Клэри очнулась, когда светящийся след руны еще таял за ее закрытыми веками: два крыла, соединенные перекладиной. Все тело ломило, и где-то с минуту она лежала неподвижно, опасаясь двинуть хоть пальцем. Медленно всплыли картинки-воспоминания: обледенелое вулканическое плато с Цитаделью посредине, хохочущая Аматис, Джейс пробивается сквозь волну Помраченных, а вот он лежит окровавленный, истекая пламенем из раны, брат Захария отшатывается живым факелом…

Она разом распахнула веки. Девушка ожидала увидеть нечто совершенно непривычное, чужеземное, однако обнаружила себя лежащей на небольшой деревянной кровати в гостевой комнате дома Аматис. Сквозь тюлевые занавески просачивался бледный свет, рисуя узоры на потолке.

Клэри поерзала, желая сесть. Рядом кто-то негромко напевал – ее мать. Джослин тут же умолкла и вскочила на ноги, склоняясь над дочерью. Она выглядела так, словно всю ночь не сомкнула глаз; одета в старые джинсы с рубашкой, волосы убраны в пучок и заколоты карандашом. Картина была настолько привычной, что девушку окатила волна успокоения, мгновенно сменившаяся приступом паники.

– Мам?… – сказала она наклонившейся матери, которая тыльной стороной ладони касалась ее лба, словно проверяла температуру. – Джейс…

– Да в порядке он, в порядке, – сообщила та, отнимая руку. Заметив подозрительный взгляд Клэри, помотала головой: – Честное слово! Сейчас он в Басильясе, вместе с братом Захарией. Говорят, идет на поправку.

Девушка сверлила мать взглядом.

– Клэри, я знаю, что сама дала тебе повод сомневаться в моей искренности, но ты уж поверь: Джейсу действительно ничто не угрожает. Я ведь понимаю, что ты никогда не простишь мне обман на его счет.

– А когда я смогу его увидеть?

– Завтра. – Джослин вернулась на свой стул в изголовье кровати, и тут оказалось, что за ее спиной все это время стоял Люк, плечом навалившись на стену. Он улыбнулся – печальной, любящей, защитной улыбкой.

– Люк! – воскликнула девушка, чувствуя, как отлегло от сердца. – Ну хоть ты ей скажи, что я уже в порядке! Вот сейчас встану и сбегаю в Басильяс…

Мужчина покачал головой:

– Извини, Клэри, но к Джейсу пока что никого не пускают. А потом, сегодня у тебя все равно постельный режим. Уж мы-то знаем, что ты устроила возле Цитадели с той иратце.

– Во всяком случае, со слов тех, кто это видел собственными глазами. Даже не уверена, сумею ли это понять когда-нибудь… – У Джослин резче обозначились складки в уголках рта. – Ты едва саму себя не погубила, исцеляя Джейса. Клэри, надо все-таки поаккуратнее, слышишь? Запасы твоей энергии небезграничны и…

– Он умирал, – оборвала дочь. – Истекал огнем. Я должна была его спасти!

– Так в том-то и дело, что до этого вообще не должно было дойти. – Джослин нетерпеливо смахнула с глаз сбившийся на лоб рыжий локон. – Чего ради надо было лезть в эту битву?!

– Потому что они слишком мало послали нефилимов, – ответила Клэри, понизив тон. – Причем все только и говорили, мол, едва там окажемся, начнем спасать Помраченных, приведем их обратно, подыщем метод лечения… но я-то была в Беррене! Как и ты. Ты сама знаешь, что для тех, кого прибрал к рукам Себастьян, назад пути нет.

– Ты видела мою сестру? – мягко спросил Люк.

Сглотнув, Клэри кивнула:

– Мне очень жаль. Она… она сейчас заместитель Себастьяна, его лейтенант. Стала совсем другой, в ней ни чуточки не осталось от прежней Аматис.

– Она тебе что-то сделала?

Голос Люка по-прежнему звучал ласково, но на скулах заиграли желваки.

Клэри помотала головой – не получалось подобрать слов, чтобы соврать, а сил сказать всю правду тоже не хватало.

– Ничего, ничего, – поспешил успокоить он, неверно истолковав ее замешательство. – Что Джейс в свое время, что Аматис, которая находится нынче на побегушках у Себастьяна, они так же были похожи на самих себя, как и сам Себастьян на сына, достойного твоей матери.

Джослин протянула руку, взяла Люка за ладонь и поцеловала тыльную сторону кисти. Клэри отвела глаза. Еще через пару мгновений мать вздохнула:

– Ох, этот Совет… Когда же они научатся слушать… – Она раздраженно фыркнула. – Клэри, мы отлично понимаем, почему ты так поступила, но ты тоже, пожалуйста, пойми: мы-то думали, ты в полной безопасности. И тут вдруг на пороге появляется Хелен и заявляет, что тебя тяжело ранило под Цитаделью. Я чуть с инфарктом не свалилась, когда увидела тебя лежащей на площади. Губы и пальцы синие, словно у утопленницы. Кабы не Магнус…

– Меня исцелил Магнус? Что он тут делает, в Аликанте?

– Речь не о Магнусе, – строго поправила Джослин. – Мы говорим о тебе. Джия места себе не находит – думает, это ее вина: не углядела, пропустила тебя через Портал едва ли не на верную погибель. Им нужны были опытные воины, не дети…

– Но это же был Себастьян, – возразила Клэри. – Они понятия не имеют, до чего…

– Пусть Себастьян тебя не беспокоит, им есть кому заняться. А кстати… – Джослин заглянула под кровать, а когда выпрямилась, в ее руке был Геспер. – Твой? Он висел у тебя на поясе.

– Да! – Девушка восторженно хлопнула в ладоши. – А я уж решила, что потеряла!

– Клэри, это ведь моргенштерновская штучка, – напомнила мать, держа меч так, словно это был гнилой салатный лист. – Я от этого безобразия избавилась, но ты-то где его раздобыла?

– В той же лавке, куда ты его и отнесла. Хозяйка-оружейница сказала, что все равно его никто не купит… – Клэри забрала меч у матери. – И между прочим, я сама из рода Моргенштернов. Мы же не будем притворяться, словно во мне нет ни капли Валентиновой крови, верно? Просто надо хорошенько обдумать, как быть немножко Моргенштерном и при этом никому не навредить, вместо того чтобы делать вид, что я не я и вообще хожу с высосанной из пальца фамилией.

Джослин аж покачнулась:

– Ты имеешь в виду Фрэй?!

– А что, скажешь, не так? Да с такой фамилией Сумеречных охотников не бывает!

– Положим, – согласилась мать, – но она тоже кое-что значит.

– Разве? Я всегда считала, что ты выбрала ее наугад.

Джослин покачала головой:

– Ты ведь слышала про церемонию, которую проводят при рождении всякого нового нефилима? Ту самую, которая служит его оберегом? Джейс, к примеру, утратил эту защиту, и вот почему Лилит сумела наложить на него лапы. Та к вот, обычно этот ритуал осуществляет кто-то из Железных сестер или Безмолвных братьев, но в твоем случае, раз мы тогда прятались, я не смогла полностью соблюсти все правила. Обрядом руководил брат Захария, а вместо Железной сестры участвовала одна из колдуний… в честь которой я тебя и назвала.

– Фрэй? Та к это ее имя или фамилия?

– Да я и сама не ожидала, все вышло как-то импульсивно, – продолжила делиться воспоминаниями мать, словно и не услышала вопроса. – Ну… импонировала она мне, понимаешь? Ей самой довелось пережить и потерю, и боль, и тоску, но она была сильной, и такой же сильной я хотела видеть тебя. Сильнее всего хотела именно этого. Чтобы ты была в безопасности и никогда не испытала того, через что пришлось пройти мне… через ужас, муку и опасность…

– Брат Захария? – Клэри вдруг присела на постели. – Он же там был! Прошлой ночью! Он попытался исцелить Джейса, но обгорел из-за Небесного огня. Как он сейчас? Он ведь жив, да?

