Глава 7
Первое признание Кассандры
По сравнению с нашим ужином в «Галльском петухе» даже поминки показались бы весёлой пирушкой. Еле дождавшись окончания застольной молитвы мсье Франсуа, я нехотя ем запеканку из мясного фарша и картофельного пюре. Остальные жильцы «Галльского петуха» тоже не светятся от счастья. Так, наверное, выглядели французские аристократы в очереди на гильотину. На улице темно, словно в ящике стола, с гневного неба хлещут холодные струи дождя, и волком воет ветер. Кассандра забыла, что умеет лучезарно улыбаться. Задумчивый Франсуа ковыряется в своей тарелке. Адольф с яростным лицом поглядывает на нас, словно выбирая, кто будет следующим человеком, который не приезжал. Хмурая Луиза, что-то сердито ворча, поминутно вытирает салфеткой мокрый рот Анибалю. Один Анибаль наслаждается полнотой своей жизни и мамкиной запеканкой. Ну, на то он и ошибка природы.
Тётка Шарлотта рассказала мне немало интересного про Камбрэ, но ничего такого, что указывало бы на пропавшего гостя. Как я понял, эта старушка уединённо живёт со своей бульдожкой на последнем этаже отеля, всё ещё выглядывая с высоты своего олимпа женихов. Напрасно, конечно. Её женихи навсегда скрылись в дымке времени. Единственное, что мне удалось точно установить, выпив три бокала перно и надышавшись табачного дыма, – тётку Шарлотту можно исключить из числа участников странных событий позавчерашней ночи. Ну и ладно.
После ужина отправляю себя в гостиную в надежде встретить там Анибаля. Напрасно. В гостиной сидит один Франсуа и смотрит по телевизору какое-то крикливое шоу, честя всех подряд. Я плохо его понимаю, поэтому, улыбнувшись бородатому символу клерикализма, консерватизма, а также реакционных взглядов, поспешно веду себя к себе.
В номере, не зажигая света, долго стою у окна. Гляжу бездумно во двор. С каждой минутой на улице становится темнее. Тихо. Слышен только ровный шорох дождя. Суматошный понедельник угасает, как жизнь старика. Я безумно устал, и мне одиноко. Наконец, решаю, что пора в кровать. Укладываю себя под толстое одеяло. Закрываю глаза. Обмякаю. Всё. Жить и бороться буду в следующий раз.
Во вторник, позавтракав круассанами, апельсиновым вареньем и кофе, бодро шествуем с Кассандрой знакомой дорогой. На этот раз она, не мешкая, сразу берёт меня за руку. Кроме Кассандры я тащу с собой новую канистру из-под кровати и серую футболку с короткими рукавами. Утро туманное, утро седое… Вдали белая каменная симфония санктуария устремляется ввысь. Окрестные горы теряют свои очертания в мутном мареве. Уличный асфальт влажно блестит после ненастной ночи. Сыро, свежо, но дождя нет. Несмотря на отсутствие яркого солнца, Кассандра опять в тёмных очках. По-моему, она совершенно напрасно прячет свои голубые очи.
Сделав всего одну передышку на скамейке, мы быстро добираемся до святилища. Кассандра оставляет меня в полумраке нижней церкви для духовного очищения, а сама с канистрой и футболкой бежит к бювету. Пока она бегает, я любуюсь убранством неовизантийской базилики. Потом прикрываю глаза. Замираю. Чувствую, как вокруг меня двигаются паломники. Тихо, как падающие снежинки, только ещё тише.
Торжественная тишина этого места рождает во мне торжественные думы о смысле жизни. В ту минуту, когда человек рождается, он обретает целый мир. С годами его мир становится всё беднее и меньше: первыми уходят дедушки и бабушки, за ними родители и так далее. И, наконец, его мир умирает вместе с ним. Наверное, смысл жизни в продолжении рода. Всё остальное придумали попы и политики. Правда, глядя на Анибаля, засомневаешься в том, что смысл жизни в продолжении рода. Впрочем, у нас такие потомки, каких мы заслуживаем. Но это моё субъективное мнение.
