Глава 6
Да будет тьма

[Письмо, приведенное выше, перечеркнуто.]

Сначала за завтраком все было спокойно. Габриэль с Гидеоном спустились вместе. Оба были подавлены, Габриэль не говорил ни слова, разве что попросил Генри передать ему масло. Сесилия устроилась на дальнем конце стола и не отрывала глаз от книги. Тесса нагнулась, чтобы прочесть название, но девушка держала томик так, что разглядеть его было невозможно. Напротив Тессы сидел Уилл. Под глазами у него залегли черные круги – сказывалась проведенная без сна, наполненная событиями ночь. Сама Тесса вяло ковырялась в тарелке и тоже хранила молчание.

Когда вошел Джем, она удивленно подняла глаза, тут же озарившиеся радостью.

– Доброе утро, – изящно скользнув на стул рядом с ней, сказал он.

– Выглядишь намного лучше, Джемми, – удовлетворенно кивнула Шарлотта.

Джемми?. Тесса бросила на Джема изумленный взгляд. Тот пожал плечами и, будто в оправдание, улыбнулся.

Посмотрев на Уилла, Тесса увидела, что он не сводит с них глаз. Неужели после возвращения домой ему удалось найти замену серебру? Но нет, юный Эрондейл был удивлен не меньше ее самой.

– Со мной все в порядке, – сказал Джем, – мне очень помогли Безмолвные братья.

Он налил себе чашку чая, и Тесса подумала, какая тонкая кожа у него на запястье – все жилки видны.

Джем поставил чайник и взял под столом ее за руку. Прикосновение прохладных пальцев подействовало на девушку успокаивающе.

Из кухни доносился голос Бриджит:

– Ну сколько можно! – возмущенно воскликнул Генри и отложил газету; газета попала в тарелку, и ее край окрасился яичным желтком. – Сплошные горести и беды: безответная любовь, смерть, и ладно бы складно. Своим пением она нагоняет на меня тоску!

Шарлотта открыла было рот, чтобы защитить служанку, но все же предпочла промолчать.

– Большинство песен именно об этом, – сказал Уилл. – Взаимная любовь – это прекрасно, не спорю, но для баллад она не годится.

Джем поднял глаза, явно собираясь вступить в дискуссию, но тут по всему зданию прокатилась гулкая волна дрожи. Тесса, давно освоившаяся в Институте, поняла, что это звонят в дверь. Все головы, будто на пружинах, повернулись к Шарлотте.

– Я как раз хотела вам сказать, что… – произнесла она.

– Мэм. – В зал медленно вплыла Софи с подносом в руках.

Тесса не могла не заметить, что Гидеон не сводит со служанки глаз. Щеки Софи порозовели.

– Внизу ждет Консул Вейланд. Желает с вами говорить.

Шарлотта взяла с подноса сложенный вчетверо лист бумаги, взглянула на него и со вздохом сказала:

– Хорошо. Пусть поднимется.

Софи удалилась, прошелестев накрахмаленными юбками.

– Шарлотта, – озадаченно спросил Генри, – что происходит?

– Да, объясни нам, – звякнул столовыми приборами о тарелку Уилл. – Консул? К завтраку? И Инквизитор к чаю? Или Безмолвные братья, с которыми мы немедленно отправимся на пикник?

– Утиный пирог в корзину – и в парк, – вполголоса произнес Джем и улыбнулся.

Дверь распахнулась, и в зал ворвался Консул Вейланд – крупный широкогрудый мужчина с мускулистыми руками и белокурой, как у викинга, бородой. Его могучие плечи покрывала черная мантия.

– Шарлотта, я приехал поговорить с тобой о Бенедикте Лайтвуде, – без предисловий заявил он.

Послышался слабый шорох – Габриэль судорожно вцепился пальцами в скатерть, и Гидеон успокаивающе накрыл сверху ладонью его руку.

Но Консул уже устремил на них свой горящий взор.

– Габриэль, – начал он, – мне кажется, тебе, как и твоей сестре, лучше отправиться к Блэкторнам.

Юноша с силой сжал ручку чашки, пальцы его побелели.

– Блэкторны слишком опечалены смертью сына, – сказал он, – в такое время не стоит являться к ним без приглашения.

– Но вы ведь тоже оплакиваете отца, разве не так? И если поделиться горем с близкими, это принесет облегчение.

– Консул… – начал Гидеон, бросив обеспокоенный взгляд на брата.

– Правда, жить под одной крышей с сестрой, выдвинувшей против вас обвинение в убийстве, будет… не очень удобно.

Габриэль покраснел, словно его обварили кипятком. Гидеон отшвырнул салфетку и вскочил на ноги.

– Что?! – воскликнул он.

– Ты прекрасно слышал, не сомневаюсь, – ответил Консул.