– Я не знаю, – ответила мать, чуточку оторопев от такого напора. – Известно лишь, что его положили в Басильяс. Безмолвные братья вообще стараются помалкивать насчет состояния раненых, а уж про одного из своих будут немы как рыбы.

– Он упоминал, что Безмолвные братья в долгу перед Эрондейлами; какие-то древние дела, старые связи, – заметила Клэри. – Если он умрет…

– То в этом никто не будет виноват, – твердо заявила Джослин. – Хорошо помню, как он накладывал на тебя заклинание-оберег. Я еще сказала ему, мол, хочу, чтобы ты подальше держалась от Сумеречных охотников, а он ответил, что здесь никаких гарантий дать не может: дескать притяжение Сумеречных – все равно что быстрина в реке. И оказался прав. Я-то думала, мы отвоевали себе свободу, но вот, пожалуйста, мы вновь в Аликанте, вновь пылает война, у меня перед глазами моя собственная дочь с окровавленным лицом и мечом Моргенштернов в руках.

В ее голосе читалась такая горечь, что у Клэри искра пробежала по нервам.

– Мам? Что-то случилось? Ты что-то от меня скрываешь?

Джослин переглянулась с Люком. Мужчина взял слово первым:

– Как ты знаешь, вчера утром, еще до битвы за Цитадель, Себастьян пытался захватить лондонский филиал.

– Да, но ведь никто не пострадал? Роберт говорил, что…

– И Себастьян решил отыграться на ком-то другом, – жестко продолжил Люк. – Убравшись из Лондона, он со своим войском атаковал лонг-айлендский «Претор Люпус». Погибли чуть ли не все члены стаи, включая вожака. Джордан Кайл… – у него надтреснул голос, – Джордан убит.

Клэри сама не заметила, как с нее слетело одеяло. В следующий миг она перекинула ноги на пол и уже тянулась за ножнами для Геспера, что лежали на туалетном столике.

– Клэри, – промолвила Джослин, кладя узкие длинные пальцы на запястье дочери, – остановись, все уже кончено. Ты ничем не поможешь.

Горячие, соленые слезы жгли заднюю стенку горла девушки, а поверх накатывал куда более грубый, темный привкус паники.

– А Майя? – требовательно повысила она голос. – Если Джордан убит, то что с ней? И как же теперь Саймон? Ведь Джордан был его телохранителем! Что с Саймоном, я спрашиваю!

– Да нормально все со мной, не кипятись, – прозвучал знакомый голос.

Дверь ванной распахнулась, и перед оторопевшей девушкой появился Саймон, причем на удивление сухой. Клэри отшвырнула ножны на одеяло, вскочила на ноги и с такой неудержимой прытью бросилась к юноше, что ударилась головой о его ключицу. И неважно, больно или нет, главное, не выпускать его из рук, словно их обоих сбросили с вертолета, и вот они, кувыркаясь, мчатся к земле. Она вцепилась в зеленый свитер, неловко тычась лицом в плечо и всеми силами стараясь сдержать слезы.

Он тоже сжимал ее в руках, неуклюже, по-мальчишески похлопывая по спине и лопаткам. Когда Клэри наконец отпустила его и отшагнула назад, то увидела, что и свитер, и джинсы сидят на нем мешковато, они явно с чужого плеча. Зато на шее появилась цепочка.

– Ты что тут делаешь? И чьи это вещи на тебе?

– А-а… долгая история, – махнул он рукой. – А шмотки я позаимствовал у Алека. – Слова звучали вполне обыденно и непринужденно, хотя в глазах беспечности не было и в помине. – Ты бы меня видела до этого… Симпатичная пижамка, кстати.

Клэри машинально бросила взгляд вниз. На ней действительно была фланелевая пара: куцые штаны и верх на пару размеров меньше, чем следовало бы. Да еще с пожарными машинками поперек груди.

Люк потупился:

– О да, это из моего гардероба. Четвертьвековой давности. Оцени щедрость.

– Ну ма-ам! Что за шутки? Неужели нельзя было найти чего-то поприличней?!

– Знаешь, если ты настаиваешь на своем праве сбегать на войну, то я тогда требую признать за мной право выбирать тебе вещи на период больничного режима, – сказала Джослин, пряча улыбку.

– Детская пижама как инструмент мести… – проворчала Клэри. Подобрав с пола джинсы и футболку, она взглянула на Саймона. – Прости, мне надо переодеться. И пусть кое-кто готовится рассказать мне все-все-все, не пытаясь отделаться «долгой историей».

Саймон что-то пробурчал себе под нос: что-то про начальницу, – но Клэри была уже за дверью ванной. Она приняла душ, поставив рекорд быстроты, хотя было очень приятно смывать с себя грязь сражения. Девушку до сих не отпускала тревога за Джейса, однако неожиданное появление Саймона резко подняло настроение. Может, это и глупо, но на душе куда легче, когда за ним можно приглядывать самой, не оставляя на чужое попечение в Нью-Йорке. В особенности после того, что случилось с Джорданом.

Скрутив влажные волосы в клубок на затылке и вернувшись в комнату, она застала Саймона сидящим у туалетного столика. Юноша целиком ушел в беседу с ее матерью и Люком, пересказывая свои злоключения в Нью-Йорке – о том, как его похитила Морин, а затем Рафаэль вызволил из плена и договорился о пропуске в Аликанте.

– В таком случае, я надеюсь, что твой Рафаэль примет участие в сегодняшнем ужине, который устраивает представительство Летнего двора, – сказал Люк. – Думаю, приглашение предназначалось Ансельму Найтшейду, но раз Рафаэль его теперь замещает, ему придется прийти. Особенно теперь, когда после трагедии с «Люпусом» солидарность нежити и Сумеречных особенно важна.

– От Майи какие-нибудь весточки есть? – спросил Саймон. – Ох, не нравится мне, что она осталась одна, ведь Джордан-то погиб… – Он мучительно сморщился, произнося эти слова, словно их звуки несли с собой физическую боль.

– Нет-нет, она не одна. Вся стая взяла над ней шефство. Бэт со мной связывался… Короче, телесных ран у нее нет, но вот насчет душевных… Тут уж я не знаю. Как-никак, а именно ей пришлось доставлять послание Себастьяна, когда он убил Джордана, да еще у нее на глазах. Жуткое дело.

– Для стаи найдется теперь еще одно занятие: разборки с Морин, – сообщил Саймон. – Ох, у нее клыки чешутся… Теперь-то, когда все Сумеречные подались из города, она затеяла превратить Нью-Йорк в свою личную площадку для игр. Будет много крови.

– Если она без разбору убивает примитивных, Конклаву придется засучить рукава и поставить точку. Нарушать Соглашение – это, знаете ли…

– Саймон, а тебе не кажется, что о таких вещах следует доложить Консулу? – вмешалась Клэри. – Могли бы к ней сходить. Джия не такая, каким был ее предшественник, она тебя обязательно выслушает.

Юноша кивнул:

– Да, я уже обещал Рафаэлю, что от его имени поговорю и с Консулом, и с Инквизи…

Он вдруг умолк и вновь поморщился.

Клэри пригляделась к нему пристальней. Сейчас, когда он сидел в бледных лучах дневного света, его кожа казалась белее фарфора. Отчетливо виднелась сеточка вен, но не синих, а черных, как на рисунке тушью. Скулы заострились, под ними легли четко обрисованные затененные впадины.

– Саймон, признавайся, ты когда последний раз ел?

Юноша опять поморщился – она знала, что он не любил напоминаний о том, что нынче не может обходиться без крови.

