там, он играл несколько партий в «Жоуст» на игровых автоматах у главного входа, а я покупал сыр в ломтиках, ужасную салями, которая ему очень нравилась, ржаной хлеб для него и пшеничный цельнозерновой для себя и, если еще не было двух, неминуемую упаковку пива «Дженни» или «Будвайзера». Мне нравился «Беке», но он говорил, что «Беке» слишком дорогой и у него нет столько денег. Но больше всего он любил воровать в магазинах. Ему настолько это нравилось, что мне приходилось его утихомиривать. Мы занимались этим только посреди ночи, когда никого не было, работала только одна касса, ночные сменщики распаковывали консервы на задах, а из колонок, днем игравших музыку для супермаркетов, раздавался Rush. Я расхаживал в своем длинном шерстяном пальто, купленном в городе в Армии спасения, а он в кожанке с потрепанными меховыми вставками, в карманах которой было на удивление много места, и мы без проблем выходили, мое пальто и его куртка отвисали от сигарет, бутылок вина, мороженого «Хаген Даз», шампуня, он лишь нагло притормаживал на кассе и покупал одну жевательную резинку «Базука». Однажды ночью я увидел сильно исхудавшую старушенцию, которая уже практически облысела, она перебирала премиальные купоны, и мне уже совсем расхотелось красть швейцарский шоколад с миндалем «Хаген Даз» и хрустящий батончик здоровья «Бен энд Джерри», но Шону так приспичило, что я не мог отказать, ведь он стоял, задрав подбородок, в облегающих джинсах, а его небрежно взъерошенные волосы матово поблескивали от пота, не высохшего после наших занятий любовью. Разве я мог отказать?
О себе он особо не рассказывал, но мне не очень это было и интересно. Мы либо напивались в «Пабе» (иногда мы отправлялись туда после ужина и уходили последними), либо ехали в «Карусель» на шоссе № 9, сидели и бухали вдвоем в баре, и только тогда он что-нибудь рассказывал. Он рассказал мне о том, как рос на юге, и что его родители были фермерами, братьев у него не было, лишь пара сестер, и что он был студентом на дотации, а специализацией была литература, что было странно, потому что в его комнате книг не имелось. Еще было странно, что он с юга, потому что у него и намека на акцент не было. Но не поэтому он мне нравился. Его тело не было таким шикарным, как у Митчелла, который периодически за ним ухаживал, а прошлым летом в Нью-Йорке он ходил в солярий, и его кожа превратилась в нечто среднее между розовым и коричневым, кроме ослепительной белизны на том месте, где его трусы не пропустили ультрафиолетовые лучи. У Шона было другое тело. Оно было здоровым и крепким (наверное, из-за работы на ферме в детстве), почти полностью без волос (лишь немного на груди) и с большим членом. У него были коричневатые волнистые волосы, которые он зачесывал набок, хотя можно было бы и гелем пригладить, но я не настаивал.
Еще мне он нравился из-за мотоцикла. Хоть я и вырос в Чикаго, на мотоцикле никогда раньше не ездил, и когда я сел к нему впервые на мотоцикл, то смеялся до упаду, голова кружилась от волнения, а опасность меня лишь веселила. Мне нравилось, как мы на нем вписывались, мои руки иногда были у него на бедрах, зачастую еще ниже, он ничего не говорил, лишь ехал быстрее. Он по-любому гонял, как сумасшедший, на красный, через знаки «стоп», а под дождем на поворотах выжимал чуть ли не под 120 в час. Мне было наплевать. Я просто держался за него еще крепче. Мы гнали пьяные обратно к кампусу из «Карусели» в ветреную новоанглийскую ночь, он подъезжал к воротам и ждал, пока нас пропустят охранники. Он вел себя как можно трезвее, что на самом деле и не требовалось, поскольку он в любом случае был знаком со всеми охранниками (я отметил, что с ними знакомы все, кто учится на дотации). Мы шли в его комнату или ко мне, если французишка был дома, он валился на кровать, скидывая ботинки, и говорил, что я могу делать что угодно. Ему все равно.
Назад: Бертран
Дальше: Стюарт