Вообще-то я не люблю паршивые истории. С удовольствием сидел бы сейчас и впитывал благодать, однако исчезнувший покойник не позволяет отвлечься. Так уж я по-дурацки устроен. По моему убеждению, преступники должны пылиться в тюрьме. Правда, пока я не уверен, что здесь имело место преступление. Но одно мне теперь ясно совершенно точно: «Галльский петух» – место недоброе. Полное тайн и загадок. А может, мне отсюда уехать? Просто удрать. Мало ли гостиниц вокруг? Но, поразмыслив, решаю остаться. Кто знает, дадут ли мне покинуть зловещий отель? Да и найти меня в маленьком городке проще простого. Достаточно покараулить возле «Карфура», например. Лучше делать вид, что я ничего не замечаю – целее буду. Если Кассандра не выдаст.
А вот и Кассандра. Девчушка покраснела от натуги, очки сползли на кончик носика, но, скособочившись, она самоотверженно несёт тяжёлую канистру. Другой рукой Кассандра держит выжатую футболку. Эльфы и тяжёлый физический труд несовместимы. Я поднимаю себя с места, забираю у своей маленькой помощницы чудотворную воду. Мокрую футболку пусть таскает сама.
– Спасибо. Куда сейчас?
– Куда вы хотите, мсье Вадим.
– Тогда давай сходим к свечкам.
Идём к закопченным «грильницам». Здесь всё так же горит множество свечей. Каждая – память о каком-то человеке. На этот раз я заранее подготовил пожелания. Зажигаю высокую свечку: успехов брату. Рядом такую же: здоровья себе. И, наконец, самую большую и толстую: долгих лет жизни папе. Пусть чудит, мы потерпим. Он же терпел наши младенческие болезни, детские шалости и капризы, юношеский максимализм, разгильдяйство и эгоизм… Ну и так далее.
После санктуария возвращаемся в «Галльский петух». В комнате я первым делом прячу полную канистру под кровать. Едва уселся на диван, чтобы перевести дух, как гудит мобильник. Это Марина.
– Халло!
– Халло, родной! Что делаешь?
– Готовлю организм к обеду. А ты что делаешь?
Супруга хихикает:
– Читаю твою книгу. Потрясающе! Как будто с тобой разговариваю. Книга такая же вредная, как и ты.
– Значит, соскучилась по мне?
Марина фыркает:
– Вот ещё!
Я возмущён. Вот всегда она так! Никакой лирики.
– Врёшь ведь?
– Вру.
Мне становится приятно, но Марина тут же меняет тему разговора:
– Как ты себя чувствуешь?
Началось…
– Плюс-минус, а в среднем – сгодится. Баланс не нарушен.
– Таблетки пьёшь?
– Пью.
– Теперь врёшь ты?
– Честное благородное. Клянусь чудотворным источником!
– Намочил футболку?
Я машинально оглядываюсь на стул, на спинке которого сохнет влажная футболка.
– Конечно. Теперь буду в ней спать.
Марина радуется:
– Видишь, как благотворно на тебя действует Лурд. Раньше ты по-другому говорил. Сопротивлялся.
– Раньше я был идиотом.
– Это ещё скромно сказано, – замечает Марина. – Ладно, мне пора, родной. Держись там.
– Я держусь.
– Тогда чюсс?
– Чюсс!
После разговора с женой включаю телевизор. На душе отчего-то тягостно. Пусть хотя бы телевизор попытается разрядить атмосферу. Укладываю себя на диван и разглядываю мельтешение рисованных существ на экране. Опять мультики на французском. Ну и ладно. До обеда ещё полчаса. Я закрываю глаза.