– Три дня назад, – тихо ответил он.

– Еда, – глядя то на мать, то на Люка, сказала Клэри. – Мы должны раздобыть для него еды.

– Да не надо ничего, – не вполне убедительно запротестовал Саймон. – Я в порядке, правда-правда.

– За кровью разумнее всего обратиться в представительство вампиров, – сказал Люк. – Как-никак, а члена Совета от их клана тоже надо чем-то кормить. Я бы сам сходил, да только сомневаюсь, что они доверят кровь оборотню. Можно, конечно, направить официальный запрос…

– Какой еще запрос? Развели бюрократию. Нет уж, мы идем прямо сейчас! – Клэри рывком распахнула дверцы шкафа и сдернула куртку с вешалки. – Саймон, ты сможешь добраться своим ходом?

– Та к ведь не так уж и далеко… – глухим голосом ответил тот. – Чуть ли не по соседству с домом Инквизитора.

– Рафаэль, думаю, спит, – напомнил Люк. – Белый день на дворе.

– Ах, спит? Значит, разбудим. – Клэри наконец справилась с рукавами и вжикнула «молнией». – Раз он представитель от вампиров, то это его работа помочь Саймону.

Юноша фыркнул:

– Ты его плохо знаешь. Он думает, что бить баклуши и есть его работа.

– А мне плевать. Пусть думает, что хочет. – Клэри схватила меч и убрала его в ножны.

– Клэри, мне кажется, ты еще недостаточно выздоро… – начала было Джослин.

– Мам! Я в порядке. В жизни не чувствовала себя лучше.

Джослин покачала головой, и солнце высекло несколько алых искр у нее в волосах.

– Другими словами, я ничем не могу тебя остановить?

– Ничем, – кивнула Клэри, прилаживая ножны к поясу. – И никак.

– Вечером званый ужин для членов Совета, – напомнил Люк, опираясь спиной на стену, – и поэтому мы уйдем раньше, чем ты вернешься, так что дом будет под наблюдением, а тебе придется поторапливаться, чтобы успеть до заката.

– Вы что, издеваетесь?

– Обижаешь. Мы просто хотим, чтобы ты была дома, а сам дом на запорах. В общем, если не вернешься до темноты, уведомление пойдет прямиком в Гард.

– Не семья, а полицейское государство какое-то, – пробурчала Клэри. – Ладно, Саймон, пошли уже.

Майя сидела на берегу и, поеживаясь, смотрела на воду.

Летом на пляжах Лонг-Айленда яблоку негде упасть, но вот сейчас, в декабре, здесь царили лишь тишина да ледяной ветер. Серая, чугунного цвета, гладь Атлантики уходила за горизонт, где сливалась со свинцовым небом.

Трупы оборотней, погибших от руки Себастьяна, в том числе тело Джордана, сожгли среди руин «Претора Люпуса». Один из волков стаи вошел в прибой и развеял содержимое первой урны над волнами.

На глазах Майи поверхность океана подернулась черной пленкой праха.

– Мои соболезнования. – Бэт присел рядом на песок, и они вдвоем стали смотреть, как на сей раз Руфус высыпает пепел из очередной урны. – Джордан был отличным парнем. Самым лучшим.

Майя обеими руками откинула волосы за плечи. Горизонт набух мглистыми тучами. С минуты на минуту заморосит.

– Я собиралась с ним расстаться.

– Чего? – ошеломленно замер Бэт.

– Как раз собиралась сказать, а тут Себастьян…

– А я-то думал, у вас все путем. Ребята счастливы и все такое прочее…

– Да неужели? – Майя пропустила сквозь пальцы горсть влажного, холодного песка. – Зато мне казалось, ты на него зуб точишь.

– Но он же сделал тебе больно? Конечно, с той поры много воды утекло, да и он старался загладить… – Бэт дернул плечом. – Наверное, это просто не мое: прощать.

Майя медленно выдохнула облачко пара.

– И не мое тоже, – сказала она. – В городке, где я выросла, все эти тощие белые богачки только и делали, что надо мной издевались, потому что я не такая, как они. На мой шестой день рождения мама решила устроить что-то вроде детского утренника на тему Барби, но тут оказалось, что для Барби-мулатки не выпускают всяких дополнительных штучек типа праздничных наборов, тортов, ну, всякое такое… В общем, организовали мне веселье вокруг белой куклы. Тут пришли мои белые сверстницы и давай хихикать в ладошку. – В горле начинало покалывать от морозного воздуха. – Та к вот, когда я встретила Джордана и он сказал, мол, ты такая красивая, я чуть не упала от счастья. Через пять минут была в него уже по уши.

– Но ты и вправду красивая. – Бэт рассеянно ткнул пальцем в рака-отшельника, что полз по песку рядом.

– Мы были счастливы, – продолжила Майя. – Но потом случилось это: он меня превратил, и я его возненавидела. Переехала в Нью-Йорк, а он и там объявился, уверял, что хочет лишь одного, чтобы я его простила. Уж так он этого хотел, уж так переживал… А я-то ведь знала: после укуса человек сам не свой. Говорят, кое-кто поубивал даже собственные семьи.

– И вот почему у нас есть «Люпус», – кивнул Бэт. – Вернее, был.

– Я тогда спросила себя: а есть ли у меня право винить того, кто сам себя не контролирует? Может, и вправду стоит его простить, ведь он так переживает? Уж чего только не устраивал, чтобы заработать себе прощение. Вот я и подумала, что мы могли бы вернуться к прежней жизни, стать такими, какими были раньше.

– Мало кому это удается, – сказал Бэт. Он задумчиво почесал шрам на щеке, и Майя подумала, что так и не узнала, где и как он его заработал. – Слишком серьезные перемены.

– Вот и у нас не получилось, – согласилась Майя. – Во всяком случае, у меня. Он так сильно хотел прощения, что, как я подозреваю, только это и видел, когда смотрел на меня. Да он вообще видел не меня, а лишь собственное искупление. – Она покачала головой. – Но я же не ходячее отпущение грехов. Я просто Майя…

– Однако он был тебе далеко не безразличен, – мягко возразил Бэт.

– Причем настолько, что я все время откладывала разрыв. Напридумывала себе, что со временем все утрясется и я переменю к нему отношение. А тут все и началось. Похитили Саймона, мы бросились на его розыски, так что разговор пришлось отложить. Я думала, вот доберемся до «Люпуса», там и скажу все что надо, но… – Она сглотнула. – Оказалось, что мы приехали на бойню.

– Ребята говорили, что, когда тебя нашли, ты его держала в руках. Мертвого. Кровь смывал прибой, а ты все держала его и держала.

– Никто не должен умирать в одиночку, надо, чтобы в эту минуту кто-то держал, – ответила Майя, зачерпывая горсть песку. – Просто… просто я испытывала чувство вины. Ведь он умер, думая, что я по-прежнему его люблю, что мы так и останемся вместе навсегда, что все хорошо. Он умер, а все, что я делала, было насквозь лживым. – Девушка пропустила песок сквозь пальцы. – Зря я не сказала раньше…

– Прекрати. Здесь нет твоей вины. – Бэт поднялся на ноги. Высокий и крепкий парень, чью мускулистую грудь не скрывала полурасстегнутая «аляска». Ветер трепал его коротко стриженные волосы, тучи на горизонте оттеняли силуэт.

В отдалении, за его спиной, Майя видела остатки стаи; все собрались вокруг Руфуса, который что-то говорил, рубя воздух рукой.

– Если бы не его смерть, – сказал Бэт, – то тут другое дело, рассказать пришлось бы. Но он-то умер, считая, что его любят, что его простили, верно? Знаешь, это далеко не так плохо, на свете найдутся вещи куда хуже. Да, Джордан поступил с тобой безобразно, но он это понял. Да и нет таких, кто был бы на сто процентов белый и пушистый. Считай, это был твой ему подарок. Куда бы ни шагал сейчас Джордан – а я считаю, нас всех рано или поздно ждет такая дорожка, – думай об этом как о путеводном огоньке.