– Это не убийство, – сказал Джем.

– Я был проинформирован надлежащим образом, – не отступал Консул.

– Что же вас не проинформировали, когда Бенедикт принимал облик огромного червя? – вспылил Уилл.

Габриэль удивленно воззрился на него, будто не ожидая, что Эрондейл встанет на защиту юного Лайтвуда.

– Уилл, пожалуйста, – мягко попросила Шарлотта. – Консул, я говорила вам вчера, что Бенедикта Лайтвуда обнаружили на последней стадии астриолы…

– Ты сказала, что его убили в бою, – ответил Консул. – Но потом мне сообщили, что он просто был болен сифилисом и его, обложив как зверя, лишили жизни… несмотря на то что он не оказывал ни малейшего сопротивления.

Глаза Уилла полыхнули огнем, но его опередил Джем, который, заглушая протесты, произнес:

– Не понимаю, как вы можете утверждать, что Бенедикт Лайтвуд был убит при столь жестоких обстоятельствах? Если тела не нашли, значит, он превратился в демона, а когда испустил дух, просто исчез, как и подобает мерзким тварям. Однако убитые слуги, муж Татьяны…

– Татьяна Блэкторн утверждает, что Сумеречные охотники отправили на тот свет ее отца, а Руперта убили во время банальной драки.

– А она не забыла упомянуть, что ее мужа сожрал Бенедикт, собственной персоной? – поинтересовался Генри. – Да-да, взял и отобедал им. Мы нашли в саду окровавленный башмак – это все, что от него осталось. Со следами зубов. И это, по-вашему, несчастный случай?

– Сожрать собственного зятя – это вполне можно назвать формой протеста, – заметил Уилл. – Это подтверждает мысль, что семей, где все гладко, не бывает в принципе.

– Джошуа, вы ведь не хотите сказать, что Бенедикт был смирнее мыши и пребывал в подавленном состоянии? – вставила слово Шарлотта. – На последней стадии демонического сифилиса он сошел с ума и превратился в гигантского червя!

– Не исключено, что сначала он стал червем и только потом тронулся умом, – дипломатично возразил Уилл. – Полной уверенности в том, как все было, у нас нет.

– Татьяна очень огорчена, – покачал головой Консул, – и подумывает о том, чтобы потребовать компенсацию…

– В таком случае я заплачу, – сказал Габриэль, вставая из-за стола, – пусть мне до конца жизни придется выплачивать деньги дуре сестре, но я никогда не признаю, что мы с братом либо кто-то из здесь присутствующих совершили дурной поступок, убив демона. Да, я поразил его стрелой… и сделал бы это снова. Тварь, в которую я целился, не мой отец.

Стало тихо. Консул, по-видимому, не знал, что ответить. Сесилия, забыв о книге, во все глаза глядела на Габриэля.

– Прошу прощения, Консул, – продолжил юноша, – но, что бы вам ни говорила Татьяна, ей неведомо, что там произошло на самом деле. В последние две недели, когда отец сходил с ума, в доме, кроме меня, никого не было. Потом я приехал сюда и рассказал обо всем брату. Шарлотта любезно дала мне в помощь Сумеречных охотников. К тому времени как мы вернулись в дом, тварь, которая когда-то была Бенедиктом, уже разорвала на куски мужа моей сестры. Уверяю вас, Консул, отца было не спасти. Мы сражались за свою жизнь.

– Тогда почему Татьяна…

– Она чувствует себя униженной, – перебила Консула Тесса. – С момента появления Вейланда, это были ее первые слова. – Она сама мне об этом говорила. Ей казалось, если демонический сифилис отца станет достоянием гласности, семья будет обесчещена. На мой взгляд, Татьяна пытается выставить события в ином свете в надежде на то, что вы повторите ее слова Совету. Но весь ее рассказ – от начала и до конца вымысел.

– Консул, – сказал Гидеон, – в самом деле, неужели вы поверите, что мы все сошли с ума и убили нашего отца? Может, логичнее предположить, что врет Татьяна? Она всегда была пустышкой, и вам это прекрасно известно.

Габриэль встал позади брата, взявшись рукой за спинку стула:

– Если вы считаете, что я с легкостью пошел на убийство собственного отца, можете отправить меня к Безмолвным братьям, пусть они учинят мне допрос.

– Вероятно, это было бы мудрым решением, – кивнул Консул.

Сесилия со стуком поставила чашку на стол, заставив всех вздрогнуть.

– Это несправедливо! – заявила она. – Гидеон говорит правду. Как и все мы.

Консул окинул девушку долгим, оценивающим взглядом, затем повернулся к Шарлотте:

– Так ты хочешь, чтобы я поверил тебе? Но почему ты тогда действуешь тайком от меня? Каждый поступок, Шарлотта, твой или чей-либо другой, влечет за собой последствия.

