Разговор с Хаусхофером получился откровенным, даже, можно сказать, сердечным, если учесть строптивый характер генерала. Карл был доволен возвращением сотрудника на прежнее место. Он чувствовал, что его геополитика начала погрызать самое себя, теория затопталась на месте, а Юстин злободневными статьями внесет свежую струю. Польстила и робкая просьба быть шафером на свадьбе. «А мой умник даже не заикается о браке, хотя давно пора бы подумать об этом», – рассердился генерал на своего сына Альбрехта.

Марк Штаймахер – благообразный, прилизанный старичок – купил для молодоженов особняк на Ваннзее у Потсдама. Там селились зажиточные берлинцы. Как раз недавно прокатились по стране погромы. Из рейха бежали последние евреи. Цена на бесхозные дома упала. Имущество и недвижимость приняло на учет хозяйственное управление партии, оно распределяло освободившуюся жилую площадь заслуженным старым борцам. Марк припомнил, как во время ноябрьской революции 1923 года оказался в толпе нацистов и даже просидел с ними в камере около суток, пока его не выпустили. Троих сокамерников он отыскал, и они подтвердили его участие в движении. Правда, «Орден крови» добыть не удалось. Им награждались только самые видные борцы, знакомые фюреру лично. Тем не менее в хозяйственном управлении к просьбе промышленника и ветерана революции отнеслись благосклонно. Назвали несколько адресов. Марк остановился на Ваннзее. Наличные деньги он тратить не стал, а обязался выполнить заказ на рабочую форму для «Трудового фронта». У него оставалось около пяти тысяч комплектов солдатской одежды старого образца, купленной за бесценок у рейхсвера. После небольшой переделки брюки и френчи пошли в счет оплаты за особняк для Линды и Юстина.

Пока там шел ремонт, завозилась мебель, собиралась новая библиотека, Юстин жил у Линды в Далеме. Сюда ежедневно приходил майор Беербаум. В штатском он никак не запоминался, походил на мелкого служащего. Его уроки напоминали обычные беседы. Он начинал сотрудничать с разведкой еще во времена Вальтера Николаи – начальника Третьего бюро разведки верховного командования германской армии. Вальтер держал своих агентов в строгости и трезвости. Умеренное жалованье, невидные должности, скромные чины не позволяли жить на широкую ногу. Учитывался каждый пфенниг. Растратчик возмещал убытки из своего оклада и нес суровое наказание, вплоть до понижения в звании. Если же сумма расходов на операцию вдвое-втрое превышала запланированную, а веского оправдания не было, то он отдавался под суд как уголовник. Вот почему Беербаум настойчиво призывал ни при каких обстоятельствах не тратить денег больше, чем может позволить обыкновенный человек. Мот сразу бросается в глаза.

Обычно майор рассказывал о каком-либо предприятии, задуманном разведкой, а потом подробно разбирал операцию: как она протекала, с какими трудностями пришлось столкнуться, чем отличалась от других, на что следовало обратить внимание. В основе любой операции лежал, как выражался Беербаум, ключ, «изюминка».

В двадцатых годах установились весьма тесные отношения между Германией и СССР. В малых городках России находились германские танковые и авиационные центры, где готовились командные кадры, поскольку по условиям Версальского договора немцы не имели права этого делать в Германии. Генеральному штабу потребовались географические карты восточных районов Белоруссии и Украины. Такие карты у рейхсвера имелись, но старые, дореволюционного времени. Хозяйственная деятельность основательно изменила облик этих земель – появились заводы, фабрики, выросли города, пролегли новые дороги. В районе одного из городков обучались летчики бомбардировщиков. Для полетов им выдавались карты-десятикилометровки. Эти карты значились на строгом учете. Штурман, получавший их, нес персональную ответственность перед особым отделом русских.

– Под видом инспектора рейхсвера я поехал на этот аэродром, – рассказывал Беербаум. – Здесь связался с нашим человеком, объяснил суть задания. Стали думать. Конечно, русские добры, гостеприимны и доверчивы, но не до такой же степени, чтобы позволить увести карты у себя из-под носа. Просто купить комплект карт за большие деньги было невозможно. Это не европейцы, деньги для них не играют особой роли. И на измену ради денег они не идут. В конце концов решились на авантюру. Наш человек подбирает надежный экипаж. Во время ночных полетов тот совершит вынужденную посадку. Место посадки мне скажут. Неподалеку от нее выпрыгнет штурман с парашютом. Он передаст мне планшет с картами, и я исчезну. Штурман уйдет к самолету, скажет, что во время прыжка планшет оборвался, он не смог его найти. Поднимется суматоха, неизбежная в таких случаях.

– Это слишком грубо, – проговорил Юстин.

– Не спорю. А как бы сделали вы?

– Можно было переснять карты в самолете или каком-либо укромном месте.

– У нас не было фотоаппарата.

– Так что же вы сделали?

– Главный ключик был в мальчишках.

– Каких мальчишках?