«Если ты собрался покинуть Басильяс, имей в виду, что Безмолвные братья не одобряют твоего решения».

– Да-да, разумеется, – кивнул Джейс, натягивая ратную рукавицу на руку и разминая пальцы. – Я уже в курсе, хватит повторять.

Неодобрительно хмурясь, брат Енох маячил над ним как сторожевая башня, пока юноша сгибался, покряхтывая, чтобы зашнуровать сапоги.

Джейс сидел на краешке продавленной койки, одной из многих, что рядами уходили в глубь длинной и узкой палаты. Свободных мест было не так много, и в основном здесь лежали нефилимы, раненные под Цитаделью. Между койками сновали Безмолвные братья, чьи рясы делали их похожими на привидения сестер милосердия. В воздухе стоял терпкий запах трав и загадочных настоев.

«Тебе следовало бы задержаться хотя бы еще на одну ночь. Твои телесные силы истощены, а Небесный огонь по-прежнему внутри».

Закончив возиться со шнуровкой, Джейс вскинул глаза. Сводчатый потолок был расписан витиеватыми узорами в серебристо-голубых тонах. Юноша поежился, он уже по горло был сыт разглядыванием исцеляющих рун, и, хотя минула лишь одна-единственная ночь, ему она показалась целой неделей, на протяжении которой над ним склонялись Безмолвные братья со своими пахучими горшками и неразборчивым бормотанием. А еще они сделали из него подопытного кролика, брали пробы крови, выдергивали волосы и даже ресницы. Не обошлось и без хирургического инструмента из золота, серебра, стали и заговоренной рябины. Что интересно, Джейс отлично себя чувствовал и сильно подозревал, что в госпитале его держат по большей части из желания изучить Небесный огонь, а вовсе не ради вящего исцеления.

– Я хотел бы навестить брата Захарию, – сказал он.

«С братом Захарией все в порядке. Можешь за него не волноваться».

– Как это «не волноваться»? Да я его чуть не убил под Цитаделью!

«Это был не ты, а Небесный огонь. Который не причинил ему никакого вреда, хоть и вызвал известные изменения».

Джейс недоуменно моргнул на загадочный подбор слов:

– Между прочим, он говорил мне, что Безмолвные братья в долгу перед семейством Эрондейлов. Я и есть Эрондейл. Так что он наверняка захочет со мной пообщаться.

«После чего, как я понимаю, ты намерен покинуть Басильяс?»

Джейс поднялся на ноги:

– Ну да. Потому что со мной тоже все в порядке. Чего ради, спрашивается, я буду валяться в госпитале? Тем более что у вас вон сколько по-настоящему раненных… – Он сдернул куртку с колышка на стене. – Послушайте, либо вы отведете меня к брату Захарии, либо я пойду бродить по коридорам и буду выкликать его имя, пока он не отзовется.

«От тебя, Джейс Эрондейл, сплошная головная боль».

– Знаю. Слышал, – охотно согласился тот.

Дневное светило, изливавшееся сквозь стрельчатые окна в простенках между койками, пятнало мраморный пол солнечными зайчиками. Впрочем, сумерки были не за горами: Джейс проснулся уже во втором часу дня. Первое, что он увидел, – Безмолвного брата, терпеливо сидевшего возле его койки. Юноша рывком вскочил и тут же спросил, что с Клэри; перед его глазами поплыли картинки минувшей ночи, вспомнились боль от меча Себастьяна и пламя, взметнувшееся вверх по клинку. Затем охваченный огнем Захария, объятия девичьих рук, волосы Клэри, водопадом струящиеся вокруг них обоих, постепенное онемение во всем теле с приходом темноты – и ничего. Пустота.

Когда Безмолвным братьям удалось наконец заверить Джейса, что с Клэри все в порядке, что она находится сейчас в безопасности, в доме Аматис, он принялся расспрашивать про Захарию с его ожогами, но в ответ получал лишь уклончивые, туманные фразы, от которых вскипало раздражение.

Юноша вслед за Енохом вышел из палаты и очутился в узком оштукатуренном коридоре со множеством дверей по обеим сторонам. Минуя одну из них, сквозь неплотно прикрытую створку Джейс увидел какого-то молодого человека в излохмаченной алой униформе, ремнями прикрученного к койке и бьющегося в судорогах под вопли и проклятия. Над ним стоял очередной Безмолвный брат; белая стена напротив вся в потеках крови.

«Амальрик Кригсмессер, – промолвил брат Енох, даже не повернув головы. – Один из Помраченных. Как ты знаешь, мы вместе с магами Спирального лабиринта не первый день работаем над задачей обернуть вспять проклятие Чаши ада».

Джейс сглотнул. Что вообще на это можно сказать? Он сам был свидетелем обряда и, положа руку на сердце, не верил, что с этим можно как-то справиться: уж слишком глубоко проникал яд. С другой стороны, он раньше и не подозревал, что Безмолвные братья способны на столь человеческое выражение чувств, а поди ж ты, один Захария чего стоит. И кстати, отчего он так хочет его увидеть? В памяти всплыли слова Клэри, которая однажды передала ему ответ брата Захарии на вопрос, мол, доводилось ли тому любить так сильно, что ради своего избранника он был бы готов пожертвовать собственной жизнью.

«Есть воспоминания, которые даже время не сотрет. Если не веришь мне, поинтересуйся у своего приятеля, Магнуса Бейна. Вечность не заставит забыть об утрате, она умеет лишь притуплять боль».

Было что-то невысказанное в этих словах, неуловимый намек на скорбь и чувства, какие Джейс не ожидал найти у Безмолвных братьев. Братья сопровождали его всю жизнь, по крайней мере с десятилетнего возраста: бледные молчаливые истуканы, они приносили исцеление, умели хранить тайны, но не умели любить, вожделеть или хотя бы умирать: они просто были. А вот брат Захария оказался совсем иным.

«Мы на месте».

Брат Енох помедлил перед очередной дверью, выкрашенной в белое и совершенно неприметной. Вскинув ширококостную ладонь, он постучался. Изнутри донесся звук, похожий на скрежет отодвигаемого стула, затем раздался мужской голос:

– Прошу.

Брат Енох распахнул дверь и жестом пригласил Джейса внутрь. Окно кельи выходило на запад, и уже садившееся солнце красило стены бледным огнем. Возле окна – мужская фигура: просто силуэт, худощавый и без привычной рясы. Юноша в недоумении обернулся к брату Еноху, но тот уже успел исчезнуть, бесшумно прикрыв за собой дверь.

– А где же брат Захария? – удивленно спросил Джейс.

– Я здесь.

Голос, обычный человеческий голос, только очень тихий и как бы нестройный, будто речь шла о пианино, за которым никто не сиживал годами. Стоявший у окна повернулся, и Джейс увидел перед собой молодого парня, лишь на несколько лет постарше. Темные волосы, хрупкие черты аристократического лица, глаза, казавшиеся юными и старыми одновременно. Высокие скулы исписаны рунами Безмолвного братства, а на горле виден слабый след еще одной, ныне стертой руны.

Парабатай. Он был чьим-то парабатаем, как и сам Джейс. Юноша отлично знал смысл полустертого следа: вторая половина была мертва. Его тут же захлестнула волна симпатии и сочувствия к брату Захарии, потому что, потеряй он Алека, у него тоже остался бы лишь выцветший узор, напоминание о том, кто ведал самые лучшие и самые худшие стороны его сокровенного «я».

– Джейс Эрондейл, – промолвил Захария. – Вновь своим освобождением я обязан одному из вашего клана. Что ж, этого стоило ожидать.

