Глава 2
На этот раз я не стал садиться в кресло, подошел к стеклянной стенке, прилип носом к прозрачной плоскости. Впереди открывался город. Белели на солнце колокольни, темнел высокий (видимо, над рекой) обрыв, торчали кое-где трубы и водонапорные башни… А рядом со мной, за стеклами, проплывал назад крутой склон.
Поезд шел неторопливо, я успевал все разглядеть как следует. Склон зарос березками, крохотными елочками и хвойным кустарником (наверно, можжевельником, но я точно не знал, не разбирался). А местами зацветал розовый шиповник. Из кустов торчали мшистые валуны и обломки скал. По ним прыгали серые пичуги… И во всем этом было такое хорошее лето, что я забыл про свое горести. Мне показалось, что я превратился в легкий туман, и ветки цепляют меня, теребят на клочки, и эти клочки застревают в кустах, тают среди листьев. И это было не больно, не страшно, а радостно… Смешно, да? Но по правде так показалось. А что? Мне иногда и не такие еще фантазии лезли в голову…
Потом я увидел тропинку. Она виляла среди кустов и камней, а по ней бежали вприпрыжку ребята. С десяток мальчишек и девчонок, по возрасту все меньше меня – наверно, из младших классов. Веселые такие, разноцветные, с разлетающимися волосами. Они ловко прыгали с камня на камень, с уступа на уступ или напролом пробивались сквозь хвойную чащу, не боясь исцарапать голые ноги и руки. Наверно, они бежали в школу, потому что у каждого за плечами прыгал ученический рюкзачок. Правда, были они не в форме, ну да ведь последние дни перед каникулами и тепло такое. К тому же, здесь не столица: может, школьную форму в этом городе вообще не требуют…
Вагон постепенно обгонял ребят. Они увидели меня за стеклами, на бегу замахали руками – смеющиеся, прыгучие. И я… нет, я не посмел замахать как следует в ответ (вдруг выглянет из купе Мерцалов, заухмыляется), но все же поднял над плечом ладонь…
Господи, есть же на свете счастливые люди! Как мне хотелось быть таким же! Приходить после школы в свой нормальный дом, и пусть мне попадает за двойки в дневнике, пусть на меня ворчат: "Опять завалился на диван с книжкой, даже кроссовки не снял! А кто за хлебом пойдет?.." Пусть даже подзатыльники иногда перепадают. Если они от мамы – это ведь тоже счастье… Но я про такую жизнь только в кино видел или слышал изредка от ребят, кто попадал под интернатскую крышу не с малолетства, а уже когда все помнится…
Ребята отставали, но все еще махали руками. Впереди всех прыгали смуглые мальчик и девочка в одинаковых зеленых футболках. Подумалось, что брат и сестра. И я смотрел, смотрел, пока они совсем не скрылись за густой листвой. Потом проглотил комок… Нет, я вовсе не завидовал этим ребятишкам. Наоборот, я радовался, что им хорошо. Если уж не мне, то пусть хотя бы другим… И комок был не горький, а такой, когда читаешь про что-то берущее за душу, в хорошей книжке…
Меня тряхнуло от резкого голоса в радиодинамике:
– Господа пассажиры! Поезд прибывает на станцию Ново-Заторск. В связи с особым графиком спецсостава, следующего вне расписания, и частичным демонтажом путей возможна внеплановая стоянка протяженностью около двух часов. Просим быть внимательными к дальнейшей информации.
За стеклами потянулись станционные строения…
Мерцалов сходил к проводнику. Я догадался, что он взял ампулу. Видимо, опасался непредвиденных обстоятельств. И правильно опасался…
Мы вышли на перрон. Поезд стоял на первом пути, я увидел серое двухэтажное здание с полукруглыми окнами и черными буквами под крышей: НОВО-ЗАТОРСК. Было много народа, ощущалось непонятное беспокойство. Там и тут краснели ментухайские околыши.
– Новозаторск какой-то заср… – выразился Мерцалов. – Его даже в расписании нет.
