Девочка Света не удивилась. Поправила сбившееся выше колен платьице, пошевелила светлыми бровками (Света – светлыми…), подумала. И серьезно согласилась:

– Грин – это хорошо.

И во мне затеплела благодарность. Я не пожалел, что проговорился.

А она помолчала, глянула опять внимательно так и спросила:

– А что же нам теперь делать, Грин?

– Что? – удивился я. – С кем? – И мысленно добавил: "Как это нам?"

– С тобой, – сказала она.

– А что со мной?.. Ничего…

– Как это «ничего»? Нельзя тебе одному… – Света вскочила, отряхнула песок. – Вот что. Пойдем, я познакомлю тебя с братом.

В общем-то я был не против. Если брат… если он такой же, как она. Только вот придется одеваться, а мне стыдно было натягивать при Свете свою «спецшкольную» робу. Издалека-то она ничего, вроде как джинсовая, а вблизи видно, что казенная дерюга. Да еще с номерным клеймом на заднем кармане.

Но Света сказала:

– Он здесь недалеко, на берегу.

Я подумал, что, если на берегу, то можно пока шагать так. Свернул комбинезон, рубашку и майку в муфту, подхватил за шнурки ботинки. Трусики были еще совсем сырые, с них побежали по ногам щекочущие капли. Света глянула и спокойно так (может, как брату) предложила:

– Ты пойди за бревна, выжми там…

Мне бы застесняться, съежиться, засопеть… а я не застеснялся. Сказал «ага», сходил за штабель, выжал трусики и вернулся почти в сухих. И понял: мне уже наплевать на то, что я «глиста». Подхватил шмотки и башмаки, оглянулся:

– А куда идти? – Кругом ни одного человека.

– Вон туда…

Мы обогнули штабель бревен, и Света пошла дальше. Я за ней. В сотне шагов лежал на берегу перевернутый катер с дырявым днищем. Прямо за катером, не видный издалека, сидел на корточках мальчишка. С такими же, как у Светы «льняными» волосами – длинными, ниже ушей. В похожих на мои трусиках. Незагорелые лопатки мальчишки деловито шевелились, он что-то лепил из песка. Песок был сырой, рядом стояло синее пластмассовое ведро.

Мальчишка, видимо, спиной ощутил наше появление. Сказал, не обернувшись:

– Привет.

– Привет, Май. У нас гость…

Тогда ее брат Май оглянулся. Посмотрел на меня. И сказал, как Света:

– Здравствуй.

– Здравствуй… – выдохнул я.

Имя его не показалось мне странным. Наоборот, я сразу ощутил, что оно очень подходящее для этого мальчишки.

Он был похожий на сестру. В общем, обыкновенный… Только в этой обыкновенности и в том, как он смотрел, было что-то такое… ну, такая ясность, что я… В общем, если бы у меня вместо груди был шкафчик, я бы в один миг растворил нараспашку обе дверцы. Навстречу этому Маю. С готовностью сделать для него, все, что он хочет, и с жалостью, что сам я не такой.

Конечно, это длилось только секунду-две. Но теплота в моем «шкафчике» с того мига осталась навсегда.

– Май, это Грин, – сказала Света.

Он, как и сестра, не удивился моему имени.

– Здравствуй, Грин… Это, как писатель, да?

– Да, – согласился я и понял, что не чувствую неловкости. Было только желание подольше оставаться со Светой и Маем. Через плечо Мая я посмотрел на песчаную постройку. Решился на вопрос:

– Это что?

– Это такой старинный собор, – охотно отозвался Май. – Морской. Кафедраль де ла мар. В пятнадцатом веке в Испании жил зодчий Хосе Энрике Навеганте. Он хотел построить собор на высоком берегу, чтобы моряки видели его издалека и чтобы на нем горел огонь, как на маяке. В общем, храм, который всегда помогает мореплавателям. Можно молиться о безопасности и правильно выбирать путь… Но Хосе Энрике успел только сделать чертежи и умер… Эти чертежи были потеряны, да оказалось, что не совсем. Недавно я наткнулся на них в Информатории, ну и вот… Пусть будет хоть маленький, но все же построенный храм…

– Май у нас по уши в архитектуре, – сказала Света. Без усмешки, ласково даже. И он согласился, только с поправкой:

– По макушку…

– Закончил уже? – спросила Света.

– Почти… Надо фонарь еще… – Май на коленках обогнул маленький песочный собор – удивительно красивый, с острыми сквозными башенками (как они только не рассыпались?). Я вспомнил, что, кажется, такой стиль называется «готический» – учили по истории.

Мы тоже обошли собор. Под главной башней, посреди круглого узора, Май укрепил в песке янтарную бусину. В ней сразу засияла солнечная искра. Май откинулся, уперся сзади в песок ладонями, посмотрел на меня и на Свету.

