В начале 1945 года в кинотеатрах Германии показали очередной выпуск кинохроникального журнала «Дойчевохеншау». Зрители были в шоке от кадров, запечатлевших женщин и девушек, по словам комментатора, изнасилованных и убитых советскими солдатами. Это эпизод оказался привязан по времени к осени 1944 года, а по месту – к району в Восточной Пруссии, который тогда на короткий период заняли советские войска.

Сюжет о насилии сделали по указанию Ханса Хинкеля, человека Геббельса, директора киноотдела министерства пропаганды и главного директора имперского кино. Хинкель после прихода нацистов к власти стал государственным комиссаром Пруссии по науке, искусству и народному образованию. А потом Геббельс сделал его спецкомиссаром по искоренению «еврейского» влияния в немецкой культуре. В середине 44-го года Хинкель с энтузиазмом взялся за претворение новой идеи Геббельса: лозунгом пропаганды должна стать тотальная борьба против большевизма, и этот лозунг нужно повторять снова и снова.

Тотальная борьба против большевизма требовала постоянной демонстрации ужасов и зверств его. Первая такая пропагандистская демонстрация была на тему о «зверских расправах большевистско-еврейского сброда над украинскими и латышскими националистами». Потом одноразовые акции свели в кампанию под слоганом «Большевизм – смертельный враг Европы». Когда в Катыни, что под Смоленском, полицией СД были обнаружены останки польских офицеров, расстрелянных чинами НКВД в 1940 году, германская радиослужба новостей провозгласила: «Массовое зверство евреев-большевиков в Катыне, жертвами которых пали двенадцать тысяч польских офицеров, вызвали возмущение всего цивилизованного мира». В мае 1944 года Розенберг сравнил большевизм, «это сатанинское мировоззрение» с новейшим типом диких орд, надвигавшихся на Европу из степей Центральной Азии, «извращенным неомессианством востока». И вот когда в октябре 1944 года войска генерала Ивана Черняховского, одного из самых способных и симпатичных сталинских полководцев, вошли в Восточную Пруссию и с боями пробивались к ее столице Кенигсбергу, Геббельс дал указание прессе и радио рассказать о жестоких изуверствах и пытках, которые выпали на долю немецкого мирного населения. В русле этого указания и действовал Хинкель.

Были небольшие города в полосе действий 3-го Белорусского фронта, которые наступавшие оставляли, потом снова брали. Один из таких оставленных городов Хинкель выбрал для съемок. Приходилось торопиться, ибо город уже брали с другого направления. Трупы женщин, погибших от артиллерийского огня, от действий войск на городских улицах, подготовили к съемкам: задрали на них юбки, стянули белье, раздвинули ноги. И главное – нашли «свидетелей». Несколько испуганных горожан лепетали о русских солдатах-зверях. А в кинохронике закадровый голос вещал, что русскими при взятии города 62 женщины изнасилованы и убиты. После таких сюжетов предполагалось, что немцы будут сражаться за каждую улицу, за каждый дом.

Вероятно, под влиянием таких сюжетов из геббельсовского кино и цитируемых нацистским радио слов из памфлетов Ильи Эренбурга командующий немецкой армейской группой «Норд» подписал приказ, что сочинили его штабные:

«Илья Эренбург призывает азиатские народы пить кровь немецких женщин. Илья Эренбург требует, чтобы азиатские народы наслаждались нашими женщинами: „Берите белокурых женщин – это ваша добыча“. Илья Эренбург будит низменные инстинкты степи. Подлец тот, кто отступит, ибо немецкие солдаты теперь защищают своих собственных жен».

Чем же ответил Эренбург, когда ему показали этот приказ? Он написал памфлет «Белокурая ведьма», который опубликовала «Красная звезда» 25 ноября 1944 года. 27 строк всего. Но каких?! Разжигающих ненависть по обе стороны фронта. Зовущих мстить одних, а других держаться до последнего. Вот частичка этого жалящего текста:

«Цитаты, которые немецкий генерал приписывает мне, выдают автора: только немец способен сочинить подобную пакость. Фрицы – это профессиональные насильники, это блудодеи с солидным стажем, это потомственные павианы. Они загрязнили всю Европу. Напрасно генерал уверяет, что мы идем в Германию за немецкими самками. Нас привлекают не гретхен, а те фрицы, которые оскорбляли наших женщин, и мы говорим напрямик, что этим немцам не будет пощады. Что касается немок, то они вызывают в нас одно чувство: брезгливость. Мы презираем немок за то, что они – матери, жены и сестры палачей. Мы презираем немок за то, что они писали своим сыновьям, мужьям и братьям: „Пришли твоей куколке хорошенькую шубку“. Мы презираем немок за то, что они воровки и хипесницы .