Рядом оказался юркий дяденька в соломенной кепочке, он охотно разъяснил:
– Потому как путаница в диспетчерской службе. Для сокращения пути вывели состав на Инскую колею, а у них свои планы-законы. Вот и будем куковать…
Я не понял, что за "Инская колея". И в общем-то мне было все равно. Главное, что новые места, путешествие, а не обрыдлая спецшкола…
Опять закричал динамик:
– Уважаемые господа пассажиры. По техническим причинам наш состав будет вынужден двигаться окружными путями. Пассажирам, следующим до Горнозабойска, служба Северо-Заторской железной дороги рекомендует продолжить путь не в поезде, а на пассажирском теплоходе, который прибудет в Горнозабойск сегодня вечером. Вы сможете сэкономить время и вместе с этим совершить приятное водное путешествие, полюбоваться речными пейзажами. Расходы Управление нашей дороги берет на себя. Предъявив на теплоходе железнодорожный билет, вы получите там бесплатное место. Пассажирский причал расположен в трех кварталах от перрона, в конце улицы Магистральной, за Пристанским рынком…
Мерцалов нехорошо выразился в адрес Управления дороги, пассажирского причала и всего белого света.
– Пошли, Стрелок, за чемоданами…
Мы забрали в купе наш багаж. У меня-то – тьфу, никакого веса, а у Мерцалова был увесистый баул (я малость позлорадствовал). И пошли мы по улице Магистральной, среди унылых кирпичных домов. Она привела на площадь, где за длинными дощатыми столами небритые дядьки и объемистые тетушки торговали всякой снедью. Были здесь и банки с молоком, и всякие пирожки, и груды вареной, посыпанной мелкой зеленью картошки, и ранняя редиска, и даже помидоры (видать, с Юга привезли). И огурцы были (наверно, парниковые), и груды золотистого лука. Мало того, громоздились гроздья бананов – будто где-нибудь в тропиках. И всюду – букеты сирени, лиловой и белой. От ее запаха у меня даже закружилась голова (а может, просто от мельканья и пестроты). На миг показалось, что я где-то на заморском южном базаре (может, в Лиссе или Гель-Гью?). И будто на прилавках полно арбузов. Приглядишься – это зеленые ведра под букетами, кучи перистого лука и салата, эмалированные кувшины. Отвернешься – опять чудятся арбузы. Тьфу, наваждение… Но когда мы пересекли весь рынок, случилось чудо. На крайнем прилавке я заметил настоящие, не «привидевшиеся» арбузы. Даже сбил шаги и заморгал. Откуда они в такую-то пору? Наверно, тоже из какой-то теплицы, как и помидоры… Мерцалов прикрикнул на меня: не тормози, мол.
Но оказалось, что и он разглядел арбузы. На пристани, у трапа, ведущего к борту теплохода (а по правде – довольно обшарпанного прогулочного катера "Речник-3") Мерцалов забрал у меня чемоданчик и сунул мне крупную коричневую "деньгу".
– Я сейчас буду оформлять места. А ты сгоняй обратно, купи арбуз. Хочется, небось? Вот и мне. Выбирай, чтобы зрелый был…
Мне хотелось арбуза, но я сказал:
– Я не умею выбирать.
– Смотри, чтобы крупный был и с сухим хвостиком. Если красный внутри – получишь лишний кусок. Окажется бледный – выскоблю и надену на башку, будешь в такой каске ехать до места назначения. Понял, Стрелок?
– Понял, Ефрем Зотович!
– И не вздумай сдачу замылить… Жми!
Я нажал. Стуча ботинками по мосткам, домчался до прилавка, углядел там большущий арбуз со съеженным корешком, щелкнул по нему:
– Спелый?