Нужно заметить, что во Франции приёмы пищи не совпадают с немецкими или русскими. То, что я по привычке называю обедом, здесь называется завтраком (le déjeuner). А наш завтрак по французской терминологии – малый завтрак (le petit déjeuner). Таким образом, наш ужин превращается в обед (le dîner), и после него никто ничего уже не ест. Зато этот вечерний ужин-обед самый плотный. Местный обеденный ужин состоит из закусок, салатов, горячих мясных или рыбных блюд, сыров, десертов. Оказывается, люди даже едят по-разному. Как же тут можно найти общий язык?
Полчаса пролетает незаметно, и вот я уже опять на ногах. Перед тем как спуститься в столовую, отправляю себя для порядка в ванную. Щёлкаю выключателем. Лампочка под потолком тихо говорит мне «кря». Всё понятно – сгорела. Кое-как помыв в темноте руки (это жизнь в золотом миллиарде, братан!), наказываю себе сообщить об аварии хозяевам отеля.
Обед проходит в привычно траурной обстановке. Обитатели «Галльского петуха» в молчании расправляются с котлетами. В конце трапезы говорю Кассандре про сгоревшую лампочку. Златовласка переводит мои слова остальным. Франсуа, поглаживая клубящуюся, как серый дым, бороду, важно изрекает что-то похожее на «я рассмотрю вашу просьбу в удобное для себя время». О’кей. Спасибо, что не отказал.
Всё же, едва я приземляю себя на диване для послеобеденной дрёмы а-ля Уинстон Черчилль, как слышу непонятный шум за дверью номера. Ругая себя за неуместное любопытство, поднимаюсь и выглядываю в коридор. Так и есть. Дверь в ванную комнату распахнута настежь. Значит, кто-то там в темноте возится с потухшим источником света. Подхожу ближе, чтобы познакомиться с Данко. Вот те раз! Оказывается, это Анибаль. Парень взгромоздился на табурет и, громко сопя, вкручивает в патрон новую лампочку взамен перегоревшей. А я-то думал, что бедняга так туп, что даже пальцы на своей руке не сосчитает.
Пока я стыжу себя за высокомерие, Анибаль спрыгивает с табурета и нажимает на выключатель. Лампочка вспыхивает ярким ровным светом. Ура! Да будет свет!
– Спасибо, Анибаль. Хочешь печенье?
Парень застенчиво отводит взгляд. Я понимаю: глупый вопрос. Кто же не хочет?
– Зайди ко мне. Я дам тебе целую коробку ванильного печенья.
– Мама’ не разрешает заходить в номера, – говорит Анибаль.
– Не бойся. Я ей не скажу.
Анибаль секунду нерешительно переминается с ноги на ногу, но соблазн слишком велик. Сами понимаете: целая коробка печенья!
Заходим ко мне. Анибаль останавливается на пороге. Дверь он на всякий случай не закрывает. Видно, что оттуда его даже трактором не стронешь. У зубастой Луизы послушный сын. Я неторопливо роюсь в своих вещах. В них можно очень долго искать печенье, потому что оно лежит на подоконнике за розовой гардиной. Прости меня, Анибаль.
– Скажи, где ты был в субботу вечером?
– Это когда?
– Два дня назад.
Анибаль думает, наморщив широкий лоб.
– Мы с братом всю ночь ловили рыбу.
– Всю ночь? Неужели Адольф никуда не ходил?
– Нет.
– А что он делал?
– Ругался.
– На тебя?
– Нет. Он меня любит. Всегда берёт на рыбалку, хотя я глупый.
Анибаль показывает язык.
– А ты Адольфа любишь?
– Да.
– А родителей любишь?
– Нет.
– Почему?
– Они меня ругают.
– А на кого в субботу ругался Адольф?
– На рыбу.
– Почему?
– Потому, что её не было.
– Значит, ты не видел, кто приехал в отель поздно вечером?
– Нет.
– А кого видел?
– Никого.
Так я и знал! Раздражённо ворошу содержимое дорожной сумки. Может, уже пора найти печенье?