– Я… эт-самое… – Джейс был слишком ошарашен, чтобы демонстрировать навыки связной, грамотной и культурной речи. – Быть не может… Кто становится Безмолвным братом, уже не возвращается. Нич-чего не понимаю…

Он и в самом деле Захария, предположил Джейс, хотя уже и не Безмолвный брат. Не зная, как реагировать, он попробовал усмехнуться, но вышло до жалости неловко, как у застенчивого, сверхранимого подростка.

– Я и сам не очень хорошо понимаю, как так вышло, – признался парень. – Впрочем, я никогда не был обычным Безмолвным братом. К ним я попал оттого, что на мне лежала печать темной магии, и иного способа спастись не было. – Он бросил взгляд на собственные ладони: гладкие, словно у ребенка, без глубоких линий и уж тем более шрамов, как у подавляющего большинства нефилимов. Безмолвные братья умели сражаться не хуже любого ратоборца, но крайне редко снисходили до этого. – За плечами осталось все, что я некогда знал и любил. Вернее сказать, я просто возвел стеклянную стену между собой и прежней жизнью. Я мог ее видеть, но не мог прикасаться, не мог стать ее частью. Постепенно я начал забывать, что это такое: быть таким, как все.

– А кто говорит, что мы такие, как все?

Захария бросил на него взгляд:

– Ну да, ну да… Нравится нам себе об этом говорить, – кивнул он. – За прошедшее столетие, однако, я всерьез изучил Сумеречных охотников и должен заметить, что мало сыщется людей, в которых человеческого больше, чем в них. Когда сердца нефилимов разбиваются, осколки уже не склеить. Иному примитивному даже позавидуешь: ему все как с гуся вода.

– За прошедшее столетие? Я бы сказал, что время для вас тоже… гм… как с гуся вода.

– Мне казалось, что Безмолвным братом я пробуду вечность. Мы… то есть они, не умирают, а лишь цепенеют, что ли. Прекращают двигаться, разговаривать. В конечном счете их помещают в склепы живьем. И вот я думал, что меня ждет та же участь. Однако когда я коснулся твоей раны, то принял часть Небесного огня из твоих вен. Он-то и выжег весь мрак из моей крови, вновь вернул меня в того, каким я был до принятия обета. Вернее, даже не так. Я стал тем, кем всегда хотел быть.

У Джейса охрип голос:

– А это больно?

– Что именно?

– Когда Клэри ударила меня Блистательным, было жутко больно. Словно кости то ли плавятся, то ли обугливаются. Когда пришел в себя, то сразу об этом вспомнил, вот и подумал: а не было ли вам больно, когда вы меня коснулись?…

Захария удивленно поднял брови:

– Ты думал обо мне? беспокоился за меня?

– Конечно.

В оконном стекле Джейс видел собственное отражение и силуэт Захарии. Тот был такого же роста, но худощавей, а со своей темной шевелюрой и бледной кожей напоминал фотонегатив его самого, Джейса.

– Эрондейлы… – Голос Захарии был тих, словно шепот, но в нем смешались и смех и боль. – Я едва не забыл. Никто из других семейств не печется так сильно о любви, да и чувство вины вы переживаете острее. Джейс, не взваливай ты на свои плечи весь мир. Он слишком тяжел даже для Эрондейла.

– Я не святой, – ответил юноша. – Потому-то, наверное, и должен нести весь этот груз.

Захария покачал головой:

– Ты ведь помнишь эту фразу из Библии: «Мене, мене, текел, упарсин»?

– «Ты был взвешен на весах и найден очень легким». Да, помню. Надпись на стене во время пира Валтасара.

– Египтяне верили, что у врат в Царство мертвых сердце человека взвешивают, и, если оно оказывалось тяжелее перышка, умершего ждала преисподняя. Огонь Небес действует словно щуп, словно эти древнеегипетские весы. Если он обнаруживает в нас больше зла, нежели добра, то уничтожает. Между мной и тобой, Джейс Эрондейл, разница в том, что меня этот огонь лишь коснулся, а у тебя поселился в самом сердце. Ты до сих пор носишь его в себе – великий подарок и великое бремя.

– Да, но я только и делаю, что пытаюсь от него избавиться…

– Во-первых, не получится, – посуровел брат Захария. – Во-вторых, это же не проклятие, от которого надо избавляться во что бы то ни стало. Это оружие, которое тебе доверили. Ты сам теперь клинок Небес. Будь достоин этого звания.

– Вы говорите, прямо как Алек, – отметил Джейс. – Его вечно заклинивает на теме долга и моральных ценностей.

– Алек, Алек… Твой парабатай? Паренек из клана Лайтвудов?

– Он самый. А у вас… – Джейс показал на горло Захарии, – у вас ведь тоже был парабатай? Только руна совсем выцвела.

Захария опустил глаза.

– Потому что мой парабатай давным-давно мертв, – ответил он. – Когда это случилось, я… – Он покачал головой, не в силах подобрать нужные слова. – Десятилетиями я разговаривал лишь посредством мыслей, которые другие воспринимали как обычную речь. Зато теперь, словно в насмешку, я с трудом справляюсь с обычным языком. – Захария вскинул взгляд. – Береги своего парабатая, – сказал он. – Ибо связь ваша бесценна, как и любая форма любви. Именно благодаря ей мы можем заниматься своим делом. Ведь почему мы противостоим демонам? Почему мы присматриваем за этим миром, а не они? Чем мы лучше? А тем, что они не созидают, а разрушают. Способны не на любовь, а лишь на ненависть. Пусть мы Сумеречные охотники, но в то же время мы люди, в нас течет не только ангельская, но и человеческая кровь, и нам свойственно ошибаться. Если б мы не умели любить сами, то не смогли бы защищать людей; мы попросту обязаны обладать этой способностью, чтобы сберечь человечество. Та к вот, мой парабатай умел любить, как никто другой, всего себя отдавал чувству, и даже больше того. Ты, как я вижу, из той же породы, в тебе любовь горит ярче Небесного огня.

Брат Захария сверлил Джейса взглядом, будто хотел эту мысль вложить как можно глубже.

– Мне очень жаль, – негромко промолвил юноша, – что вы потеряли своего парабатая. И вам… получается, вас теперь никто не ждет, не к кому возвращаться?

Уголок рта Захарии чуточку скривился.

– Да нет, есть кое-кто. Она всегда была для меня как бы родным домом, тихой гаванью. Но всему свое время. Пока что я должен оставаться на своем месте.

– Чтобы сражаться?

– И скорбеть. И любить. Когда я был Безмолвным братом, то воспринимал любовь и скорбь приглушенно, словно они были музыкой, что доносится из далекого далека: ноты чистые, но едва различимые. Зато сейчас… сейчас все это обрушилось на меня как лавина. Я согбен и погребен под ней. И я должен обрести куда бóльшую силу, прежде чем состоится наша встреча. – Он тоскливо улыбнулся. – Тебе никогда не доводилось чувствовать, что сердце того и гляди лопнет, потому что переполнено до предела?

Джейсу вспомнились раненый Алек, неподвижный и белый как полотно Макс на полу Зала Соглашений; вспомнились Валентин и его объятия на пропитанном кровью Джейса песке. И наконец, он подумал про Клэри и ее храбрость, что оберегала его от бед, про ее острый – если не сказать колкий – ум, благодаря которому он сохранил свой разум, про верность и надежность ее любви.

– Когда оружие сломается и его починят, оно становится наиболее крепким как раз в месте разлома, – сказал Джейс. – Может, и с сердцем так же?

Брат Захария, который сейчас мало чем отличался от самого Джейса, невесело усмехнулся:

– Будем надеяться, ты прав.