– Напомню, Джошуа, что я тут же известила вас о том, что произошло в доме Лайтвудов, и заверила, что Сумеречные охотники все сделали правильно…

– А надо было рассказать раньше, – сухо ответил Консул. – Когда в Институт приехал Габриэль. Дело незаурядное, а ты нарушила протокол и предпочла решать проблему, не дождавшись одобрения Совета.

– Да, но у нас не было времени…

– Хватит, – оборвал ее Консул. – Габриэль с Гидеоном пойдут со мной и подвергнутся допросу Безмолвных братьев.

Шарлотта запротестовала, но Консул, подняв руку, остановил ее:

– Безмолвные братья должны снять с братьев Лайтвудов все подозрения. Это позволит мне без промедления отклонить требования Татьяны выплатить ей компенсацию. Габриэль, Гидеон, ступайте вниз и ждите меня у экипажа. Мы втроем отправимся в Безмолвный город. Если Безмолвные братья не обнаружат ничего интересного и убедятся, что с вами все в порядке, вы вернетесь сюда, в Институт.

– Если ничего не обнаружат, – с отвращением в голосе произнес Гидеон.

Он взял брата за плечи и вместе с ним вышел из обеденного зала. Когда он взялся за ручку двери, Тесса заметила, что на его пальце что-то сверкнуло. Он опять надел кольцо Лайтвудов, догадалась она.

Консул повернулся к Шарлотте:

– Почему ты не обратилась ко мне сразу после того, как твои Охотники вернулись и сообщили, что Бенедикт мертв?

Шарлотта уткнулась взглядом в стол.

– У ребят на глазах погиб отец, – сказала она. – Мне хотелось защитить их, дать им передышку, перед тем как вы станете донимать их своими вопросами.

– Но это еще не все, – произнес Консул, игнорируя ее слова. – Бумаги и книги Бенедикта. Татьяна рассказала о них. Мы обыскали весь дом, но его письменный стол пуст, все записи куда-то исчезли. Ты не имеешь права вести расследование, Шарлотта, бумаги принадлежат Конклаву.

– А что вы хотите в них найти? – спросил Генри. Голос его прозвучал ровно, но блеск в глазах опровергал кажущееся безразличие.

– Сведения о связях Бенедикта с Мортмейном. Сведения о возможной причастности к делам Мортмейна других членов Конклава. Сведения о местонахождении Мортмейна…

– И его механизмов? – спросил Генри.

– Механизмов?

– Да. Чтобы уничтожить Сумеречных охотников, он создал целую армию механизмов и теперь намеревается натравить ее на нас, – сказала Шарлотта, откладывая салфетку. – Если верить путаным записям Бенедикта, это наступит довольно скоро.

– Значит, ты их действительно забрала?… Что ж, Инквизитор в этом не сомневался.

– Да, забрала. Разумеется, вы всё получите, да я и сама собиралась передать вам бумаги.

Шарлотта позвонила в маленький серебряный колокольчик, стоявший рядом с тарелкой. Когда вошла Софи, она что-то шепнула ей на ушко, и девушка, присев перед Консулом в реверансе, выскользнула из комнаты.

– Не надо было трогать бумаги, Шарлотта, – сказал Консул, – таковы правила.

– Почему бы мне в них не заглянуть?

– Поверь мне, Шарлотта, ты должна была действовать в соответствии с Законом. Сейчас нам важнее не столько защитить сыновей Лайтвуда, сколько обнаружить местонахождение Мортмейна. Во главе Конклава стоишь не ты.

Ты – его часть и обязана обо всем докладывать мне. Ясно?

– Да, – кивнула Шарлотта, глядя на Софи, которая вернулась с пачкой бумаг в руках. – Когда в следующий раз один из наших досточтимых членов превратится в червя и сожрет другого, не менее досточтимого, мы незамедлительно поставим вас в известность. Даже не сомневайтесь.

– Я дружил с твоим отцом, Шарлотта, – сквозь зубы процедил Консул, принимая бумаги. – Я бесконечно доверял ему и поверил тебе. Но из-за твоих поступков я скоро пожалею, что содействовал твоему назначению и выступил против Бенедикта Лайтвуда, когда он сам хотел встать во главе Института.

– Вы ни в чем ему не противоречили, – потеряв самообладание, выкрикнула Шарлотта. – Когда Бенедикт предложил дать мне две недели на выполнение непосильной миссии, вы с ним согласились! Не сказав ни единого слова в мою защиту! Будь я мужчиной, вы бы так себя не вели.

– Будь ты мужчиной, мне бы и не пришлось церемониться, – ответил Консул, круто развернулся, образовав водоворот складками мантии, и ушел.