– А Кассандру видел?
– Нет.
– Почему?
– Она не ходит с нами на рыбалку.
– Почему не ходит? Вы её звали?
– Нет.
– Почему?
– Я её боюсь.
Я удивлённо смотрю на блаженного.
– Почему ты её боишься?
Анибаль робко делает шаг ко мне и понижает голос до свистящего шёпота:
– Она ушла, а потом вернулась! Я не знал, что фантом может возвращаться!
Фантом? Что это? Призрак? Это французское слово я не знаю. Нужно будет спросить у Кассандры.
– И что? Что плохого в том, что фантом может возвращаться?
– Это не Кассандра.
– А кто?
– Не знаю.
Как это? Я ошеломлённо смотрю на Анибаля. Час от часу не легче. Трудно понять слабоумного, да ещё говорящего на другом языке. Мой допрос прерывает Луизин голос из туфлей: «Анибаль! Ты где?» Парень испуганно оглядывается на дверь.
– Я должен идти, мсье.
Ничего не поделаешь. Достаю коробку с печеньем из-за гардины.
– Так вот она где! Бери, Анибаль, угощайся. Спасибо за помощь.
Анибаль хватает коробку и исчезает. Я усаживаю себя на диван. После разговора с дефективным голова тяжёлая, как груда кирпичей. Ну и что я узнал? Анибаль любит брата: тот с ним добр, берёт на рыбалку. Отца и мать Анибаль не любит: они его ругают. Кассандры боится: это не она. А кто? Кто эта милая золотоволосая, голубоглазая малышка-эльф? Наверное, не зря Марина сказала, что Кассандра – девочка с секретом. Как в этом разобраться? Может, начать употреблять чудотворную воду? Шучу.
Погода так и не налаживается – остаётся такой же сырой и прохладной, поэтому до ужина я торчу в номере. Пью кофе. Скучаю. Слышу, как тётка Шарлотта зовёт Кассандру, высунувшись в коридор. Тётке Шарлотте не хватает общения. Мне же не хватает Агафона с его рассказами о папиных выкрутасах. Марина на сегодня уже отзвонилась, а самому мне звонить некому.
Вдруг в моей просверленной голове возникает новая мысль: почему я решил, что ночной гость умер ночью? Возможно, это случилось рано утром? Обдумав так и сяк свежую идею, отказываюсь от неё. Маловероятно. Последняя в его жизни неприятность произошла с неизвестным сразу после приезда в «Галльский петух». Иначе ему пришлось бы провести ночь где-то в отеле. А это неизбежная суета с размещением, шум. Я никакого шума не слышал. Если Луиза уже спала, кто тогда встретил человека, который не приезжал? Франсуа? Но Франсуа – инвалид. Вряд ли он способен перенести мёртвое тело в сарайчик. Даже если бы ему помогала Кассандра. Адольф и Анибаль в этом мероприятии участия не принимали. Они всю ночь были на рыбалке. Хотя утром Адольф вполне мог знать о трупе в сарайчике. Не зря же он так злобно прогнал меня прочь. Так кем же ты был, покойник?
Поскорее закончив ужин с семейством Камбрэ, сижу в своём номере перед телевизором. Думаю. В «Галльском петухе» происходит что-то скверное. Даже Кассандра больше не улыбается. Про остальных и говорить нечего.
За окном сумрачно, что совсем неудивительно: одиннадцать часов вечера. В комнате тоже сумрак. Мне лень встать и зажечь свет. Да и зачем? Внезапно слышу тихий стук в дверь. Кого это принесло? Дверь не заперта. По привычке кричу по-немецки:
– Войдите!
Входит Кассандра. На ней продуманный секси-наряд: джинсовая мини-юбочка и кокетливая рубашечка, расстёгнутая почти до пупка, чтобы озабоченные личности замечали отсутствие бюстгальтера. В руках бутылка вина. Мою голову кружит аромат дорогого парфюма.
