5. ПОЛЛИАННА НА ПРОГУЛКЕ

В следующее воскресенье Поллианна совершила свою первую и незабываемую прогулку по Бостону. До сих пор она никуда, кроме школы, не ходила одна. Миссис Кэрью не предполагала, что девочка может одна отправиться гулять по городу, так что официального запрета как бы не существовало. А в Белдингсвиле Поллианна усвоила себе привычку подолгу бродить по улицам в поисках новых друзей и новых приключений.

В то самое воскресенье миссис Кэрью сказала девочке то, что та слышала уже не впервые: «Пожалуйста, оставь меня теперь. Иди и делай все, что тебе хочется. Не приставай только ко мне с расспросами».

Таким образом, предоставленная самой себе, Поллианна обычно находила много увлекательных занятий в четырех стенах большого дома, а если неживые вещи надоедали ей, то она шла поговорить с Мэри, Дженни, Бриджит или Перкинсом. Но в этот день у Мэри болела голова, Дженни занималась починкой шляпки, Бриджит пекла яблочный пирог, а Перкинс уехал неизвестно куда. И к тому же выдался один из тех ослепительных, золотых дней, какие бывают только в середине сентября, и как ни хорошо было в доме, но яркое солнце за окном и осенний аромат, проникающий сквозь фрамуги, манили вырваться на свободу. Поллианна открыла парадную дверь и остановилась в замешательстве на ступеньках.

Какое-то время она молча рассматривала нарядно одетых мужчин, женщин и детей, торопливо проходивших мимо дома или медленно прогуливающихся вдоль сквера, занимавшего центральную часть авеню, а потом она сбежала по ступенькам вниз и еще немного постояла на месте, оглядываясь по сторонам.

Тут она подумала о том, что и ей теперь неплохо бы прогуляться. День выдался как будто прямо для прогулок, а ведь она, живя у миссис Кэрью, еще ни разу не совершила настоящей прогулки! Ведь нельзя считать прогулкой дорогу в школу или обратно. Но сегодня надо решиться. Миссис Кэрью ничего не заметит. Она только обрадуется, что от нее надолго отстали с надоедливыми расспросами. И впереди такой большой вечер! Подумать только, сколько всего можно посмотреть! Итак, в путь! Воодушевленная радостью, сияя от счастья, Поллианна спускалась вниз по Федеративной авеню.

Она заглядывала прохожим в глаза, всем улыбалась и была слегка разочарована — хотя нисколько не удивлена, что никто ей не улыбнулся в ответ. Поллианна уже привыкла к тому, что в Бостоне мало открытых душ.

И, однако, она не теряла надежды и продолжала всем улыбаться. А вдруг хотя бы кто-то один ответит ей улыбкой?

Дом миссис Кэрью стоял в начале авеню, так что только спустя какое-то время Поллианна достигла углового дома и подошла к перекрестку. И тут ей открылось чудесной красоты зрелище — пламенеющий багряной и золотой листвой Бостонский общественный сад.

С минуту Поллианна постояла неподвижно, ошеломленная этой красотой. Она была убеждена, что это владения какого-то богатого предпринимателя или состоятельной дамы. Однажды в санатории она ходила вместе с доктором Эймзом к одной даме. Та жила в прекрасном доме, окруженном вот такими же аллеями, деревьями и цветочными клумбами.

Ей так хотелось теперь попасть в этот сад, но она сомневалась, допустят ли ее туда. Там, правда, гуляли люди, но, может быть, это приглашенные, гости? Вдруг она увидела, как в ворота входят мужчина, две женщины и девочка. Никто не останавливал их и ни о чем не спрашивал. Они быстро перешли с тропинки на аллею, и тогда Поллианна решила, что и ей можно пойти в сад. Она быстро перебежала улицу и оказалась у ворот.

Вблизи все выглядело еще более великолепным, чем представлялось издали. Сквозь ветки просвечивали солнечное небо и вода бассейна, слышались крики детворы и звуки музыки. Все еще сомневаясь, Поллианна решила окликнуть идущую впереди женщину.

— Сейчас вечер? — спросила она.

— Ну да, в общем-то сейчас уже вечер, — недоуменно пожала плечами дама.

— Нет, я имела в виду вечер как торжество. И я хотела спросить, могу ли я на нем присутствовать?

— Ну конечно. Все, кто хочет, могут сюда приходить! — пояснила молодая женщина.

— Как чудесно! Я так рада, что я здесь побуду! — проговорила Поллианна, сияя от счастья.

Женщина ничего не ответила, только смерила Поллианну подозрительным взглядом.

Поллианна утвердилась в своем предположении, что этот сад чей-то и что владелец его столь великодушен, что позволяет каждому приходить в его владения. Там, где тропинка сворачивала вбок, Поллианна увидела девочку, у которой была кукольная коляска. Ей так захотелось заговорить с этой милой девочкой, но едва она успела произнести несколько слов, как откуда-то появившаяся дама схватила девочку за руку и проговорила очень строго:

— Сколько раз я предупреждала тебя, Глэдис, чтобы ты не заговаривала с посторонними детьми!

— Но я же не посторонняя! — поспешила объяснить Поллианна. — Я давно уже живу здесь, в Бостоне, наш дом… — Однако женщина, девочка и кукла в коляске были уже далеко.

Поллианной овладела досада, но она справилась со своими чувствами и, весело закинув голову, зашагала вперед по тропинке.