– Поверить не могу, что Джордана больше нет, – посетовала Клэри. – Ведь я, можно сказать, только что его видела. Он сидел на стене у Института, перед тем как мы прошли через Портал.

Девушка шла рядом с Саймоном вдоль одного из каналов, направляясь к центру города. Башни тянулись ввысь, отражаясь в воде яркими сполохами.

Саймон искоса бросил взгляд на спутницу. Он все никак не мог избавиться от воспоминания, как Клэри выглядела не далее чем прошлой ночью: изможденная до синевы в лице, едва балансирующая на грани обморока, одежда рваная, вся в крови… Зато сейчас – пожалуйста! как ни в чем не бывало цокает себе каблучками по набережной, на щеках румянец, руки в карманах, из-за ремня с вызовом выглядывает рукоять Геспера.

– Я тоже поверить не могу, – сказал он.

Взгляд Клэри был ясным, но несфокусированным – девушка явно думала о чем-то другом, далеком, и Саймон невольно задался вопросом: о чем? Может быть, она вспоминает, как Джордан в Центральном парке учил Джейса контролировать свои эмоции? Он и сам без конца думал о Джордане. Вот Джордан в квартире Магнуса, разговаривает с пентаграммой… Джордан при самой первой их встрече, когда они только-только познакомились; он ныряет под гаражную дверь, чтобы принять участие в прослушивании… сидит на диване и режется с Джейсом в очередную игрушку на Хbox… А вот Джордан говорит ему, Саймону, дескать, меня определили тебя защищать…

Внутри царила тоскливая пустота. Всю ночь он метался по кровати, пробуждаясь от кошмаров, в которых являлся Джордан и молча стоял перед ним, прося, умоляя, требуя взглядом карих глаз, чтобы Саймон уберег его, спас, сам стал его защитником…

– Несчастная Майя, – сказала Клэри. – Уж лучше бы она была здесь. У нее и так-то последнее время жизнь была несладкой, а тут еще и это…

– Я знаю, – еле выдавил Саймон сквозь шершавый комок в горле. Было и без того нелегко думать про Джордана; если же еще и Майей озаботиться, так вовсе пиши пропало.

На его немногословность девушка отреагировала тем, что ласково взяла за руку.

– Саймон? – спросила она. – Что с тобой?

Пальцы их рук переплелись, и Клэри бросила взгляд на золотое кольцо, которое он никогда не снимал.

– Да что-то не по себе.

– Ну, это естественно. Как вообще может быть иначе? Ведь ты же…

– Я нес за него ответственность, – буркнул он.

Клэри опешила:

– Да что ты, Саймон. Ровно наоборот! Это он за тебя отвечал, ему ведь специально сказали, что…

– Слушай, не надо, а, – поморщился он. – Ты лучше спроси, как вообще Джордан оказался в штаб-квартире стаи в тот злосчастный день. Он же раньше туда и носа не казал. А все из-за меня: если б я не пропал, он бы не отправился на поиски. Если бы я остался в квартире, если б не дал себя похитить…

– А? дал себя похитить? – едко переспросила Клэри. – То есть ты специально полез в лапы Морин, что ли?

– Да при чем тут Морин?… – мрачно сказал он.

Девушка окончательно потеряла нить:

– Подожди-ка. Я-то думала, Морин держала тебя в какой-то клетке в «Дюморе», ведь ты же сам об этом рассказывал, нет?

– Ну да, держала, – кивнул Саймон. – Но ведь вышло это в первую очередь потому, что я оказался на улице. Понимаешь, на меня напал кто-то из Помраченных, и я умолчал об этом потому, что не хотел расстраивать Люка с твоей матерью, – пояснил он. – Не то они вообще бы с катушек слетели от беспокойства.

– Если Себастьян и послал за тобой Помраченного, это случилось как раз из-за меня, – обронила Клэри. – Ты мне лучше вот что скажи: этот Темный чего хотел-то? Тебя похитить или убить?

– Знаешь, как-то не сложилась у нас с ним доверительная беседа. – Саймон сунул руки в карманы. – Джордан скомандовал мне бежать, я припустил со всех ног – и угодил прямиком к прихлебателям Морин. Надо думать, она уже давно приказала следить за нашей квартиркой… Короче, вот плоды моей трусости. Если б я не дал деру как заяц, никто б меня не похитил, и Джордану не пришлось бы отправляться в «Люпус», и там бы его никто не убил…

– А ну прекрати истерику! – Саймон изумленно повернул голову, Клэри явно разозлилась не на шутку. – Хватит скулить и посыпать голову пеплом. Во-первых, Джордан стал твоим телохранителем вовсе не по воле случая. Он сам этого хотел, потому что мог быть рядом с Майей. А во-вторых, он отлично знал, на какой риск идет. Решение принимал сам, по собственному желанию. Искал себе искупление. Из-за того случая между ним и Майей. Из-за его собственного поступка. И не забывай, чем для него был «Претор Люпус». Стая спасла его, ведь иначе он превратился бы в монстра, и еще неизвестно, чем бы это кончилось для Майи. Тоже, наверное, стала бы чудовищем… Да, его поступок не мог быть так просто прощен, прощение надо заработать. И если бы у него не было «Люпуса», если бы он не взялся тебя оберегать, чувство вины изглодало бы его до смерти в буквальном смысле: он наложил бы на себя руки!

– Клэри… – Саймон был потрясен темным смыслом ее слов.

Девушка поежилась, словно голой кожи вдруг коснулась паутина. Ребята свернули на длинную набережную, тянувшуюся вдоль всего канала, застроенную по обеим сторонам старыми особняками. Панорама напомнила Саймону снимки зажиточных кварталов Амстердама.

– Вон там, видишь? – показала Клэри. – Это дом Лайтвудов. И вообще на этой улице живут высшие члены Совета. Инквизитор, Консул, представители нежити… Нам осталось лишь догадаться, в каком из этих дворцов обосновался Рафаэль…

– Тоже мне, тайна за семью печатями, – фыркнул Саймон, вытягивая руку в направлении довольно узкого особняка с черной дверью. На створке была изображена серебряная звезда. – Символ Ночных чад. Потому что солнце вампирам противопоказано.

Он улыбнулся, вернее сказать, сделал жалкую попытку. Голод резал изнутри, и даже не живот, а вены, которые сейчас жгли, будто превратились в нити накаливания электролампочки.

Саймон поспешил отвернуться и взбежал по ступеням. Бронзовый дверной молоток был отлит в форме руны и оказался весьма увесистым. Под его ударом дверь загудела, разнося эхо по всему дому.

Когда распахнулась дверь, судя по звукам за спиной, Клэри уже поднималась по лестнице. В проеме, старательно укрываясь от прямых солнечных лучей, стоял Рафаэль. Скудное освещение коридора едва позволяло угадать его силуэт и кудряшки на голове; отчетливо блеснули лишь зубы, когда он приветствовал гостей улыбкой:

– А! Светолюб! да еще в компании Валентиновой дочки.

Клэри раздраженно хмыкнула:

– Он что, вообще никого не зовет по имени?

– Только ближайших друзей, – последовал ответ.

– У тебя есть друзья? – вскинул брови Саймон.

Рафаэль разозлился:

– Ладно, хватит уже. Что, за кровью пожаловали?

– Да, за кровью, – кивнула Клэри.

Саймон же предпочел отмолчаться. И было отчего: при звуках этого слова он едва не свалился в голодный обморок. А дело-то, похоже, нешуточное, вон как живот скрутило…

Рафаэль подарил Саймону косой взгляд:

– Зря ты отказался от моей идеи.

У девушки недоуменно взлетели брови, но Саймон насупился:

– Если хочешь, чтобы я замолвил от твоего имени словечко перед Инквизитором, гони кровь. Не то я либо свалюсь ему под ноги от истощения, либо вообще загрызу.

