Глава 11
Мотив
Я был как громом поражен.
– Так вы об этом говорили? – спросил я, повернувшись к Пуаро.
– Да, мой друг. Я уже знал сегодня утром.
– Откуда? Как вы догадались? За завтраком вы вдруг сказали, что вас осенило.
– Так оно и было, мой друг. Я посмотрел на первую страницу газеты, вспомнил вчерашний разговор за обеденным столом и понял все.
Он снова повернулся к Ник.
– Так вы узнали еще вчера?
– Вчера. По радио. Я сказала, что иду звонить. Мне хотелось выслушать новость одной, когда… если… – Она судорожно глотнула. – И я услышала…
– Я понимаю, понимаю. – Он взял ее за руку.
– Это был какой-то кошмар! А тут еще эти гости… Не знаю, как я выдержала. Я была как во сне. Делала все, что полагается, а сама словно видела себя со стороны. Это было такое странное чувство…
– Да, да, я понимаю.
– Ну а потом, когда я пошла за пледом, я вдруг не выдержала и расплакалась. Я, правда, быстро взяла себя в руки. Тут еще Мегги что-то кричала мне о своем жакете. Потом она наконец взяла мою шаль и вышла, а я немного попудрилась и подрумянилась и тоже вышла. И увидела ее мертвую…
– Я понимаю, страшное потрясение.
– Да нет, не в этом дело! Я разозлилась! Мне было жаль, что это не я! Я хотела умереть – и на тебе, осталась жить, да еще, может быть, надолго. А Майкл умер – утонул где-то в Тихом океане.
– Бедное дитя.
– Я не хочу, вы слышите, не хочу жить! – крикнула она вне себя.
– Я знаю… знаю. Для каждого из нас приходит время, когда смерть кажется заманчивей жизни. Но это проходит – и горе проходит, и грусть. Я понимаю, что вы сейчас не можете мне поверить. И незачем такому старику, как я, все это говорить. Пустые разговоры, все, что я говорю сейчас, – для вас пустые разговоры.
– Вы думаете, я забуду и выйду за кого-нибудь другого? Никогда!
Она сидела на кровати вся раскрасневшаяся, стиснув руки, и, право же, была необыкновенно хороша.
– Нет, что вы, – ласково ответил Пуаро. – Я ничего подобного не думаю. Вам выпало большое счастье, мадемуазель. Вас полюбил отважный человек, герой. Как вы с ним познакомились?
– В Ле-Туке, в сентябре прошлого года. Почти год тому назад.
– А ваша помолвка произошла…
– Вскоре после Рождества. Но мы должны были ее скрывать.
– Почему же?
– Из-за дяди Майкла, старого сэра Мэтью. Он любил птиц и ненавидел женщин.
– Но одно другому не мешает!
– Нет, я совсем не то хотела сказать. Просто он был большой чудак. Считал, что женщины губят мужчин. А Майкл от него во всем зависел. Сэр Мэтью страшно гордился Майклом, дал ему денег на постройку «Альбатроса» и обещал покрыть все расходы, связанные с кругосветным перелетом. Этот перелет был их самой заветной мечтой – его и Майкла. В случае удачи сэр Мэтью обещал выполнить любое его желание. И даже если бы дядюшка заартачился, это было бы не так уж страшно. Майкл стал бы… ну, чем-то вроде мировой знаменитости, и рано или поздно дядюшке пришлось бы с ним помириться.
– Да, да, понятно.
– Но Майкл сказал: если что-то станет известно раньше времени, все пропало. Нам надо было держать нашу помолвку в строжайшей тайне. И я молчала. Никому ни слова не сказала, даже Фредди.
Пуаро застонал.
– Ну что вам стоило рассказать мне?
Ник удивленно посмотрела на него:
– А зачем? Какая же здесь связь с этими таинственными покушениями? Нет, я дала Майклу слово, и я его сдержала. Но что это была за мука – все время думать, волноваться, сходить с ума! И еще удивлялись, что я стала нервная! А я ничего не могла объяснить.
– Я понимаю.
– Он ведь уже один раз пропадал. Тогда он летел в Индию над пустыней. Это было ужасно, но потом все обошлось. Оказывается, у него что-то случилось с самолетом, но он все уладил и полетел дальше. И я все время убеждала себя, что и на этот раз все будет так же. Все говорили, что его нет в живых, а я твердила себе, что с ним ничего не случилось. И вот вчера…
У нее оборвался голос.
– Значит, вы до вчерашнего дня надеялись?..
– Не знаю. Скорее всего, просто отказывалась верить. Самое ужасное, что ни с кем нельзя было поделиться.