– Как ты могла отдать ему бумаги? Они нужны нам… – со злостью сказал Уилл, едва захлопнулась дверь.

Шарлотта откинулась на спинку стула и прикрыла глаза:

– Я всю ночь снимала копии с самых важных документов, Уилл. Там было очень много…

– Порнографии? Тарабарщины? – хором воскликнули парабатаи.

– Вероятно, всего по чуть-чуть, – засмеялся Уилл. – Порнографическая тарабарщина, да?

Шарлотта не была расположена к шуткам.

– В основном записи относятся к раннему периоду, свежих совсем немного, – сказала она. – С помощью Софи я скопировала все, что смогла. Не забывай, Уилл, теперь это не наша забота. Проблемой Мортмейна с сегодняшнего дня будет заниматься Конклав, по крайней мере, они сами так думают. Когда-то мы несли всю полноту ответственности за Мортмейна, но…

– Мы должны защитить Тессу! – воскликнул Уилл.

Его резкий тон напугал даже Тессу. Осознав, что все уставились на него в недоумении, юный Эрондейл побледнел.

– Мортмейну по-прежнему нужна Тесса. Он не отступится. В том, что он явится сюда, лично у меня нет ни малейших сомнений, – продолжил он.

– Разумеется, мы ее защитим, Уилл, – сказала Шарлотта. – И напоминать об этом нет необходимости. Ведь Тесса – одна из нас. И если уж я завела разговор о нас… Завтра к нам возвращается Джессамина.

– Что?!

Уилл опрокинул чашку, и на скатерти расплылось уродливое коричневое пятно. Все возбужденно загалдели. Исключение составили лишь Сесилия, во взгляде которой читалось изумление, и Тесса, сидевшая молча. Последний раз Джессамину она видела в Безмолвном городе, или Городе тишины, как его иногда называют, – испуганную, бледную, с покрасневшими от слез глазами…

– Она хотела предать нас, Шарлотта. Неужели ты так просто позволишь ей снова поселиться в Институте?

– Кроме нас, семьи у Джессамины нет, а жить без поддержки она сейчас не в состоянии. После двух месяцев допросов она чуть рассудка не лишилась. Не думаю, что с ее стороны кому-то из нас грозит опасность.

– Раньше мы тоже так думали, – сказал Джем, проявив неожиданную твердость, – но своим поведением она чуть было не помогла Мортмейну заполучить Тессу, а нас всех опозорила.

– Мы должны проявить к ней жалость и сострадание, – тряхнула головой Шарлотта. – Джессамина уже не та, она изменилась.

– У меня нет ни малейшего желания общаться с предателями, – холодно заявил Уилл. – Она сказала, что Мортмейн в Идрисе?

– Да. И поэтому Безмолвные братья оставили ее в покое, так и не добившись ничего путного. Ее не посвятили ни в какие тайны, и она это прекрасно понимает. Джессамина чувствует себя бесполезной. Если бы вы могли поставить себя на ее место…

– Даже не сомневаюсь, Шарлотта, – перебил Уилл, – что она целое представление перед тобой разыграла – рыдала, рвала на себе рубаху.

– Ну, раз уж рвала рубаху, – улыбнулся Джем, – это многое значит, вы же знаете, как Джессамина любит тряпки.

Уилл тоже улыбнулся, хотя и скупо. Обнаружив перемену в настроении, Шарлотта стала развивать свою мысль.

– Увидев Джессамину, вы ее не узнаете, – сказала она, отодвигая тарелку – Дайте мне неделю, и, если для кого-то из вас пребывание Джессамины станет невыносимым, я попрошу отвезти ее в Идрис. А теперь давайте разберемся с бумагами Бенедикта. Кто мне поможет?

День выдался промозглый и сырой. На дверцах красного экипажа тускло посверкивали четыре буквы «К». Консул угрюмо велел братьям сесть в карету, присоединился к ним и со стуком захлопнул за собой дверцу. Кучер, закутанный в непромокаемый плащ, стал погонять пару великолепных серых жеребцов.

После того как экипаж отъехал от Института, Габриэль уставился в окно.

Когда Шарлотта и другие обитатели Института впервые выдвинули обвинения против его отца, Габриэль не поверил. Отступничество Гидеона казалось ему безумием, предательством, объяснить которое можно было только помутнением рассудка. Отец пообещал, что Гидеон одумается и вернется домой, но брат так и не вернулся. Подступала осень, дни становились короче и темнее, и он, Габриэль, все реже и реже видел отца. И тогда он впервые задумался, а потом испугался.

Эти слова постоянно крутились у него в голове. Он, Сумеречный охотник, убил монстра, этому его учили едва ли не с самого рождения. Монстра – не Бенедикта. Отец просто уехал куда-то и в любой момент может вернуться… Габриэль закрыл глаза и увидел, как отец идет по аллее в развевающемся на ветру плаще; на фоне неба четко выделяется его профиль.