Горбоносый дядька возвел глаза:
– О чем говоришь, мальчик! Самый спелый на свете! – Он три раза ткнул в полосатый бок похожим на гладиаторский меч ножом, выхватил из арбуза рубиновую пирамидку. – Смотри сам!.. Сдачу держи…
Я запихал в карман комбинезона кучу бумажек и мелочи, прижал арбузище к груди и, выгибаясь от тяжести, засеменил к пристани…
И… глянув поверх арбуза, увидел уж-жаснейшую картину. Катер уже отвалил и был метрах в двадцати от причала. Ефрем Зотович Мерцалов тянул к берегу руки, перегибался через поручень, который загораживал выход, и голосил. Его удерживали два парня в сизых (вроде как у меня) комбинезонах. Видать, от Мерцалова ощутимо разило пивом и парни решили, что поддавший дядя потерял голову. Уговаривали. Я наконец понял, что он кричит:
– Ребенок у меня! Ребенок на пристани! Швартуйтесь назад, сволочи!
Но матросы никакого ребенка не видели, а капитан разворачиваться, конечно, не хотел. Наверно, и без того опаздывал. Пассажиры на борту веселились и подавали советы.
– Прыгай, дяденька! – кричал пацаненок в желтой панамке. – До берега близко!
Но было уже не близко. Да и не дали бы Ефрему Зотовичу прыгнуть. И, наверно, не хотел он: в пиджаке-то куча важных бумаг, а, может, и пловец он был никакой.
В первые полминуты мне было смешно. И опять я позлорадствовал. Но почти сразу очухался: у меня-то положение в десть раз хуже, чем у "господина воспитателя". Ампула-то не со мной, а с ним. И если я потеряюсь, через месяц – кранты Стрелку! (Если, конечно, Мерцалов не врал, насчет смертельности укола; но я почему-то был уверен, что не врал.)
Я вытянул шею над арбузом и заорал:
– Мне-то что делать?! Что?!
Мерцалов закричал в ответ, и я разобрал только: "…на вокзале! На вокзале!…"
Что "на вокзале"? Возвращаться на вокзал и ждать Мерцалова там? Или самому добираться в Горнозабойск, а Ефрем Зотович (чтоб его разорвало!) встретит меня на том вокзале? А как добираться? Я с перепугу перестал соображать. Не выпуская арбуза, кинулся вдоль берега – в ту сторону, куда уходил катер. А он, скотина, уходил быстро, будто глиссер какой-то (конечно, мне это чудилось).
– Ну, что мне делать-то?!
Однако ответные вопли Мерцалова были уже совсем неразборчивы. Потом я наткнулся на сложенные у воды контейнеры, а когда обогнул их, катер скрылся за длинной, стоявшей посреди реки баржей. Все-таки я некоторое время бежал еще – просто не знал, что, кроме этого, делать. Наконец я споткнулся на прибрежном песке и полетел вперед носом.
Песок был не твердый, но все же я крепко треснулся животом и коленями. Арбуз же – и того крепче. Он усвистал вперед, как бомба, срикошетил, взмыл опять и на излете, в воздухе еще, развалился на три части. Они все упали на песок удачно, мякотью вверх.
Удар привел меня в чувство. Будто встряхнул мозги и поставил их на место. Я сел и стал думать, что ничего страшного не случилось (за исключением расколотого арбуза). В том, что я отстал от катера, моей вины нет вот ни настолечко. Не надо было Мерцалову посылать меня на рынок. Пускай теперь пляшет на палубе и думает, как быть. Это его, Ефрема Зотыча, проблемы. А мне-то что? Рано или поздно меня все равно найдут. Потому что я им нужен. И прививку сделают, никуда не денутся. Впереди еще почти месяц. А то, что случилось, называется приключение. Переживать приключения – в сто раз лучше, чем торчать в интернате или какой-то клинике на строгом режиме. Как пойдут события, пока не ясно, однако все равно как-нибудь пойдут. И незачем их торопить…
Поразмыслив так, я решил, что для начала следует съесть арбуз. Не пропадать же добру! Тем более, что пробовать арбузы мне приходилось ох как не часто…
Я поднял красный искрящийся кусок, ухватил мякоть губами. И тихонько застонал от удовольствия. А когда, облизываясь, глянул из-за куска, увидел четыре исцарапанные ноги в одинаковых ременчатых сандаликах.
Тогда я поднял глаза.