– Обычных деревенских. Они любят мастерить воздушных змеев, а карта превосходный материал для змея… Сделали так, как и задумали. Замечу, я пользовался свободой передвижения, так как инспектировал несколько аэродромов в этой зоне. В ту ночь выехал на автомобиле к месту предполагаемой посадки. Через какое-то время услышал грохот моторов. Фарами подал сигнал. Штурман опустился на пустое поле чуть ли не рядом, а самолет, это был нерадиофицированный «юнкерс», приземлился километрах в десяти дальше. Я забрал у штурмана карты, но несколько листов, которые для нас интереса не представляли, вложил обратно в планшет. Штурман пошел к месту посадки самолета, я проселком поехал в другую сторону. На рассвете далеко впереди себя увидел ребятишек. Они неслись быстрее жеребят. Я выбросил планшет на дорогу, а сам свернул в березовую рощу. Машину они не заметили, но планшет нашли, стали вырывать друг у друга. Кто-то заглянул внутрь – мигом растащили листы карт, навигационную линейку, карандаши, компас, ветрочет. К самолету они не побежали, иначе пришлось бы отдавать свалившееся с неба богатство, а повернули обратно.

Беербаум чуть улыбнулся:

– Дальнейшие события развивались, как по писаному. Штурман заявил о пропаже планшета, сказав, что, видимо, он оборвался в момент прыжка с самолета. Красноармейцы прочесали весь район, нашли одну карту. Мальчишки уже смастерили из нее змея. Удалось вернуть и кое-что из планшета. В особом отделе подумали, что карты просто-напросто разворовали ребятишки. Я по своим каналам переправил их в Берлин…

Назавтра майор говорил о другом.

– Если бы вы побывали у рейхсминистра Геббельса, то пришли бы в восторг от небольшого аппарата, сконструированного для него лично компанией «Телефункен». Через эту миниатюрную штуку доктор подключается к любой телефонной линии и подслушивает кого угодно. Однако оставим без внимания и этот чудо-телефон, и те шесть управлений, которые в его управлении ведают устной и печатной пропагандой, кино и театром. Нас интересует его седьмое управление – так называемое «Управление контрмер». Здесь собирают информацию со всего мира. Сюда поступают важнейшие издания, причем передаются через агентов или подставных лиц. Сотрудники абвера – люди тут не посторонние. Не собираюсь перетряхивать постельное белье, тем не менее скажу, что с женой Магдой у рейхсминистра отношения далеки от идеала. В их дела приходится порой вмешиваться даже фюреру. Большую часть времени Геббельс проводит в холостяцкой квартире на Ранкештрассе, балуясь с какой-либо очередной кинозвездой. Но, серьезно говоря, эта квартира используется и для иных целей. Здесь принимаются люди, которых нежелательно видеть в стенах Министерства пропаганды. Эти люди подкупают иностранные газеты, распускают слухи, в качестве репортеров собирают разные сведения… Редактор «Ангриффа» фон Берг ездил в Австралию, пересек вдоль и поперек всю страну, посетил резидентов, установил контакты с японцами и представил в Берлин подробный доклад. Колин Росс из издательства Ульштейна был в США, сфотографировал заводы и военные порты и исчез, когда американские службы пошли по его следу…

– А вот как действуют кинокомпании, – оживился Беербаум. – Они часто предпринимают экспедиции, чтобы снимать либо документальные, либо художественные фильмы, которые требуют натурных съемок. Одна такая группа провела несколько месяцев на острове близ Чили, работая над фильмом «Робинзон Крузо». Не удивляйтесь, фильм так и не вышел на экраны, хотя остров отличался изумительными красотами. Главное, он находился в важном стратегическом месте, где могли отстаиваться наши субмарины… Германская фирма УФА взялась за производство дружественного фильма о Польше. Съемочные группы месяцами разъезжали по стране, перевели многие километры пленки. Фильм тоже не попал на массовый экран, а к нам в абвер…

– Вы, случайно, не знаете начальника радиопропаганды у Геббельса? – спросил однажды Беербаум.

– Нет, – отозвался Юстин.

– Ходамовский – ас радиоразведки. Он много времени проводит в разъездах по заграницам. Разумеется, под чужим именем. Понимая, что для эффективного радиошпионажа потребуется много специалистов, он настоял на издании постановления об обязанности каждого молодого нациста, посылаемого за границу, проходить определенную техническую подготовку. Благодаря его стараниям сначала в Геттингене, потом в других городах стали создаваться радиошколы для членов гитлерюгенда… Вообще говоря, радио – подлинная находка для разведки. Мы строим радиостанции в Греции, Болгарии, Конго, Аргентине, Китае, Сиаме. Их обслуживают немцы. Они сообщают Германии важные сведения, вылавливают в эфире шифровки, направляемые в их адрес. Если раньше агенты сносились друг с другом посредством объявлений в газетах, то теперь они настраиваются на нужную волну, получают инструкции, передают кодированные донесения…

Служанка приносила обед. Майор не унимался и за столом. Он показывал, как держат вилку в Польше или у русских, о чем говорят в неофициальной обстановке, какие любят блюда и выпивку, почему, к примеру, чайную ложку после размешивания сахара обязательно вынимают из стакана, а где на это не обращают внимания. Каждый день он сообщал что-либо новое. Он не считал нужным что-то скрывать от Юстина, близкого самому Пикенброку.