– Пардон, можно к вам?
– Наверное, уже поздно, Кассандра?
Личико девчушки складывается в горькую гримаску.
– Не прогоняйте меня, мсье Вадим. Мне страшно!
Тяга к спиртному для меня не характерна. И я давно уже не цветущий молодой человек, но всегда, когда на меня умоляюще смотрят огромными голубыми глазами, я теряю благоразумие. Ну вот как сейчас. Поднимаю себя с места, подхожу к порогу, включаю свет, закрываю за Кассандрой дверь.
– Что случилось?
– Не знаю. Просто вечер какой-то тоскливый и на душе нехорошо.
– Ну, проходи, садись.
Кассандра подходит к столу, ставит на него бутылку и неожиданно улыбается мне прежней лучезарной улыбкой.
– Знаете, а у меня сегодня день рождения!
– Вот как? Поздравляю.
– Выпьете со мной?
Я мнусь.
– За моё здоровье?
Эх, была не была! Решаюсь:
– Наливай.
Кассандра наполняет вином кофейные чашки. Хрустальные бокалы для постояльцев отеля у экономного мсье Франсуа не предусмотрены.
Садимся рядышком на диване. Я поднимаю свою чашку.
– Сколько лет тебе исполнилось, дитя?
– Восемнадцать!
– Прекрасный возраст. За твоё совершеннолетие, Кассандра!
Отпиваем вино. Это красное вино – терпкое и ароматное. Кассандра делает пару больших глотков. Её сказочное личико розовеет. Впрочем, алкогольный румянец придаёт ему ещё больше очарования.
– Завтра в «Галльский петух» приедут новые постояльцы, – произносит Кассандра, – и вам больше не будет одиноко.
– А кто они?
– Какой-то болгарин и пара из Брюсселя.
– Значит, свободной останется только одна комната?
– Да, но не надолго. В четверг её займёт испанская чета. На эту неделю все наши номера забронированы.
– Наверное, для вашего бизнеса это хорошо?
Кассандра пожимает хрупкими плечами:
– Не знаю. Наверное.
– Ты меня удивляешь.
Девушка вопросительно смотрит на меня своими небесно-голубыми глазами.
– Чем же?
– Очень многим.
– Всё же чем?
– Например, враньём. Почему ты мне лжёшь, что не видела того покойника, который лежал в сарайчике?
Кассандра прячет взгляд.
– Вы же сами знаете, что в сарайчике никого не было.
– Неправда. Утром там лежало мёртвое тело. Я в этом уверен. Я не понимаю только, почему ты мне лжёшь.
Конечно, я веду себя грубо, но как иначе узнать правду? Нелегко оставаться вежливым и адекватным, когда тебя обволакивает липкая паутина обмана. Требовательно гляжу на растерянную девушку-эльфа. Кассандра вдруг решается:
– Ну, хорошо, мсье Вадим. Да, я видела человека, который приехал в субботу. Вернее, слышала.
– Так это ты спускалась поздно вечером по лестнице?
– Я.
– И что ты видела?
– Я относила в столовую посуду тётки Шарлотты, оставшуюся после ужина, и случайно услышала, как в офисе Франсуа с кем-то разговаривает.
– С мужчиной?
– С мужчиной.
– На каком языке шёл разговор?
– На французском.
– О чём они говорили?
– Я не слушала. Прошла в столовую.
– Что было дальше?
– Ничего. Я помыла посуду в кухне и вернулась к себе наверх.
– Что же случилось с ночным гостем?
– Не знаю. Когда я возвращалась, в офисе было тихо.
– Почему ты сразу не призналась, что видела, как кто-то приезжал?
– Я просто забыла об этом.
На меня смотрят искренние глаза на ангельском личике. Я почти верю Кассандре. Но себе я верю больше. Открываю рот, чтобы сообщить девушке об этом, но резкий свист и грохот за окном отвлекают меня. Тьма снаружи окрашивается разноцветными сполохами.