– Вот теперь все…

– До чего красиво. Будто настоящий, – сказал я. Не ради похвалы, а потому что по правде собор был очень красивый.

Кажется, Май слегка порозовел. Бормотнул дурашливо:

– Да, я старался…

– Жаль, что он не надолго, – вздохнула Света. – Ты его сфотографируй.

– Сейчас… – Май, все так же, на четвереньках, добрался до пластмассового ведра, достал оттуда серебристую коробочку (похоже, что мобильник с фотоаппаратом). И начал ползать вокруг своей постройки, прицеливаясь крохотным объективом и щелкая кнопкой. Потом выпрямился, встал над собором, как тонконогий Гулливер. Сообщил:

– Вас я тоже снял. Вместе с "Кафедраль де ла мар. На память… – И вдруг спохватился, смутился даже: – Если ты, Грин, не против. А то я сотру.

Я замотал головой: не стирай! Это ведь здорово, что я останусь на снимках у Светы и Мая. Поглядят потом и вспомнят встретившегося на берегу Грина. Получится, что я опять с ними.

– Теперь давай, мы снимем тебя, – сказала Света. – Зодчий и его творение.

– Давай! – Май протянул ей аппарат. А мне стало хорошо от того, что она сказала «мы». То есть она и я.

Света нацелилась, пощелкала. После этого мы, сдвинувшись головами, поразглядывали на откидном дисплее готовые снимки. Я там был совсем рядом со Светой, мы сидели у "Кафедраль де ла мар", почти касаясь плечами. Жаль, что у меня не будет такой карточки…

В это время коробочка дрогнула и заиграла музыку про тореадора. Май прижал аппарат к уху.

– Да, это я… Сейчас спрошу… – И повернулся к сестре. – Мама спрашивает: наше затяжное отсутствие – это сознательная голодовка или обычное разгильдяйство?

– Обычное, – сказала Света.

– Мама, это обычное! – радостно закричал в аппарат Май. – Не надо, мы хорошие! Почти образцовые дети… Нет, где те образцовые, мы не знаем, шастают отдельно… Сейчас идем!

– Скажи, что втроем, – вмешалась Света.

– Мама, мы придем втроем! Один мальчик… Ну, какой-какой! Как мы! Зовут Грин… – он помолчал и глянул на меня. – Мама спрашивает: Грин любит картофельные котлеты с грибным соусом?

Мне бы поупрямиться хотя бы ради приличия: мол, что вы, я не хочу, неудобно как-то… Но я, обалделый и размякший, опять заболтал головой, на этот раз утвердительно: да, очень люблю (хотя не помнил, когда такие котлеты пробовал).

Май сунул мобильник в ведро, а оттуда вытащил белую майку, натянул. Я тоже надел свою, тоже белую и пока что чистую. Со вздохом развернул проклятый казенный комбинезон. Май удивился:

– Зачем тебе этот скафандр? Толкай его сюда!.. – Он ловко свернул и погрузил в ведро все мое имущество. Даже ботинки. А следом затолкал туда и свои кроссовки. Света поглядела на нас и отправила в ведро свои пластмассовые босоножки.

Я не спорил. Если у здешних ребят принято гулять вот так, по-летнему, значит, и я могу. Мне хотелось быть как они. Пусть на короткое время, но стать "своим".

Мы двинулись было к откосу, но меня зацарапало беспокойство. Я не удержался, спросил Мая:

– А ты не боишься, что с ним что-нибудь случится? С собором…

– А что? Дождя пока не обещают.

– Ну… а если разломает кто-нибудь?

– Кто? – удивился Май.

Однако Света поддержала меня.

– Май, в самом деле! Начерти границу. Чтобы не подходили вплотную, когда будут смотреть.

Май не спорил. Подобрал щепку, обвел вокруг собора по песку широкий круг. Рядом с этой линией нарисовал с десяток больших восклицательных знаков.

– Ну вот…

"И это – всё?" – чуть не вырвалось у меня. Но я смолчал. Им, жителям города Инска, виднее…

Стали подниматься по извилистой тропинке. Всякие кусачие сорняки иногда цапали за ноги, но я делал вид, что не чувствую. Потому что Света и Май не обращали на укусы внимания. Света двигалась впереди, я за ней, Май за мной.

Он вдруг сказал мне в спину:

– Грин, а как ты попал в наши края? Ты ведь не из Инска…

– Из… издалека. Я Свете уже говорил.