Нам не нужны белокурые гиены. Мы идем в Германию за другим: за Германией. И этой белокурой ведьме несдобровать».

«Тотальная война или победа большевизма» – так заострил вопрос Геббельс. Напуганные немцы старательно воевали, трудились и страдали, чтобы не пустить большевиков в Германию. Не всему, к чему призывал Геббельс, верил немецкий обыватель. Но в сексуальную дикость русских верил. Пропаганда Геббельса на последнем своем издыхании работала над тиражированием мифа об агрессивной сексуальности солдат Красной Армии, о поголовных изнасилованиях немок на территориях, занятых «красными».

Установка на такой миф исходила от самого Геббельса: «В лице советских солдат мы имеем дело со степными подонками… В отдельных деревнях и городах бесчисленным изнасилованиям подверглись все женщины от 10 до 70 лет. Кажется, что это делается по приказу сверху, так как в поведении советской солдатни можно усмотреть явную систему».

А так как в рамках тотальной войны был провозглашен новый подход в подаче информации, суть которого в большей оперативности и откровенности, то миф о сексуальной агрессивности русских «раскручивали» оперативно и откровенно, с множеством «деталей». Репортерский подход для кинохроники перемежали пропагандистскими уловками. Агент распространял слух: «Большевики не причиняют никакого вреда населению в оккупированных ими районах рейха», по которому били контрслухом: «Они совершают вопиющие сексуальные зверства». «Главное – создать мобилизующую атмосферу страха, возбуждаемого „большевистскими вакханалиями“», – требовал Геббельс. Компания страха, начатая в 1943 году, заполонила Германию в конце войны, в 1945-м. И порой русских, входивших в немецкий город, встречали трупы пожилых немцев, повесившихся в своих домах, – «лучше повеситься, чем погибнуть от рук зверей с востока».

Мифологию сексуальных зверств русских, крепко сколоченную немецкими профессионалами пропаганды на основе массовых случаев красноармейского сексуального распутства, подхватил в наше время британский историк Энтони Бивор. Немало эпизодов по этой части напихал он в свою книгу «Падение Берлина. 1945». Из ужасных, затмевающих фантазию, например, такой:

«Берлинцы помнят пронзительные крики по ночам, раздававшиеся в домах с выбитыми стеклами. По оценкам двух главных берлинских госпиталей, число жертв, изнасилованных советскими солдатами колеблется от 95 до 130 тысяч человек. Один доктор сделал вывод, что только в Берлине было изнасиловано примерно 100 тысяч женщин. Причем, около 10 тысяч из них погибло, в основном в результате самоубийства. Число смертей по всей восточной Германии, видимо, намного больше, если принимать во внимание 1 миллион 400 тысяч изнасилованных в Восточной Пруссии, Померании и Силезии. Представляется, что всего было изнасиловано порядка 2 миллионов немецких женщин, многие из которых (если не большинство) перенесли это унижение по нескольку раз».

Впечатляющая сексуальная бухгалтерия, мало согласующаяся с правдой тех дней и по количеству, и по мотивам «сексуальных» случаев. По крайней мере, если двигаться от наших архивов. Занятно и другое. Вероятно, трудно дается Бивору понимание широты русской страсти в ее сексуальном выражении, захлестнувшей женщин Европы, и чего скрывать – страсти, расположившей их к русскому солдату. Поэтому сексуальные контакты между советскими военными и женщинами в тех странах, куда пришла Красная Армия, были далеко не всегда насильственными, а скорее обоюдно согласными. Но как же это признать в отношении «детей степи – зверей с востока»? Да еще, как тонко замечает Бивор, не «имевших необходимого сексуального образования». Зверь, не имеющий сексуального образования, действительно не может без насилия. Секс обнажил натуру пришельца с Востока. И его надо поставить на место. Вот что в конце концов следует из сочинения Бивора.