– Что это?
– Анибаль запускает для меня фейерверк. У него в комнате настоящий склад пиротехники. Это его вторая большая страсть после рыбалки. У меня же сегодня день рождения, вот он и старается.
Кассандра подходит к окну, раздвигает розовые гардины, поднимает жалюзи. Салют в её честь гремит не переставая. Говорить трудно, и мы молчим, глядя на улицу. Там красиво. На чёрном бархате неба ежеминутно распускаются яркие невесомые цветы: красные, белые, зелёные. Наконец избывший всю свою силу фейерверк окончательно затухает. Очевидно, Анибаль закончил сеанс практического бомбометания и отправился спать.
За окном теперь царят покой и мрак. Неслышное время тянется, как густой клей. Кассандра задёргивает гардины, разливает вино по чашкам, подаёт мне, садится рядом. Чокаемся. Не торопясь, проходимся по второй порции.
– Тётка Шарлотта сказала, что вы писатель, мсье Вадим, – прерывает молчание Кассандра. – Это правда?
– Правда.
Кассандра оживляется.
– Супер! Значит, вы известный писатель?
– Какое там! До известности мне, как до луны на оленях. Я не человек из серии «Жизнь замечательных людей». Есть такая в России.
– А что вы пишете?
– Нечто прозаическое. В основном сочиняю кошмарный ужас.
– Наверное, про преступления?
– Вроде того. Кровавые истории про маньяков, серийных убийц, психопатов.
Кассандра недоверчиво глядит на меня своими неправдоподобно голубыми глазами.
– Глядя на вас, никогда бы не подумала, что вы зарабатываете себе на жизнь таким мрачным ремеслом, мсье Вадим.
Вздыхаю:
– Жизнь гораздо сложнее схем.
Я не люблю говорить о своей работе, поэтому меняю тему:
– Скажи, Кассандра, тебе нравится Лурд?
Девушка пожимает плечами.
– Ещё не знаю. Я ведь в Лурде живу всего месяц. Так сказать, вернулась в лоно семьи.
Кассандра лучезарно мне улыбается, а я поражён. Всего месяц? Супер! Я жду продолжения разговора, но Кассандра, пробормотав себе под нос: «Ну почему я не могу быть сама собой?» – решительно встаёт, включает тусклый светильник над диваном, потом подходит к двери и гасит верхний свет.
– Вы не против, мсье Вадим, если я закурю?
Киваю. С интересом жду, что будет дальше. Кассандра достаёт пачку сигарет и зажигалку из кармашка своей мини-юбочки, закуривает. Наш интимный полумрак быстро заполняется душистым дымом. Кассандра взволнованно ходит по комнате, время от времени стряхивая пепел сигареты в блюдце на столе. Я молча слежу за её гибкой фигуркой.
– Ты сказала, что вернулась в лоно семьи, – наконец нарушаю я тишину.
– Это правда. Я сбежала из дома пять лет назад.
– Почему?
– Честно?
– Только без кошмарных подробностей, пожалуйста.
Кассандра горько улыбается:
– Из-за великой любви.
– В тринадцать лет?!
– Здесь девочки рано созревают.
– И кто этот счастливчик?
– Али было девятнадцать. Самый красивый мальчик в Сете.
– А твои родители?
– Они ничего не знали про нас.
– А его родители?
– Они тоже ничего не знали. Родители Али приехали во Францию из Алжира. Они хотели, чтобы Али женился на девушке-мусульманке. Нашли ему невесту, а он любил меня. И мы сбежали.
– О чём ты говоришь, Кассандра?! Какая любовь? Тебе было тринадцать лет! Извини, но я не могу поверить в твою сказку.
– Не верьте.
Закусив губу, девушка отворачивается к окну.
– О’кей, вы сбежали. И что? Чем кончилась ваша великая любовь? Почему ты вернулась?