– Габриэль, – голос брата вырвал его из тумана воспоминаний, – Консул задал тебе вопрос.

Юноша вздрогнул. Вейланд буравил его взглядом. Экипаж катил по Флит-стрит, здесь было оживленно, во все стороны сновал народ – крючкотворы-адвокаты, журналисты, уличные торговцы.

– Я спросил, понравился ли тебе оказанный в Институте прием, – пророкотал Консул.

Габриэль посмотрел на него в недоумении. Он мало что помнил. Шарлотта, положившая ладони на его плечи… Гидеон, смывающий кровь с рук… Лицо Сесилии, напоминающее яркий цветок…

– Скорее да, – ответил он бесцветным голосом. – Да, но это не мой дом.

– О, понимаю тебя, дом Лайтвудов просто великолепен, – сказал Консул. – Если бы не одно «но» – он выстроен на крови и грабежах.

Габриэль уставился на него, ничего не понимая. Гидеон смотрел в окно, на лице его читалась легкая досада.

– Мне казалось, вы хотите поговорить с нами о Татьяне…

– Я прекрасно знаю Татьяну, – усмехнулся Консул. – Ни отцовского ума, ни материнской доброты. Боюсь, для нее ситуация складывается не лучшим образом. Ее требование выплатить компенсацию, полагаю, будет отклонено.

Гидеон недоверчиво уставился на Консула:

– Но если вы ни в грош не ставите все россказни нашей сестрицы, то почему мы здесь?

– Я хочу поговорить с вами с глазу на глаз, – ответил Консул. – Отдавая Шарлотте Институт, я полагал, что, если бразды правления возьмет в свои руки женщина, это пойдет только на пользу. Гренвилл Фэйрчайлд был одним из самых суровых людей, когда-либо встречавшихся мне на жизненном пути. Отец Шарлотты правил Институтом в полном соответствии с Законом, но при этом превратил его в холодное, негостеприимное заведение. Здесь, в Лондоне, величайшем городе мира, ни один Сумеречный охотник не мог чувствовать себя как дома. – Консул пожал плечами. – Я думал, Шарлотта сможет справиться с этой проблемой.

– Шарлотта и Генри, – поправил его Гидеон.

– Генри не играет ровным счетом никакой роли, – усмехнулся Консул. – Каждому известно, что у них в семье всем заправляет Шарлотта. Я думал, она будет во всем следовать моим пожеланиям. Но она глубоко разочаровала меня.

– Но вы выступили на ее стороне против нашего отца, – выпалил Габриэль и, перехватив укоризненный взгляд брата, тут же пожалел об этом.

Консул вопросительно поднял бровь:

– Неужели вы думаете, что ваш отец стал бы меня слушаться? Из двух зол я выбрал меньшее. Тогда я еще надеялся, что смогу контролировать ее. Но теперь…

– Сэр, – вежливо перебил его Гидеон, – зачем вы нам об этом рассказываете?

– Вот мы и приехали, – произнес Вейланд, выглядывая в исполосованное струями дождя окно. Затем постучал в переднее окошко и громко распорядился: – Ричард! Останови у «Серебряных покоев».

Габриэль бросил на брата вопросительный взгляд, но тот озадаченно пожал плечами. «Серебряные покои» были знаменитым мужским клубом, и располагался он на площади Пикадилли. Его посещали дамы сомнительной репутации, кроме того, ходили слухи, что заведение принадлежит обитателям Нижнего мира и по вечерам там устраивают «волшебные представления» с использованием настоящей магии.

– Мне приходилось бывать здесь с вашим отцом, – сказал Консул, когда они ступили на мостовую.

Братья посмотрели на безвкусный, выкрашенный кричащей голубой краской фасад. На фоне более скромных строений он выделялся, как бельмо на глазу.

– Когда-то полиция отозвала у прежнего владельца лицензию… за то, что здесь разрешали танцевать канкан. С тех пор заведением управляют примитивные, и это намного лучше. Зайдем?

Тон Консула не допускал возражений. Вслед за ним они вошли в сводчатую арку, отдали деньги и купили билеты, выполненные в форме рекламных листков, обещающих лучшие увеселения во всем Лондоне!

– Чудеса силы! – прочитал Габриэль, когда они двинулись по длинному коридору. – Дрессированные животные, женщины-силачи, акробаты, забавные цирковые трюки и комические куплеты.

Гидеон пробормотал что-то сквозь зубы.

– Смотри-ка, и люди-змеи! – весело воскликнул Габриэль. – Похоже, сейчас мы увидим женщину, которая может встать ногами себе на…

– Здесь ненамного лучше, чем в дешевом борделе, – буркнул Гидеон.