Рядом стояли двое ребятишек – мальчик и девочка лет семи-восьми. Оба рыжеватые, круглощекие и со вздернутыми носами. Щеки и ноги у них были перемазанные, однако одёжка из ярко-зеленого трикотажа – чистая, новенькая даже. Видно, что не бродячие пацанята, домашние. На девочке была плетеная бейсболка со вздернутым козырьком, на мальчике треуголка из газеты. В ярких, как пузырьки с синькой, глазах было полным-полно интереса и ни капельки боязни.
Девочка поправила бейсболку и спросила:
– Ты его нечаянно грохнул? Или нарочно?
– Конечно, нечаянно. Зачем бы я стал нарочно… – сказал я без всякой сердитости. Ребятишки мне понравились (вспомнились те, которых видел на тропинке, из вагона).
– Как зачем? Чтобы съесть поскорее, – деловито разъяснил мальчик.
– Нет, я не хотел поскорее. Просто запнулся…
– Ты сильно расшибся? – серьезно спросила девочка (заботливая какая!)
– Не сильно. Только вот арбуз…
– Тут уж ничего не поделаешь, – рассудил мальчик. – Придется тебе его съесть.
– Конечно, придется…
Мальчик поглядел недоверчиво:
– Думаешь, ты справишься с ним?
– Конечно, нет. Садитесь, помогайте.
Они запросто, будто я их давний знакомый, сели на корточки, взяли каждый по куску. С аппетитом зачавкали. Я тоже. Но долго чавкать без всякого разговора было как-то неловко. И я спросил мальчика:
– А что это у тебя на шлеме написано? Такое название газеты здесь у вас?
По краю треуголки тянулись крупные, старинного вида буквы.
– Да. – Мальчик солидно кивнул. – Это Инская городская газета.
– Странное какое у нее имя…
Перевернутые буквы складывались в слова:
ПОЧТОВАЯ РОМАШКА
– Нисколько не странное, – сообщил мальчик, отклеивая от щек арбузные семечки. – Дело в том, что раньше, в лошадиные времена, в Инске была почтовая станция.
"Образованные детки, – подумал я. – Или, как говорится по-научному, эрудированные …" Но девочка не оценила мальчишкину эрудированность. Покачала головой:
– Ох ты Толя… "Лошадиные времена"…
– А как еще сказать, если не было машин! – не смутился Толя.
– В эпоху гужевого транспорта, – сказал я, выгрызая изнутри арбузную корку (ребята выгрызали так же). Мальчик возразил:
– "Лошадиные времена" понятнее…
– Пожалуй, да, – согласился я. Мне нравилось разговаривать с этими пацанятами, вспомнились Пузырёк и Тюнчик. – А почему вы говорите «Инск», "Инская"? Здесь же Ново-Заторск…
Они, кажется, насупились. Чуть-чуть. Мальчик глянул недоверчиво:
– С чего ты взял?
– Видел надпись на вокзале.
Девочка будто пожалела меня:
– Ох, куда тебя занесло… Ты, значит, приезжий?
– Ну да! Я отстал от поезда. Вот из-за этого арбуза. Купил его, а в вагон не успел…
Я не врал специально, а просто не хотел вдаваться в подробности.
– Тогда тебе надо к начальнику вокзала, скорее! – заволновалась девочка. – Он поможет…
А в самом деле! Почему я сразу не додумался? Ведь у начальника-то связь со всеми… как их… транспортными средствами. Может, и с пассажирскими катерами тоже…
Я вскочил.
– Спасибо за совет.
– А тебе спасибо за арбуз, – откликнулась девочка.
– Да. Теперь главное – успеть до ближнего туалета, – сообщил мальчик.
– Толька, ты хулиган, – сказала девочка.
– А чего? Будто тебе самой не надо!
– Но я не кричу про это на весь Инск. При посторонних… Иди сюда… – Толя подошел, и она принялась отлеплять арбузные семечки от его щек.
Мне стало грустно. Не хотелось быть посторонним. Хотелось, чтобы кто-нибудь так же отколупывал от моих щек семечки и понарошку обзывал хулиганом.
– Пока, – сказал я ребятам и пошел назад, к пристани.
Меня беспокоила та же проблема, что и Толю, но я решил ее быстро, за контейнерами. И с облегченной душой отправился искать начальника.