Существование этого жанра четко было увязано Фрейдом с психоанализом, чертами поведения и стимулами. «При неврозе нет недостатка в попытках заменить нежелательную реальность другой, более желательной. Эту возможность дает существование фантастического мира, области, которая в свое время, при вступлении в права принципа реальности, была обособлена от внешнего мира… Из этого мира фантазии невроз заимствует материал для своих новообразованных желаний и находит его там обычно с помощью регрессии в более удовлетворяющую реальную предварительную стадию… Таким образом, как при неврозе, так и при психозе должен быть принят во внимание не только вопрос об утрате реальности, но и вопрос о замещении реальности».

Расцвет этого литературного «замещения реальности» в СССР пришелся на времена так называемого «застоя» – когда в условиях спокойствия «невротики», выглядевшие необычно в проявлении своей истеричности и неадекватности по отношению к окружающей действительности, встречали повсеместное снисходительное отношение, – и ассоциируется в первую очередь с произведениями братьев Стругацких. Проведение сравнительного анализа их творчества с общественными процессами указывает на четкое взаимодействие настроений этих писателей с настроениями определенных групп населения, возрастными состояниями и определенной эксцентричностью, формируемой общим штампом. Нулевое эстетическое влияние произведений Стругацких компенсируется их столь же тотальным этическим значением. Общественный резонанс, который вызывали их произведения в определенных кругах, не порождал своего особого культурного слоя (как, например, произведения Толкиена или Хаббарда), но при этом оказывал определенное коммерческое влияние, когда люди шли на фильм только потому, что он создан по произведениям именно этих писателей.

Первое из произведений, сделавшее авторов знаменитыми, «Понедельник начинается в субботу», безусловно, подходил под описание процессов, именуемых впоследствии как «оттепель», совпадает с ощущениями детства, новизны, «свободы» (понимаемой в островном контексте, как насильственное принуждение к перемещениям). Начало освоения космоса без пошлых коммерческих расчетов, новая программа и устав КПСС, сам финал которых, с обещанием построения коммунизма в восьмидесятом году, как бы сошел из-под пера то ли фантаста, то ли сказочника. Хотя, скорее всего – из инфантильного, детского мироощущения, без знаний о прошлом и представления о «вечном» будущем. Все соседи по песочнице (сотрудники по институту) добры и благожелательны, не имеют пола, национальности, вероисповедания, разницы в интеллекте, навыках и умениях. К этому специфичному ограничению относится и отсутствие в повести разработанной любовной линии, ее асексуальность, что должно было подчеркивать равенство по горизонтали, торжество открытого общества и феминизма. Даже анекдотичность, присутствующая в названии фантастического произведения, как бы отсутствует, ее нет в связи с незнанием причины смешного, остроумного, незнания религиозных традиций народа, который склонен к созданию доктрины психоанализа, и неосведомленности о религиозных и национальных различиях – вообще. Зачастую такое мироощущение присутствует у иммигрантов первой волны, им неизвестно, говорит туземец глупость или мудрит что-то заумное. Обычаи, ограничивавшие в стране исхода, уже не существуют, а о существовании аналогов в стране нового пребывания клиент еще не догадывается.

Занятно, что экранизация «Понедельника» (фильм «Чародеи»), состоявшаяся в противоположный «оттепельному», «застойное» настроение общества, была выполнена в стилистике архаичной лубочной сказки, без квазифилософии исходного замысла, и сказочная любовная линия составляла основную нить повествования. Слишком рьяные поклонники творчества фантастов обвиняли некие внешние силы в сознательном искажении гениального замысла. Однако в реальности та стилистическая ниша, на занятие которой могла претендовать повесть, была занята экранизациями производственных романов и драм А. Гельмана, художественными произведениями, абсолютно неконкурентоспособными вне застойного режима. При помощи этих экранизаций руководители тоталитарной пропаганды пытались вернуть ощущение детского идеализма в трудовые будни, что только усиливало общественные антагонизмы вследствие оторванности поделок от реальных запросов.

Но годы берут свое, взрослеть приходится с соответственным изменением мировоззрения на ощущение себя «Жуком в муравейнике», – стадия, от которой сложно спрятаться. На смену беззаботному детству приходит подростковое ощущение ненужности, инакости, недопонимания со стороны взрослых. Если уж конкретизировать, то формируется диссидентский тип реакций. Поиски облегченной коммуникации в этот период представляют значительные затруднения: окружающий мир жесток и коварен, злые советские танки грубо давят прыщи пражской весны. «Душители свободы» не собираются объяснять, что причиной жестокосердия было искривленное, нацистское представление воспитуемых о том, что «малые нации должны жить лучше больших». Большим, взрослым – причины столь суровых воспитательных и дисциплинарных мер понятны по умолчанию, а подростки с неоформленной системой приоритетов все равно срезонируют, возбудится «оппозиционное одиночество» даже в случае проведения долгих профилактических бесед. «Возьмемся за руки, друзья», чтоб удержаться в этом мире окружающего нас «враждебного по отношению к культуре большинства». Им хочется в реалити-шоу, «за стекло» или в милицейские сводки, чтобы все видели «необычность», интерпретируя ее как подвид героизма, не воспринимая как комичную черту.