Они вошли в просторное помещение. Потолок был расписан в духе великих мастеров итальянского Ренессанса. Среди прочих там была недурно выполненная копия «Рождения Венеры», правда, закопченная и облезлая. С золоченой лепнины свисали газовые рожки, из которых струился неровный желтоватый свет. Вдоль стен стояли обтянутые бархатом диваны; на них сидели джентльмены в окружении дам в вызывающе узких платьях, смеявшихся слишком громко. Со сцены лилась музыка. Женщина в цилиндре и фраке пела песенку под названием «Греховно, но мило». Глаза ее в свете газовых рожков полыхали зеленоватым огнем.

Оборотень. Волчица, подумал Габриэль.

– Ждите меня здесь, – распорядился Консул и исчез в толпе.

– Хорошенькое дельце, – прошептал Гидеон.

– Никогда бы не подумал, что Консул такой пройдоха, – растерянно произнес Габриэль. – Неужели нельзя было отвезти нас в Безмолвный город и уже после этого пуститься во все тяжкие?

– Он не повезет нас в Безмолвный город, – ответил Гидеон.

– Не повезет?

– Не будь дураком, братишка. Конечно нет. От нас ему нужно что-то другое. Но что конкретно – я пока не знаю. Он привел нас сюда, чтобы выбить из колеи. Консул собирается нас прищучить – и он совершенно уверен, что после этого мы не скажем ни слова о том, где были, ни Шарлотте, ни кому-то еще.

– Может, он и в самом деле любил бывать здесь с нашим отцом?

– Не исключено, но мы-то здесь по другой причине, – задумчиво произнес Гидеон.

Заметив Консула, он сжал локоть брата. В руке Вейланд держал бутылку, в какой обычно продают лимонад, но Габриэль догадался, что там что-то покрепче.

– А нам, значит, ничего? – спросил он и получил тычок в бок от брата.

Консул улыбнулся, и юноша подумал, что он ничего не знает о нем. Есть ли у него семья, дети? Для него он был олицетворением власти, и не более того.

– Вы даже не представляете, какая над вами нависла опасность, – неожиданно услышали они.

– Опасность? Со стороны Шарлотты? – недоверчиво переспросил Гидеон.

– Нет, не со стороны Шарлотты. Ваш отец… он совершил святотатство. Он не просто путался с демонами – он сделал ставку на них. Теперь о вас, юных Лайтвудах. У вас нет ни дядюшек, ни тетушек, ни кузенов с кузинами. Конклав мог бы вычеркнуть вас из списка нефилимов и вышвырнуть на улицу. Мы имели на это полное право. Но кто, по-вашему, за вас заступился?

Гидеон побледнел:

– Это непорядочно! Мы ничего не знали. Мой брат… он доверял отцу. Он не может нести ответственность за…

– Ах, доверял… Ну да, конечно. Но он же нанес ему смертельный удар. Знаю, знаю, вы все принимали участие в битве, но решающий удар нанес именно Габриэль. А раз так, то он знал наверняка, что представлял собой ваш родитель.

Гидеон растерянно посмотрел на брата. Женщина на сцене теперь пела песенку «Заставь леди, и получишь что угодно».

– Грехи отцов, дети мои… Стоит мне шевельнуть пальцем, и вы будете наказаны за все преступления Бенедикта. Скажи, Гидеон, что бы ты сделал, если бы твою сестрицу и твоего брата лишили рун? Стоял бы в стороне и смотрел?

Габриэль хотел вцепиться Консулу в горло, но Гидеон вовремя схватил его за запястье.

– Что вам от нас надо? – спросил старший Лайтвуд, стараясь контролировать голос. – Вы ведь привели нас сюда не для того, чтобы угрожать, а в надежде чего-то добиться.

– Тебе не откажешь в уме, мой друг, – рассмеялся Консул. – Да, я хочу, чтобы вы для меня сделали кое-что. Если согласитесь, ваш дом, может, и конфискуют, но вы сохраните доброе имя, владения в Идрисе и останетесь Сумеречными охотниками.

– И что конкретно?

– Я хочу, чтобы вы следили за Шарлоттой.

В первую очередь за ее корреспонденцией. Особенно меня интересуют ее адресаты в Идрисе.

– Вы хотите, чтобы мы шпионили за ней? – ровным голосом спросил Гидеон.

– Мне больше не нужны сюрпризы наподобие того, что устроил ваш отец. Шарлотта должна была рассказать мне о его болезни.

– Должна была, – кивнул Гидеон, – но таково было условие соглашения, заключенного между ними…

Консул плотно сжал губы.

