Командующий зомби-войсками уже собирался объявлять о завершении очередных учений, когда на проселочной дороге, ведущей к гарнизонному полигону «Регенвурмлагеря», вдруг появилась танкетка полевой жандармерии. Это была трофейная чешская машина, некий симбиоз легкого танка и бронеавтомобиля, с боковыми пристройками для стрелков и кормовой башенкой.

В бытность свою комендантом, Герман Овербек не раз использовал эту просторную и относительно комфортную машину, предусмотренную конструкторами, очевидно, для того, чтобы служить штабным генеральским броневиком, в роли своего служебного транспорта. Однако завладеть им на более длительное время, нежели того требовали две-три поездки до Мезерица, так и не смог. Хотя давно мечтал превратить в свой комендантский броневик. Но... Слишком уж решительно отстаивал свое право на него жандармский генерал.

Единственное, на что он согласился, так это на три-четыре часа ежедневного патрулирования этого и еще одной, менее презентабельной, танкетки поверхности «Регенвурмлагеря» по его приблизительному периметру, словно бы дразнил этим коменданта.

Высунувшийся из боковой дверцы танкетки жандармский лейтенант прокричал, что сегодня утром но восточному берегу озера в ближайший лес просочился отряд польских партизан, в который, как сообщил местный агент гестапо, входит группа русских парашютистов-разведчиков с рацией.

— А где сам этот агент? — поинтересовался Овербек.

— Он предупредил нас запиской, только что обнаруженной в одном из известных службе безопасности тайников. В мою обязанность входит проверка в течение дежурства всех пяти тайников в окрестностях базы.

— Меня интересует: он в отряде или вне его? — объяснил свое любопытство Овербек.

— Вне, господин штандартенфюрер. Он об этом сообщил. Записка обнаружена в тайнике на окраине ближайшей деревушки. Откуда у него сведения — неизвестно.

— И сколько же всего бойцов в этом польско-русском воинстве?

— Численность отряда в записке не указана, очевидно, агент сам не знал этого. Зато известна цель рейда: выяснить, что скрывается под кодовыми названиями «Мезерицкий укрепрайон» и «Лагерь дождевого червя», которые встречаются в трофейных германских документах.

— Дожились! — возмутился Овербек, никогда не скрывавший того, что он йевысокого мнения о дисциплине в вермахте и способностях армейской контрразведки. — Теперь что, по русским штабам гуляют даже такие сверхсекретные германские документы?!

— Но и это еще не все, — будто бы нарочно подливал масла в огонь жандармский офицер. — Главная цель русских диверсантов — тайно проникнуть по одному из запасных ходов в подземелье и создать там некий плацдарм для проникновения основной группы, которая прибудет после сигнальной радиограммы.

— И что, им известен такой ход?! — потрясая пистолетом, взъяренно прорычал Овербек.

Вид у бывшего коменданта был такой, словно он собирался сейчас же лично перестрелять весь русский десант вместе с его польским прикрытием. Несмотря на то, что от командования гарнизоном «Регенвурмлагеря» он уже был давно и несправедливо отстранен, штандартенфюрер по-прежнему любой просчет в организации безопасности лагеря, любой непорядок в подземелье или на его поверхности воспринимал как личную недоработку. Или как вызов ему со стороны нынешнего коменданта — это уж в зависимости от настроения и ситуации.

— Этого мы пока что не знаем.

Приказав адъютанту подозвать к нему Свирепого Серба и командира власовцев майора Кротова, экс-комендант взошел на небольшой пригорок, у которого остановилась танкетка, и внимательно осмотрел ближайшую опушку леса и ту часть его, которая подступала к просторным озерным плавням — с его бесчисленным множеством островков и кочек, с наземными мелководными охотничьими тропками. Не исключено, размышлял он, что как раз на эти плавни русские и рассчитывают. И, если бы не это донесение агента, ни он, ни бригаденфюрер фон Риттер о появлении здесь партизан все еще не ведали бы, а значит, кто знает, чем завершилась бы их подземная операция.