Она оглянулась:

– Грин, ты только чуть-чуть говорил…

Я ничего не хотел скрывать от этих ребят. Вернее, просто не мог. В общем, опять – как дверцы… И я стал говорить опять. Тропинка была длинная, откосы высокие, шли мы не быстро, и я успел рассказать про себя многое. Без больших подробностей, но по порядку. Только про пистолет не упомянул – чтобы не подумали, будто я какой-то уголовник. И отцовского письма не стал касаться, и про ампулу, конечно, не сказал. Чтобы они за меня не тревожились без пользы и чтобы не сглазить задуманное (вот посоветуюсь в газете, узнаю, не помогут ли, и уж тогда…) Объяснил что в спецшколу попал за побег из детдома, а в Горнозабойский интернат меня направили сам не знаю почему…

– Велели собираться, посадили в вагон. Лишних вопросов задавать не положено…

– Свинство какое, – сказала Света. – Грин, ты к ним не возвращайся, раз вырвался…

Эх, если бы я мог!

Дальнейшие события побежали, как в кино. Это когда проходит всего час, а в него вмещается множество времени, дел и встреч.

…Дом, куда мы пришли, стоял в глубине просторного зеленого двора, за украшенными резьбой воротами. Был этот дом деревянный, обширный, с фигурными столбами у трехступенчатого крыльца.

На крыльце нас встретила мама Светы и Мая. Большущая, с высокой черной прической, цыганскими серьгами и крепкими руками. Грозная. То, что грозность эта – лишь на первый взгляд, я понял через полминуты.

– Явились красавцы! – заявила она, подбоченясь. – Умываться и за стол!.. А ты, значит, Грин? Прекрасно. А я тетя Маруся… Не известно ли кому-нибудь из вас, где болтаются еще два юных охламона?

– Приблизительно известно, – сообщила Света. – Они ищут шары. Грета обещала им, что запишет в отряд, если найдут хоть один… Только не велела соваться на болото.

– Хорошо, что не велела… Ну, марш к умывальнику…

Умывальник был на дворе. Этакая труба с несколькими кранами. Мы умылись, дурачась и брызгая друг в друга (надо же, я совсем осмелел!).

Потом уселись мы за длинный, покрытый зеленой клеенкой стол в широкой комнате, где со стен улыбались деревянные маски, качали медный маятник старые настенные часы, в углах стояли высоченные фикусы, а между окон подымались к потолку книжные стеллажи (вот добраться бы!).

Появилась высокая девушка с веселым лицом, с длинной косой. На руках она держала годовалого малыша. Тот дергал девушку за косу и выговаривал неразборчивые слова.

– Это наша старшая, Любаша, – сказала тетя Маруся. – А это самый младший, Евгений… Перестань безобразничать, Евгений, поздоровайся с мальчиком.

Евгений жизнерадостно гукнул, оставил Любашину косу и жестом полководца поднял сжатую в кулачок руку.

– Мальчика зовут Грин, – сообщила ему Света. – Евгений скажи: "Привет, Грин".

– Гы! – сказал Евгений. За него поздоровалась Любаша (запросто так, будто знакомы давным-давно):

– Привет, Грин… А где юные следопыты?

– Знать бы, – отозвалась тетя Маруся. – Вот придут, я им задам…

– А папа придет? – спросила Света.

Тетя Маруся досадливо качнула серьгами:

– Ну да, нашего папу дождешься. По-моему, они собрались там ночевать…

Май (он сидел со мной рядом) сказал мне в полголоса:

– Папа резчик по дереву. Их бригада сейчас устанавливает новый иконостас в Михаило-Архангельской церкви. Они торопятся, чтобы успеть к Троице…

"Троица", – это праздник такой", – сообразил я.

Из синего с золотом фаянсового горшка тетя Маруся всем разлила по тарелкам борщ. С таким обалденным запахом! Я вдруг почувствовал, что оголодал. И начал работать ложкой без стесненья, только старался не фыркать и не чавкать… Потом были поджаристые котлеты из картошки, политые чем-то невероятно вкусным (ах да, грибным соусом!).

Тетя Маруся сказала:

– Любушка, принеси компот…

Любаша отдала Свете Евгения (который никак не хотел слезать с рук) и вышла из комнаты. В это время снаружи послышались частые шаги, хлопанье дверей и веселая перекличка.

– Толь-Поли явились, – с удовольствием сообщила Света. – Уж компот-то они не пропустят.

Зеленые «Толь-Поли» возникли в широком дверном проеме. Я заморгал от изумления.

А впрочем… не от такого уж изумления. Где-то глубоко внутри у меня с утра сидело ожидание, что я еще встречу этих пацанят. Хотя, конечно, чтобы вот такое совпадение…

"Толь-Поли"… "Тополята"… – шевельнулась внутри у меня усмешка.

Они сразу увидели меня. И… кажется тоже не очень удивились. Толя коротко возгласил:

– Ура!

Девочка (видимо, Поля) деловито спросила:

– Ты к нам насовсем?