– Боюсь, его дочь будет от этого не в восторге. Тем более что прошлой ночью ты и так ей досадил.

Высказавшись, Рафаэль растворился в тени коридора, а Клэри повернулась к Саймону:

– Получается, ты вчера виделся с Изабель?

– Получается.

– И чего вы с ней на этот раз не поделили?

Возвращение Рафаэля позволило Саймону не отвечать. Он жадно схватился за запечатанный хрустальный графин, полный красной жидкости.

Запах крови – клубящийся, сладко-терпкий – просачивался даже сквозь стекло. Саймон выдернул пробку и сделал глоток; на это тут же отозвались его клыки, прорезав десны, хотя прямо сейчас в клыках не было никакой нужды. Вампирам вроде бы не полагается пить из горлышка. В смысле, из посудного. Утирая губы тыльной стороной кисти, он почувствовал, как зубы царапнули кожу.

В темных глазах Рафаэля танцевали лукавые искры:

– Какая жалость, что пострадал твой кореш из волкодлаков.

Саймон замер, и Клэри предостерегающе коснулась его запястья.

– Что ты все клоуна из себя корчишь? – презрительно обронил юноша. – Преторианец был тебе как кость в глотке, разве не так?

Рафаэль задумчиво хмыкнул:

– Зато сейчас ни телохранителя, ни Метки. Всю защиту как корова языком слизнула. Скажи-ка, светолюбец, это, должно быть, странное чувство: знать, что можешь умереть в любой момент?

Саймон впился в него жестким взглядом.

– Не надоело? – осведомился он и сделал очередной глоток из графина. На этот раз вкус был более горьким, даже отдавал кислинкой. – Все стараешься разбудить во мне ненависть? Или просто сам меня терпеть не можешь?

Наступила тягучая пауза. Тут Саймон сообразил, что Рафаэль стоит босой на самом краешке светлого прямоугольника, резко выделявшегося на дубовом паркете. Еще полшажочка, и солнце опалит его, как свинью.

Саймон сглотнул тягучий кровяной привкус; голову немного кружило.

– Понятненько, – кивнул он. – Я-то думал, это ненависть, а ты, оказывается, всего лишь завистник.

Не вымолвив ни слова, Рафаэль захлопнул дверь.

Клэри облегченно выдохнула:

– Ого… Ну и пес с ним. Главное, дело сделано.

Саймон же отмолчался; он просто развернулся и сошел по лестнице. Остановился на последней ступеньке, прикончил остатки крови в графине, а затем, к удивлению девушки, отшвырнул его прочь. Пролетев пол-улицы, хрусталь угодил в фонарный столб и рассыпался на осколки, оставив после себя кровавый мазок на чугунной поверхности.

– Саймон? – Клэри спорхнула с крыльца вслед за ним. – Ты чего?

Он неопределенно махнул рукой:

– Да ну… Джордан, Майя, Рафаэль, это знаешь… короче, вот по сюда уже. Сам в толк не возьму, как и что теперь делать.

– Ты насчет разговора с Инквизитором?

Клэри пришлось прибавить шагу, чтобы не отстать от Саймона, который вроде бы бесцельно, но размашисто шагал по улице. Поднимавшийся ветер трепал ему темно-каштановую челку.

– Да я насчет всего подряд. – Юношу покачивало на ходу, и Клэри подозрительно нахмурилась. При любых иных обстоятельствах она решила бы, что ее спутник нетрезв. – Лишний я тут, вот что. – Он остановился напротив особняка Инквизитора и, запрокинув голову, стал рассматривать окна верхнего этажа. – Ты как думаешь, чем они там сейчас занимаются?

– Обедают? – предположила Клэри. За фонарными стеклами потихоньку разгорались ведьмины огни, освещая улицу. – Живут своей привычной жизнью. А если серьезно… Среди погибших прошлой ночью наверняка были их знакомые, так что им тоже не позавидуешь. Ну а если тебе хочется повидать Изабель, то завтра большой сбор – Совет, Конклав, вот и…

– Она знает, – вдруг оборвал ее Саймон. – Что родители, того и гляди, разведутся. Что у отца была любовная интрижка.

– Чего-чего? – Клэри изумленно распахнула глаза. – Когда она это узнала?

– Давным-давно. – У Саймона совершенно точно заплетался язык. – Еще до появления Макса. Роберт собирался бросить семью, но… Но как узнал, что ожидается новый ребенок, все же остался. Мариза сама рассказала об этом дочери несколько лет назад. Я считаю, нечестно взваливать такое на дочь. Изабель сильна, но все же. Нельзя так относиться к собственной дочери. Иди… да сама тащи… свой крест…

– Саймон. – Оттаскивая парня прочь от двери, Клэри подумала о собственной матери. Нельзя так относиться к собственной дочери. – А ты-то откуда все знаешь? И с каких пор?

– Про Роберта и Маризу? Да уж пару месяцев. – Саймона неодолимо влекло к парадному входу. – Я всегда болел за Иззи, хотел помочь, но она запрещала хоть что-то делать, даже говорить об этом… Кстати, твоя мать в курсе. В общем, она сказала Изабель, с кем именно связался Роберт. Имечко совершенно незнакомое. Хорошо это или плохо, судить не бр… не брусь…

– Что? Саймон? Саймон, да ты на ногах еле стоишь! Эй!

Он завалился на бок, с жестяным гулом и грохотом угодив плечом в металлическую ограду дома Инквизитора.

– Изабель! – крикнул парень, задрав голову. – Изабе-е-ель!

– Да чтоб тебя… – Клэри дернула его за рукав. – Саймон! – грозно зашипела она. – Ты же вампир! И орешь посреди Идриса! Голову на плечах носить надоело?

Но Саймону было уже все равно.

– Изабелюшка! – вновь позвал он. – Распусти косоньки!

– Ой… – прошептала Клэри, когда сверкнула догадка. – Рафаэль тебе что-то подмешал, да? В кровь? Да я этому сукиному сыну кишки пущу!

– Он и так давно мертвый, – поделился наблюдениями Саймон.

– Вернее, неживой. Короче, если надо, я прикончу его во второй раз. Да хоть в третий… Саймон, ну давай же! Пошли домой, там спокойно сможешь отдохнуть, приложим тебе лед к голове…

– ИЗАБЕЛЬ! – рявкнул парень.

Одно из верхних окон распахнулось, и через подоконник перегнулась Изабель. Тут выяснилось, что ее волосы и впрямь были распущены, каскадом сбегая вокруг лица. Красивого, но в данную минуту гневно перекошенного.

– Ну, знаешь! – прошипела она. – Заткнись сейчас же!

– И не подумаю! – Саймон картинно подбоченился, как опереточный бунтовщик. – Ты моя восхитительная дева, и я намерен завоевать твое полное расположение! Со всеми прелестями, что идут в комплекте!

Изабель уронила голову в ладони.

– Он что, надрался? – невнятно простонала она, обращаясь к Клэри.

– Сама не пойму, – пожала та плечами, разрываясь между лояльностью к Саймону и необходимостью как можно быстрее увести его подальше. – Не исключено, что ему подсунули просроченную кровь или что-то вроде того.

– Я люблю тебя, Изабель Лайтвуд! – взревел ее спутник, заставив поежиться всю округу. В домах – не только в особняке Инквизитора, но и в соседских – засветились окна, с улицы донесся топот, а еще через секунду появились Алина с Хелен, румяные и запыхавшиеся. Хелен на ходу пыталась затянуть волосяной узел на затылке. – Люблю и не уйду, пока ты сама не скажешь, что полюбила меня в ответ!

– Да ответь ты ему, ответь! – крикнула Хелен. – Ведь житья не дает, изверг! – Тут она заметила Клэри и помахала ручкой. – Ой, привет!