— Уж не считает ли русское командование, что ему известен какой-то тайный, неохраняемый «лисий лаз», по которому его диверсанты способны проникнуть в «Регенвурмлагерь»?! — воинственно набычился Герман, наблюдая за тем, как командиры учебных рот собирают свое воинство.

Но бойцам еще предстояло совершить марш-бросок к расположенному в двухстах метрах ближайшему доту, чтобы сменить холостые патроны на боевые, а также запастись гранатами й вооружиться четырьмя ручными пулеметами.

В течение какого-то времени все эти боеприпасы хранились в арсеналах подземной власовской и зомби-казарм. Но когда в прошлом году в лесу неподалеку от полигона была обнаружена группа польских солдат, ранее бежавших из плена, штандартенфюрер приказал перенести часть арсенала в так называемый «полигонный дот», подчинявшийся коменданту дота «Шарнхорст». Теперь он мог похвалить себя за предусмотрительность, которая позволяет его бойцам выиграть время.

— Вряд ли им взбредет в голову идти напролом, через дот «Шарнхорст» или какой-то другой, — передернул плечами полевой жандарм. — В польской группе наверняка есть проводник. И наверное, он знает, куда следует вести русских.

— В свое время я приказал комендантам всех секторов тщательнейшим образом обследовать свои территории, чтобы замуровать или заминировать все ненужные нам ходы и карстовые пустоты. Неужели какой-то ход остался неучтенным? Если так, кого-то из комендантов придется вздернуть. Вместе с поляками, которые уцелели в этом лесу.

— Кстати, что касается поляков, — молвил лейтенант, — то они всего лишь обеспечивают прикрытие русского десанта да выступают в роли тягловых лошадей, в вещмешках которых запасы боеприпасов и продовольствия для русских.

— Подступиться под самые стены базы?! Русским диверсантам?! Такой наглости история «Регенвурмлагеря» еще не знала! — изумился штандартенфюрер.

— Как всегда, им помогают поляки.

— В отношении которых мы, как всегда, проявили мягкость, — проворчал Овербек.

— Как и в отношении всех прочих славян, — засвидетельствовал свою солидарность командир патруля полевой жандармерии — коренастый тридцатилетний крепыш, лоб которого был расчленен рваным, небрежно проведенным судьбой шрамом.

— Непозволительную, следует заметить, мягкость.

— Со штабом подземелья я уже связался по рации, — молвил лейтенант жандармерии, понимая, что сейчас не время предаваться политическим дебатам.

— Значит, фон Риттер извещен?

— Комендант объявил тревогу, а начальник службы безопасности сейчас вот-вот выведет резервную охранную роту СС.

Никакие дальнейшие объяснения штандартенфюреру Герману Овербеку не понадобились. Приказав Свирепому Сербу свести воедино недавних противников — власовцев и роту зомби — в один карательный отрад, он велел водителям всех шести танков двумя крыльями охватывать лесистый холм. После этого развернул свое молчаливое, угрюмое воинство ві цепь и повел вслед за бронетранспортером жандармерии к его подножию. На какое-то время танки приостановились и, максимально подняв вверх стволы орудий, дали залп по лесу. Затем еще и еще один. Поддерживая их, по три выстрела произвели и орудия близлежащих дотов « С С- Франконии ».

Пока что происходило то, что у артиллеристов именуется «стрельбой по площадям», тем не менее партизанам дали понять, что проникновение их выявлено и церемониться с ними здесь не станут. Только после этого танки и бронемашина, в которой на месте высаженного стрелка оказался фон Риттер, вновь двинулись лесу, чтобы охватить его патрульным полукольцом.

Продвигаясь короткими перебежками от дерева к дереву, от валуна к валуну, зомби-воины уходили на свою первую боевую операцию.