– Не посоветовавшись со мной, Шарлотта Бранвелл не имела никакого права заключать подобное соглашение. Она моя подчиненная и не должна действовать через мою голову. Но Шарлотта и другие обитатели Института ведут себя так, будто живут в отдельной стране, где царят их собственные законы. Посмотрите, что случилось с Джессаминой Лавлейс. Она предала нас, чуть не погубила. Джеймс Карстейрз – законченный наркоман, и дни его сочтены. Тесса Грей… Никто не знает, кто она: то ли колдунья, то ли эльф, – и ей нет места в Институте, а их с Джеймсом нелепая помолвка – это вообще нонсенс. Что же касается Уилла Эрондейла, то он капризный ребенок, который станет бандитом, когда повзрослеет, если повзрослеет вообще. – Консул умолк, чтобы отдышаться, а потом завершил: – Шарлотта считает Институт своей вотчиной, хотя это не так. Это учреждение должно подчиняться Консулу. Как и вы.

– Но Шарлотта не сделала ничего, чтобы я решился на предательство, – сказал Гидеон.

Консул поднял палец:

– Именно об этом я и говорю. Вы должны быть преданны не ей, а мне. О-бя-за-ны. Это понятно?

– А если мы ответим отказом?

– Тогда потеряете всё – владения, дом, доброе имя. И ваша жизнь будет лишена всякого смысла.

Не успел Гидеон ответить, как Габриэль быстро произнес:

– Хорошо, мы будем следить за ней.

– Габриэль… – начал Гидеон.

Тот повернулся к брату.

– О да, я понимаю, тебе тяжела эта роль, – сказал он, – но в первую очередь мы должны соблюдать интересы семьи. Блэкторны вышвырнут Татьяну с ребенком на улицу, а там она долго не протянет.

– У Татьяны будет ребенок? – побледнел Гидеон.

Несмотря на весь ужас происходящего, Габриэль почувствовал удовлетворение от того, что знал нечто, совершенно неизвестное брату.

– Да, – кивнул он, – если бы ты не ушел из дому, ты был бы об этом осведомлен.

Гидеон огляделся, словно пытаясь увидеть знакомое лицо, затем беспомощно взглянул на Консула:

– Я…

Лицо Вейланда было каменным.

– Ну что, джентльмены, вы готовы заключить соглашение?

– Хорошо, мы выполним вашу волю, – после долгой паузы кивнул Гидеон.

Он потом еще долго вспоминал выражение, которое в этот момент появилось на лице Консула. Удовлетворение, но отнюдь не изумление. От сыновей Лайтвуда он ничего другого не ожидал.

– Булочки? – недоверчиво переспросила Тесса.

Рот Софи скривился в ухмылке. Она стояла на коленях рядом с каминной решеткой с тряпкой в руке.

– Можете убить меня на месте, но я была поражена, – сказала она. – Представляете, несколько дюжин булочек под кроватью, зачерствевших, твердых, как камень!

– Невероятно! – воскликнула Тесса, приподнимаясь на кровати.

Каждый раз, когда Софи приходила убрать у нее в комнате, Тесса с трудом сдерживалась, чтобы не броситься ей на помощь, протереть пыль или разжечь огонь. Поначалу она предприняла несколько попыток, но, когда Софи мягко, но решительно осадила ее, больше не решалась ничего предпринимать.

– И ты рассердилась? – спросила Тесса.

– А как же! Заставлять меня таскать по лестнице все эти подносы и прятать булочки под кроватью! Только мышей разводить!

Тесса кивнула, соглашаясь.

– Но разве тебе не польстило, что он пошел на такие хитрости ради того, чтобы почаще видеться с тобой? – спросила она.

Софи выпрямилась:

– Нет, не польстило! Тут и думать нечего. Он – Сумеречный охотник, а я – примитивная, как вы говорите. И чего-то ожидать от него я не имею права. В лучшем случае он может сделать меня своей любовницей, но все равно женится на себе подобной.

К горлу Тессы подкатил ком, она вспомнила Уилла – тот момент, когда он предлагал ей этот позор. Какой же маленькой и ничтожной она почувствовала себя в тот момент. Даже сейчас думать об этом было неприятно.

– Нет, – произнесла Софи, взглянув на свои красные, загрубевшие от тяжелой работы руки, – лучше не питать никаких иллюзий, тогда и разочарований не будет.

– Мне казалось, братья Лайтвуды не такие, они лучше, – сказала Тесса.

Софи откинула волосы с лица и коснулась шрама, пересекавшего щеку:

– Иногда я думаю, что лучше их нет никого на свете!

Пока карета катила по улицам Вест-Энда в Институт, ни Гидеон, ни Габриэль, не проронили ни слова. Дождь с грохотом барабанил по крыше.

У ворот Института Консул открыл дверцу и сказал:

– Я верю вам. Но теперь вам нужно вести себя так, чтобы поверила и Шарлотта. Разумеется, наш разговор сохраните в тайне. Запомните: весь день вы провели в беседах с Безмолвными братьями.