Кассандра принимается обогащать меня новым знанием:
– Али предложил уехать в Германию. Говорил, что у него в Мюнхене есть друзья. Мы добрались до Мюнхена, но там Али меня бросил. Просто отошёл на минутку и пропал. Возвращаться домой я не хотела, поэтому почти пять лет скиталась по детским домам и приёмным семьям. В Германии, Швейцарии и Франции. Я скрывала своё настоящее имя. Придумывала себе каждый раз новое. Иногда говорила, что память потеряла и не помню, кто я такая, как меня зовут. Впрочем, это правда. Три года назад меня сбила машина, и я с тех пор страдаю частичной амнезией. Вот так. Поживу немного у добрых людей, отдохну, отъемся, подлечусь, а потом опять сбегаю на волю. Устану бродяжничать, иду в полицию. Они отправляют меня в ближайший детский дом, а оттуда забирают бездетные супруги. В феврале я оказалась в родном Сете. В католическом приюте. К тому времени мне надоела такая жизнь, и я во всём призналась заведующему приютом отцу Гранмеру. Отец Гранмер узнал, что мои родители переехали в Лурд, связался с ними, и сам привёз меня сюда четыре недели назад.
– Должен сказать, Кассандра, что я просто в шоке. Удивительная история. А родители тебя искали?
– Разумеется. Они сразу же заявили в полицию о моём исчезновении, и все эти годы надеялись когда-нибудь снова увидеть меня. Они не допускали мысли, что меня нет в живых.
Кассандра улыбается мне в полумраке. Уже не лучезарно, а грустно.
– Теперь-то вы мне верите?
– Вынужден поверить. Самую малость.
Кассандра звонко смеётся смехом, внезапным, как звон разбившейся посуды.
– Какой же вы недоверчивый, мсье Вадим!
Недоверчивый? Впрочем, я и сам так считаю. Мне кажется, что Кассандра что-то недоговаривает. Но это моё субъективное мнение.
– Недоверчивый, но очень милый, – неожиданно произносит Кассандра нежным голоском. Она тушит сигарету в блюдце и снова наполняет чашки вином.
Дегустируя третью порцию, я рассеянно думаю о том, что моя дорогая златовласка не зря так вырядилась. Это вовсе не одеяние недотроги. Такой костюмчик предвещает.
– Милый, милый мсье Вадим, – воркует Кассандра, поглаживая меня по щеке. Почему-то мне становится жарко. Нужно быть по пояс деревянным, чтобы совершенно не реагировать на ласку лёгких девичьих рук. Я и реагирую. Чувствую, как растёт желание. Девушка опускается передо мной на колени и мягко проводит пальцами по моему желанию. Вот гадство! Желание вырастает до безобразных высот, но, собрав в кулак всё своё благоразумие, я отталкиваю Кассандру от себя. Нет уж! Пусть юные девушки достаются юным юношам, а не старым больным павианам.
Полулёжа на полу, Кассандра неприязненно смотрит на меня небесными глазищами. Отвечаю ей извиняющейся улыбкой. Мол, прости, дитя, но ты ошиблось.
– Вот дурак! – злобно шипит дитя. Кассандра вскакивает на ноги и с застывшим личиком направляется к двери. Ну и ладно. Я молча провожаю её взглядом. Обернувшись на пороге, Кассандра насмешливо бросает на прощание:
– Чао, папик!
Я задет. Машинально барабаню пальцами по дивану. На моём тайном языке это означает: «Так тебе и надо, папик. Сиди теперь в сторонке и дыши в подмышку».
Не к месту вспоминаю слова Анибаля о сестре: «Она ушла, а потом вернулась». Теперь мне понятно, что убогий имел в виду. Да, вот ещё что! Останавливаю девушку, которая уже закрывает за собой дверь:
– Одну минуту, Кассандра!
– Ну? – задерживается она на мгновение.
– Скажи, что такое фантом?
Кассандра с недоумением отвечает:
– По-французски? Мертвец.