– Воображаю себе. И вы ни разу не проговорились, ну, скажем, мадам Райс?
– По совести говоря, иногда чуть не срывалось с языка.
– А как по-вашему, она не догадывалась?
– Едва ли. – Ник задумалась. – Она ни разу ничего такого не сказала. Иногда, правда, намекала. Насчет того, что мы с ним очень подружились, ну, словом, в этом духе.
– А вам не пришло в голову все рассказать мадам Райс после смерти дядюшки мсье Сетона? Вы знаете, что он умер на прошлой неделе?
– Знаю. Ему делали операцию или что-то в этом роде. Тогда я, очевидно, могла бы рассказать кому угодно. Но это было бы довольно некрасиво, правда? Я хочу сказать, что это могло показаться хвастовством – именно сейчас, когда газеты только и пишут что о Майкле Сетоне. Слетятся репортеры, начнут брать интервью. Дешевая шумиха. И Майклу это было бы противно.
– Согласен с вами. Но я имел в виду, что вы могли бы, не объявив об этом публично, лишь поделиться с кем-нибудь из друзей.
– Одному человеку я намекнула, – сказала Ник. – Мне… я решила, что так будет честнее. Но я не знаю, насколько он меня понял.
Пуаро кивнул.
– Вы в хороших отношениях с вашим кузеном, мсье Вайзом? – спросил он, довольно неожиданно меняя тему.
– С Чарлзом? Что это вы о нем вспомнили?
– Да так, простое любопытство.
– Чарлз хорошо относится ко мне. Но он, конечно, страшный сухарь. Сидит здесь как гриб. Мне кажется, что он меня не одобряет.
– Ох, мадемуазель, мадемуазель! А я слыхал, что он у ваших ног.
– Ну, втюриться-то можно и в того, кого не одобряешь. Чарлзу кажется, что мой образ жизни достоин порицания. Он осуждает меня за коктейли, цвет лица, друзей, разговоры. Но в то же время он не в силах противиться моим чарам. Мне кажется, его не оставляет надежда перевоспитать меня.
Она помолчала, потом в ее глазах мелькнула чуть заметная искорка.
– А из кого же вы выкачивали местную информацию?
– Только не выдавайте меня, мадемуазель. Мы немного побеседовали с мадам Крофт, австралийской леди.
– Что ж, с ней приятно поболтать, когда есть время. Славная старушенция, но страшно сентиментальна. Любовь, семья, дети… ну, вы понимаете, все в таком духе.
– Я тоже старомоден и сентиментален, мадемуазель.
– Да что вы! Я бы сказала, что из вас двоих сентиментален скорее капитан Гастингс.
Я побагровел от возмущения.
– Он в ярости, – заметил Пуаро, от души наслаждаясь моим замешательством. – Но вы не ошиблись, мадемуазель. Нет, не ошиблись.
– Ничего подобного, – сказал я сердито.
– Он превосходный, исключительный человек. Временами мне это страшно мешает.
– Не городите вздора, Пуаро.
– Начнем с того, что он нигде и ни в коем случае не хочет видеть зла, а если уж увидит, то не способен скрыть свое справедливое возмущение. У него редкая, прекрасная душа. И не вздумайте мне перечить, мой друг. Я знаю, что говорю.
– Вы оба были очень добры ко мне, – мягко сказала Ник.
– Да, да, мадемуазель. О чем тут говорить. Нам предстоит сделать гораздо больше. Так вот, пока что вы останетесь здесь, будете выполнять мои приказы и делать то, что я вам велю. Положение таково, что вы должны мне полностью повиноваться.
Ник устало вздохнула:
– Я сделаю все, что хотите. Мне все равно.
– Вы не будете некоторое время встречаться с друзьями.
– Ну что ж. Я никого не хочу видеть.
– Ваша роль будет пассивной, наша – активной. Ну а теперь я вас покину, мадемуазель. Не стану мешать вашему горю.
Он направился к двери и, уже взявшись за ручку, обернулся и спросил:
– Между прочим, вы как-то говорили, что написали завещание. Где же оно?
– Да где-нибудь валяется.
– В Эндхаузе?
– Ну да.
– Вы положили его в сейф? Заперли в письменном столе?
– Не помню. Где-то лежит. – Она нахмурилась. – Я ведь ужасная неряха. Большая часть бумаг и всякие документы лежат в библиотеке в письменном столе. В том же столе почти все счета. И там же, наверное, завещание. А может, у меня в спальне.
– Вы мне даете разрешение на обыск?
– Пожалуйста, можете осматривать все, что угодно.
– Спасибо, мадемуазель. Не премину воспользоваться.