В случае же, если некий комизм окружающие все-таки замечают, его можно заместить неким элементом уклонения (цинизмом). Если у ребенка спрашивают: «Что ты любишь больше, Родину или жвачку?» – то детское восприятие предписывает занесение спрашивающего в разряд дураков. Такой же вопрос, но заданный подростку (диссиденту), предписывает (в состоянии отсутствия экстремальной общественной ситуации, карающей за инфантилизм) ответ – «жвачку!». При этом можно еще глупо улыбнуться и пустить пузыри.

Производители коммерческих товаров и услуг для подростков (к примеру – MTV), используют для привлечения клиентов именно это физиологическое диссидентское отклонение. Симптоматично, что для тех граждан, которые определяют свою идентификацию как «множественную», большая любовь к жвачке носит искренний (детский) характер. Можно с полным презрением относиться к стране пребывания (в которой живут гяуры, поедающие свинину), но при этом трепетно защищать устои страны исхода (на которой, вполне возможно, никогда и не был, но которую ни на какую жвачку не променяет).

Длительное комфортное пребывание в подростковом миросозерцании может консервировать и автоматизм другого рода – любовь к родине жвачки. Пропаганда устойчивой множественности идентификации, якобы естественной для страны, производящей рефлекторные изделия (жвачку), становится воспринимаемой истиной, без малейшей критики к источнику механической тоталитарной «информации».

В европейской традиции такое восприятие принято обозначать термином «позитивизм», в русской – «нигилизм». Психология чуждости меняется на психологию мессианства. «Трудно быть богом», что уж тут поделаешь? Удивительное совпадение, но фильм по этому произведению Стругацких был снят как раз в разгар «перестройки», которую ее организаторы представляли в качестве продолжения революции, и как бы давал отмашку всем заинтересованным силам на сплочение вокруг субботы. Пусть недоразвитые автохтоны участвуют в строительствах БАМа, освоении целины, строительствах ГЭС и даже «фабриках звезд».

Вчерашние комсомольские активисты и постановщики партийных съездов, без всяких моральных колебаний начинают славословить «священное» право частной собственности, не стремясь при этом уточнить происхождение собственных капиталов. Отрицание детского идеала, отсечение «субботнего комплекса», проявляется только внешне, изнутри же оно проявляется в декларациях построения «открытого общества», в котором прорывается обида на непонимающих. «Подумаешь, какая невидаль – разрушили страну, обворовали народ, наглумились над святынями: и вы на это обиделись?» Злые вы какие-то, скрытые, мстительные. Рыжих не любите, заговор, наверняка, готовите. И из-за этого надо «раздавить гадин». Считать простым совпадением то, что дотирование фильмов, снятых именно по этому произведению Стругацких, осуществлялось из недр организаций, имеющих непосредственное отношение к личности Горбачева М. С., нет никаких оснований.

Иллюзия осознанности приводит к возрастанию мотивированного страха, желанию вычислить и отодвинуть тот момент, когда за ними придут. За «жидами города Питера». И уже не тешат воспоминания о попугайских расцветках пиджака покойника, добившегося переименования Блокадного города. Вид его столь же инфантильно расхристанной дочурки, ведущей в ящике «застекольное» реалити-шоу, тоже подталкивает к мыслям о необратимости возмездия. Гипотетические акции ортодоксального вразумления рисуются в столь ужасающих цветах (а объем содеянного предусматривает именно такую меру ответственности), что начинаются ночные кошмары. Телепередачи бывшего министра культуры материализовали этот страх во всей полноте ощущений.

Но процесс длителен, потому что замкнут. После всех дефолтов, пособничества терроризму, грабежа и геноцида никаких погромов не случилось. Замершие в коллапсе потенциальные жертвы экстремизма недоуменно выползают из щелей. Кто-то опять ползет в госдуму, кто-то в Лондон, кто-то в министры. Опять: «Для всех суббота, а для нас понедельник».

Предсказывать логику последующих событий – пустая трата времени, братья фантасты описали ее с достаточно высокой степенью реализма. Когда Сергей Кара-Мурза говорит: «Конечно, в молодом чекисте Багрицком непросто было прозреть Бориса Абрамовича Березовского. Непросто, но можно», – он подразумевает в какой-то мере и этот неизменный порядок восприятия и переработки реальности.