Первым на мостовую ступил Гидеон, за ним – Габриэль. Карета развернулась и вскоре скрылась в промозглом лондонском вечере. Туман сгустился настолько, что Габриэль почти ничего не видел. Зато почувствовал, как брат схватил его за шкирку и поволок в сторону.

Каменная стена конюшни скрывала их от посторонних глаз, но не спасала от дождя. Холодные струи хлынули Габриэлю на голову и потекли за воротник.

– Гидеон, – запротестовал он, скользя башмаками по мокрым плитам.

– Тсс… молчи! – одернул его брат.

– Понимаю… Мы должны договориться. Когда нас начнут расспрашивать, наши ответы должны совпадать вплоть до мельчайших деталей, тогда нам поверят…

– Тихо, я сказал. – Гидеон с силой прижал его к стене. – Мы не скажем Шарлотте о нашем разговоре с Консулом. Но и шпионить за ней тоже не будем. Ты мой брат, Габриэль, и я сделаю ради тебя что угодно. Но душу свою продавать не буду. И ты не продашь.

Габриэль с испугом посмотрел на брата. С волос Гидеона стекала вода.

– Но… Если мы ослушаемся Консула, нас вышвырнут на улицу, и мы умрем от голода.

– Я не собираюсь лгать Шарлотте.

– Гидеон…

– Ты видел лицо Консула, когда мы согласились шпионить за обитателями Института? Он не выказал ни малейшего удивления. Он и не ждал от Лайтвудов ничего благородного. – Гидеон с силой сжал плечи брата. – Но жизнь – это нечто большее, чем просто выживание. У нас есть честь, и мы нефилимы. Если он отнимет у нас это, мы останемся ни с чем.

– Но почему, почему ты так уверен, что правда на стороне Шарлотты? – спросил Габриэль.

– Потому что наш отец помогал врагу, – твердо ответил Гидеон. – Потому что я знаю Шарлотту Бранвелл, которая всегда была ко мне исключительно добра. Потому что за эти несколько месяцев я понял, насколько она… хорошая. А еще потому, что ее любит Софи.

– А ты любишь Софи…

Гидеон сжал губы.

– Она служанка, – сказал Габриэль, – и не имеет никакого отношения к нам, Охотникам. Не знаю, на что ты надеешься…

– Ни на что я не надеюсь, – вздохнул Гидеон. – Но из твоих слов вытекает, что ты хорошо усвоил науку нашего отца. Помнится, он утверждал, что поступать по справедливости следует только ради выгоды… Вот что, Габриэль, запомни, я не нарушу слова, которое когда-то дал Шарлотте. Если ты со мной не согласен, я отправлю тебя к Татьяне и Блэкторнам. Уверен, они тебя примут. Но Шарлотте я лгать не буду.

– Будешь. Мы оба будем ей лгать. Как и Консулу.

Глаза Гидеона сузились.

– Что ты имеешь в виду?

– Следуя инструкциям Вейланда, мы будем читать корреспонденцию Шарлотты и докладывать ему. Но в докладах будет ложь.

– Но если мы намереваемся фальсифицировать сведения, зачем вообще читать ее переписку?

– Чтобы знать, о чем умалчивать, – сказал Габриэль, пробуя на вкус стекавшую с крыши дождевую воду; она оказалась горькой. – Чтобы случайно не выболтать что-то действительно важное.

– Но если нас поймают, это повлечет за собой самые суровые последствия.

– Послушай, ты готов рискнуть всем ради обитателей Института, понимаю… Но я… Я готов сделать это только для тебя… А еще потому, что…

– Почему?

– Потому что я совершил ошибку, – тяжело вздохнул Габриэль. – Я верил отцу, но оказалось, что зря. Я совершил ошибку, но сейчас хочу ее исправить. И если для этого нужно заплатить определенную цену – я ее заплачу.

Гидеон пристально вгляделся в брата:

– Когда в «Серебряных покоях» ты соглашался выполнить все требования Консула, у тебя уже был план?

Габриэль отвел глаза. Он мысленно вернулся в прошлое, когда они, еще мальчишками, стояли на берегу Темзы, недалеко от дома, и Гидеон показывал ему, как пройти через заболоченный участок. Брат всегда знал безопасный путь. Раньше они безоговорочно доверяли друг другу, но потом перестали. Когда брат уехал, сердце Габриэля саднило даже больше, чем от потери отца.

– Если бы я тебе сказал, – с горечью произнес он, – разве ты бы поверил мне?

Гидеон крепко прижал брата к себе и прошептал:

– Все в порядке, братишка, все будет хорошо.

И они вместе побежали под дождем к двери.

– Членам Совета