– Привет, – кивнула та. – Слушай, я так и не успела забежать к вам после этих событий в Лос-Анджелесе… В общем, если чем надо помочь, я всегда…

Какой-то метательный снаряд мелькнул в темнеющем небе и шлепнулся на мостовую под ноги Саймону. Сверток из пары вещиц: кожаные штаны и белоснежная кружевная сорочка. Увы, рваная.

– Вот твое барахло, а теперь убирайся! – крикнула Изабель.

Распахнулось очередное окно; на сей раз через подоконник свешивался Алек. Его взгляд упал на Клэри и остальную компанию; брови недоуменно съехались к переносице.

– Вы чего тут резвитесь? Рановато вроде для рождественских коляд?

– Нашел тоже с чем сравнивать, – возмутился Саймон. – Да я вообще иудей, если хочешь знать! Крутись-вертись, дрейдл! Нун-гимел-хэй-пэй!

– Чего это он? – опасливо шепнула Алина, трогая Клэри за локоть. – Никак спятил? Бедненький…

– Да какое там спятил, – махнула рукой Хелен. – Пьяный он. Думаю, ему просто попалась кровь нетрезвого человека. Вампиры от нее… короче, как коты от валерьянки.

– Ну, Рафаэль, ну, сволочь, я тебе еще припомню… – шептала себе под нос Клэри.

– Изабель! – меж тем орал Саймон. – Хватит швыряться одеждой! Ты Охотница, а я вампир, но это не значит, что нам не суждено быть вместе! Наша любовь запретна и сладка, как… как любовь акулы и аквалангиста с подводным ружьем! Вот почему второй такой нет и не будет!

– Да? – недобро прищурилась Изабель. – И кто же из нас акула, позвольте осведомиться? А, Саймон? Я тебя спрашиваю, ты кого назвал акулой?!

Об стену шваркнула распахнутая дверь. В проеме возник Роберт Лайтвуд, и вид у него был не самый довольный. Он неторопливо спустился, миновал дорожку к дому и, пнув калитку, остановился перед Саймоном.

– Какого, извините, рожна вы тут… гм, устроили? – сказал он и, не поворачивая головы, скосил глаз на Клэри. – И что именно означают ваши звукоизлияния под окнами моего жилища?

– Просто ему вдруг стало нехорошо, – пролепетала Клэри, скромно опустив очи долу и настойчиво дергая Саймона за рукав. – В общем, мы пошли. Спокойной всем ночи.

– Нет, – сказал Саймон. – Мне надо поговорить… с ним. С этим. Инк… Инквизитором.

Сунув руку за пазуху, Роберт извлек распятие и выставил перед собой, ровнехонько напротив Саймона.

– Я буду разговаривать с представителем Ночных чад в составе Совета или с руководителем нью-йоркского клана, – заявил он. – И уж во всяком случае, не с первым попавшимся вампиром, который барабанит в дверь моего дома. Даже если он дружен с моими детьми. Тем более что появляться в Аликанте без разрешения запреща…

Саймон выхватил распятие из руки Инквизитора.

– Не та религия, – сообщил он. Хелен негромко присвистнула. – К тому же я здесь по поручению нашего представителя, Рафаэля Сантьяго. Именно он прислал меня для разговора с вами.

– Саймон! – Из дома выбежала Изабель и встала между отцом и юношей. – Что ты тут делаешь?!

Она гневно взглянула на Клэри, которая вновь вцепилась Саймону в руку:

– Слушай, нам правда надо идти…

Роберт перевел глаза на дочь. Выражение его лица изменилось.

– Что у вас за тайны? Это из-за них такой крик?

Клэри удивленно уставилась на Изабель, напоминая себе, как Роберт заботливо утешал девушку после смерти Макса, какими близкими стали их отношения. И подумать только, ее отец ничего не заметил…

– Он просто мой друг. Наш общий друг, – сказала Изабель, складывая руки на груди. Даже непонятно, на кого она больше злилась: на Роберта или на Саймона. – И я готова за него поручиться, если это нужно, чтобы он остался в Аликанте. – Она вновь сердито посмотрела на Саймона. – Но прямо сейчас пусть отправляется с Клэри. Так, Саймон?

– У меня голова совсем круглая, – пожаловался тот. – Круглая-прекруглая.

Роберт ошеломленно опустил руку:

– Что-что?

– Ему дали не ту кровь, – пояснила Клэри. – Он тут ни при чем.

Инквизитор перевел тяжелый взгляд своих темно-синих глаз на Саймона:

– Хорошо, круглоголовый, я побеседую с тобой завтра, когда соберется Совет. Если протрезвеешь. Кроме того, если у Рафаэля Сантьяго есть что мне сказать, пусть это прозвучит перед Конклавом.

– Я вовсе не… – начал было юноша, но Клэри торопливо его оборвала:

– Отлично. Я сама приведу его на Совет завтрашним утром. Саймон, мы должны успеть вернуться до темноты, ты это прекрасно знаешь.

Тот слегка удивился:

– Правда? Откуда?

– Итак, встретимся завтра, на Совете, – сухо кивнул Роберт, развернулся и зашагал в дом.

Изабель мгновение помедлила; она стояла босиком на узкой брусчатой дорожке, одетая в джинсы и мешковатую темно-синюю рубашку.

– Где же он раздобыл этот кровяной «ерш»? – показала она на Саймона.

– Рафаэль, – коротко, но внятно объяснила Клэри.

Изабель закатила глаза.

– Ладно, к завтрашнему утру все уладится, – сказала она. – Главное, пусть проспится. – Девушка помахала Хелен с Алиной, которые, прислонившись к столбам калитки, следили за сценой с нахальным любопытством. – До встречи на заседании.

– Изабель… – вновь завел свое Саймон и даже потянулся к ней, однако Клэри, решив, что вреда и так уже достаточно, без церемоний схватила его за шиворот и толкнула в сторону улицы.

Из-за того что Саймон все время норовил свернуть не туда и даже попытался было забраться в уже закрытую кондитерскую лавку, к тому моменту, когда они с Клэри добрались до дома Аматис, уже стемнело. Девушка осмотрелась по сторонам, отыскивая охранника, поставить которого грозилась Джослин, но перед домом никого не было. Или он был гением маскировки, или, что более вероятно, уже отправился докладывать о том, что Клэри нарушила запрет.

Девушка мрачно поднялась по ступенькам, отперла дверь и впихнула Саймона внутрь. Тот перестал протестовать еще в районе Колодезной площади и теперь лишь беспрерывно зевал, едва находя в себе силы держать веки полуоткрытыми.

– Ненавижу Рафаэля, – буркнул он.

– У меня те же мысли, – разворачивая его лицом к гостевой комнате, сказала Клэри. – Давай же, пошли. Тебе надо лечь.

Подталкивая Саймона в спину, она довела его до кушетки, куда он и повалился, зарываясь в подушки. Луна тускло просвечивала сквозь шторы, которыми было завешено широкое фасадное окно. Глаза у Саймона напоминали дымчатый кварц, когда ему все же удавалось пошире распахнуть веки.

– Тебе надо выспаться, – сказала Клэри. – Мама и Люк придут с минуты на минуту.

Девушка развернулась на выход.

– Клэри, – сказал он, хватая ее за рукав. – Будь осторожна.

Она мягко высвободилась и пошла наверх, подсвечивая себе путь ведьминым огоньком. Окна в коридоре второго этажа оказались открыты, и с улицы тянуло ночным холодом, запахом влажной брусчатки и воды из канала. Клэри добралась до своей спальни, толкнула дверь – и обмерла.

В ее руке мерцал ведьмин огонь, простреливая комнату узкими лучами света. Кто-то сидел на ее постели. Кто-то высокий, белобрысый, с мечом на коленях и искрящимся серебряным браслетом на запястье.

– Ну здравствуй, сестренка, – улыбнулся Себастьян.