Был бы жив Черчилль, скорее всего он попал бы под очарование книги Бивора, как в свое время попал под обаяние мифов Геббельса об ордах жестоких людей с Востока. Через четыре дня после капитуляции Германии, 12 мая 1945 года, в письме президенту США Трумэну он называет освобождение европейских стран от нашествия Гитлера – продвижением московитов в центр Европы. Дословно это звучит так: «Генералу Эйзенхауэру придется принять все возможные меры для того, чтобы предотвратить новое бегство огромных масс германского населения на Запад при этом гигантском продвижении московитов в центр Европы».

Историческая фраза Сталина, обращенная к своим маршалам – «Кто будет брать Берлин?» – имела далеко идущие последствия. Последствия, связанные не только с подготовкой и проведением Берлинской операции, после которой советские войска в апреле 1945 года овладели столицей фашистской Германии Берлином, но и повлиявшие на течение мировой истории. Союзники наши, американцы и англичане, были действительно напуганы наступательным порывом Красной Армии, неудержимо выдавливающей части гитлеровского вермахта из стран Восточной Европы. Появление в Европе советских войск сильно встревожило Черчилля, единственного тогда европейского лидера, неформально пекущегося о судьбе стран европейского континента.

Озабоченный наступательными планами Сталина, Черчилль пишет президенту США Рузвельту: «Русские армии, несомненно, захватят всю Австрию и войдут в Вену. Если они захватят также Берлин, то не создастся ли у них слишком преувеличенное представление о том, будто они внесли подавляющий вклад в нашу общую победу, и не может ли это привести их к такому умонастроению, которое вызовет серьезные и весьма значительные трудности в будущем? Поэтому я считаю, что с политической точки нам следует продвигаться в Германии как можно дальше на восток и что в том случае, если Берлин окажется в пределах нашей досягаемости, мы, несомненно, должны его взять. Это кажется разумным и с военной точки зрения».

И пока Рузвельт пребывал в сомнениях, пока еще дымился поверженный Берлин, еще стояли наши танки среди городских руин, а Черчилль действовал. После 2000 года Великобритания отчасти рассекретила свои архивы того времени. И сегодня известно, что Черчилль тогда поручил своим военачальникам разработать операцию под названием «Немыслимое». Называя ее так, он будто боялся самого себя. Ибо было чего бояться. Операция эта, по сути, означала новую войну, теперь против Советского Союза. Лондонские генштабисты уже считали, насколько СССР истощен боевыми действиями за четыре года войны, насколько изношена его боевая техника, какие у него запасы продовольствия и медикаментов. Посчитав, они предположили, что Советский Союз вряд ли выдержит удар объединенной полуторамиллионной группировки, которую они сколачивали в спешном порядке. Ударную мощь этой группировки, по планам английских стратегов, должны были составить английские, американские и канадские части, польский экспедиционный корпус генерала Андерса и десять дивизий недобитого фашистского вермахта.

Уже десять дней как был подписан акт о капитуляции фашистской Германии, подписи под которым поставили маршал Жуков от СССР, главный маршал авиации Теддер от Великобритании, генерал де Латр де Тасиньи от Франции, генерал Спаатс от США. А в это время в английской зоне оккупации Германии были не расформированы, проходили переподготовку под руководством английских офицеров несколько десятков тысяч немецких солдат и офицеров. Десять дивизий готовились снова воевать. Операцию «Немыслимое» планировалось начать 1 июля 1945 года.

Сводки Генерального штаба, направляемые Сталину, информировали об этом. Эти сводки подкреплялись данными разведки. Сталин тогда принял меры. И прежде всего дипломатические.

Вячеславу Молотову, министру иностранных дел, было сказано:

– Надо ускорить отправку нашей делегации в Контрольную Комиссию, которая должна решительно потребовать от союзников ареста всех членов правительства Деница, немецких генералов и офицеров.

Такой решительный демарш Сталина чуть не вернул Черчилля в то состояние психологического шока от действий советских армий, в котором он пребывал три месяца назад, когда эти армии, армии «московитов», за три с половиной недели взяли неприступную крепость Берлин. Советские маршалы чувствовали себя не гостями в Германии, а победителями, ответственными за ее разоружение, за ее немилитаристское будущее. И только с этих позиций они говорили с союзниками в тех органах, что создавались для управления разгромленной страной.