На секунду возникло молчание. Но тетя Маруся тут же его прогнала:

– Не лезьте к мальчику с вопросами, не мешайте обедать. Мойте руки и за стол!.. Не надо бы кормить прогульщиков, да уж ладно, на первый раз…

– Ага, "на первый", – сказала Любаша, которая принесла стеклянный жбан с компотом. Толь-Поли, радостно оглянувшись на меня, ускакали.

– Вы что, знакомы? – спросил меня Май.

– Утром виделись на пристани. Вместе ели разбитый арбуз… – Я теперь себя чувствовал как и вправду среди старых знакомых.

Зеленые Толь-Поли вернулись, с шумом влезли за стол напротив меня, Мая и Светы, сообщили, что "суп мы не будем", узнали от тети Маруси, что "сейчас кто-то пойдет в угол", уставились на меня веселыми глазами и приготовились расспрашивать… Но опять послышались шаги, и на пороге встала девочка…

Вот уж про эту девочку точно можно было сказать – «красивая»! Я даже снова застеснялся, что такой нескладный и "глиста".

Девочка была очень смуглая, стройная, как маленькая балерина. В серой складчатой юбочке выше колен, в ярко-желтой рубашке с погончиками, нашивками и значками, в черной пилотке на курчавых волосах. Ее талию перехватывал широкий ремень с какой-то форменной пряжкой. И еще два таких же ремня висели на плечах.

– Грета! – возликовали Поля и Толя.

– Всем салют! – сдержанно приветствовала нас Грета.

И все (кроме меня, конечно) сказали наперебой: "Салют!".

– Греточка, будешь обедать? – спросила тетя Маруся.

– Спасибо, я не могу. Режим, – деловито объяснила та.

– Умница. Талию бережешь, – похвалила Любаша.

– Берегу, – согласилась Грета. Обошла стол и уселась на подоконник между стеллажами. У нас за спиной.

Мне было неловко оглядываться на нее, и все же я не выдержал, один раз оглянулся. Будто случайно. Грета скинула сандалетки, одну ногу в желтом носочке поставила на подоконник, другую опустила и начала ей покачивать. На ноге я разглядел косые светлые царапины.

– У нас новый мальчик, – сказала Грете Света. (Странно – не «гость», а "новый мальчик"). – Его зовут Грин.

– Салют, Грин, – отозвалась Грета. И у меня появилась причина оглянуться еще раз, чтобы пробормотать: "Салют…".

Толя шумно глотнул суп (которого "не будем") и спросил:

– Грета, а ремни зачем? Ты их нам принесла? Будешь нас записывать?

– А вы нашли хоть один шар?

– Но мы найдем…

– Тогда и поговорим… А ремни я отобрала у Игоря и Миньки.

– Зачем? – опасливо спросила Поля.

– Я их посадила под домашний арест.

– За что ты их, Греточка? – пожалела неизвестных Игоря и Миньку тетя Маруся.

– Вы не поверите, – с легким стоном сообщила Грета. – Эти ненормальные подрались!

– Святые угодники… – охнула тетя Маруся.

Света, кажется, тоже испугалась по правде:

– С ума сойти… Из-за чего они?

– Да какая разница!.. Пошли разрисовывать боковую стенку на доме у водокачки, в Катерном проезде, сейчас конкурс такой. Ну и не поделили чего-то. То ли места не хватило, то ли заспорили, о чем картина… Минька двинул Игоря локтем (говорит "отодвинул"), у того краска из банки на ногу плеснула, он Миньку кисточкой по носу… Ну и пошло… В итоге у Миньки синяк на скуле…

– Творческий конфликт, – сказала Любаша.

– Ага, «творческий»! Скандал на весь Инск… Мимо парень с камерой проходил, практикант с телестудии. Говорит: "Повторите, пожалуйста, эту сцену, я сниму сюжет для вечерних новостей. Сенсация для города" Они повторять не стали, но он все равно кое – что снял: картину недорисованную и фингал… Хорошо, что я узнала, позвонила Вите, а он в городскую управу… Теперь сидят. Еще и завтра будут сидеть…

"Командирша!" – подумал я. Даже с опаской. И шепотом спросил у Мая:

– А как это "домашний арест"?

– Ну, как. Скучают в доме, носу не высовывают. Пока она не выпустит…

– А кто караулит?

Он удивился:

– Зачем караулить, сами сидят. Раз виноваты…

Я подумал, что готов был бы все дни подряд сидеть под домашним арестом, если бы можно было остаться навсегда в городе Инске…

После обеда Грета увела Свету по каким-то делам, а меня Май спросил:

– Хочешь посмотреть альбом со старинными городами? Мне подарили недавно…

Я все хотел, если рядом с ним. Но вмешались Толь-Поли и заявили, что мы должны помочь им достроить индейскую хижину.