Она думала про себя, что не все сразу получается и что скоро она повстречает кого-нибудь еще лучше. Это может быть, например, Сюзи Смит или даже мальчик Джейми, которого разыскивает миссис Кэрью. Надо, во всяком случае, представить себе, что она ищет Сюзи и Джейми. И тогда, если даже она пока не найдет их, то непременно встретит кого-то еще. И долго-долго она провожала глазами занятых собой людей, безучастно проходивших мимо.

Увы, она была здесь совсем одинока. Папа, а потом и «Женская помощь» воспитывали ее в убеждении, что каждый дом в маленьком городке на Западе — ее родной дом, и все люди — мужчины, женщины и дети — ее друзья. Когда ей было одиннадцать лет, Поллианна приехала к тете Полли в Вермонт, и там, конечно, все было другое. Но она сумела принять и полюбить это новое, оно даже больше пришлось ей по душе, чем старое. И, пожалуй, из всего, что было в Белдингсвиле, самое большое удовольствие она получала от долгих одиноких прогулок по поселку и от чудесных посещений домов своих новых друзей.

Поначалу ей казалось, что Бостон обещает еще более восхитительные впечатления и знакомства. Но, по крайней мере, в одном отношении ее ждало разочарование. За две недели она не познакомилась ни с жителями дома напротив, ни даже с обитателями соседнего дома. Еще более странно было то, что и миссис Кэрью тоже не знает многих из тех, кто живет по соседству, а с другими знакома очень поверхностно. Поллианна старалась заверить ее, что на Федеративной авеню живет много замечательных людей, с которыми интересно было бы подружиться. Но она никак не смогла повлиять на отношения миссис Кэрью с ее соседями.

— Они не интересуют меня, Поллианна! — отвечала та всякий раз, и как ни хотелось девочке расширить круг своих знакомств, ничего из этого пока не получалось.

На сегодняшнюю воскресную прогулку Поллианна возлагала самые большие надежды, но и тут пока ничего не получалось. Среди гуляющих в парке наверняка были замечательные люди. Вот если бы только поближе их узнать. Но Поллианна не была с ними знакома, да и надежды, что состоится хоть одно знакомство, было мало, потому что эти люди вовсе не хотели ее знать. Девочке глубоко запали в душу слова той няни на аллее про «посторонних детей».

— Я непременно докажу им, что я никакая не посторонняя, — говорила про себя девочка, продвигаясь в глубь парка.

Одержимая этой мыслью, она продолжала всем улыбаться, а с одной женщиной решилась заговорить:

— Не правда ли, сегодня удивительный день?

— Да, разумеется, — отвечала та, присоединяясь к какой-то компании, явно с целью отделаться от Поллианны.

Еще дважды или трижды наша бостонская гостья делала попытки завязать знакомства, но все пока оканчивалось неудачей. Она подошла к тому маленькому пруду, который заметила еще издали сквозь ветви деревьев. На этом красивом пруду было множество лодок, переполненных смеющейся детворой. Поллианна смотрела на них, и ей становилось грустно. Наконец она увидела на скамейке неподалеку одинокого мужчину и решила подсесть на другой край скамейки. Она уже не была так решительна, как прежде, от постигших неудач в нее вселилась робость. Пока она решила понаблюдать за этим мужчиной.

Его едва ли можно было назвать приятным. Одежда, хотя и новая, была помятой и запыленной. По покрою и фасону она напоминала одежду, которую в Штатах выдавали лицам, отбывшим тюремное заключение и вышедшим на свободу (разумеется, Поллианна этого не подозревала). Лицо его было бледным, незагорелым и обросшим. Шляпа надвинута на глаза. Он сидел, лениво потупясь, и что-то искал в карманах брюк.

Поллианна долго не решалась с ним заговорить, но все же наконец произнесла:

— Не правда ли, сегодня удивительный день? Мужчина вздрогнул от удивления.

— Что вы сказали? Это вы мне? — растерянно отвечал он, отказываясь верить, что кто-то здесь мог обращаться к нему.

— Я сказала, что сегодня удивительный день, — поспешно повторила Поллианна. — Но вообще-то это не самое главное, я про это сказала просто, чтобы как-то начать разговор. Ведь надо же с чего-нибудь начать. А вообще мне хочется с вами поговорить о том, что вам особенно близко.

Мужчина усмехнулся. Его усмешка показалась Поллианне немного неестественной, ведь ей не могло прийти в голову, что он смеется в первый раз за многие месяцы.

— Так вам хочется со мной поболтать? — В голосе у него слышалась грусть. — Но о чем же нам говорить? Мне кажется, такая очаровательная юная леди могла бы найти более интересных собеседников, чем несчастный старый урка.

— А мне как раз нравятся старые урки… Я, правда, не знаю, что такое урка, но мне интересно беседовать с людьми, у которых большой жизненный опыт. И если все урки такие, как вы, то мне очень даже нравятся урки. Во всяком случае, вы мне очень нравитесь, — заключила Поллианна с довольным и одновременно виноватым видом.

— Гм, я, пожалуй, польщен, — отозвался урка с нескрываемой иронией. Но хотя по его лицу было видно, что он не принимает всерьез слов Поллианны, все же он заметно приосанился. — Ну так о чем же мы побеседуем?

— Я, к сожалению, мало могу вам рассказать. А в общем, мне все равно о чем говорить, — отвечала Поллианна с лучезарной улыбкой. — Тетя Полли говорит, что, о чем бы я ни начала, я все обязательно сведу к «Женской помощи». Наверно, это оттого, что они были первые мои воспитательницы. А с вами мы можем поговорить про вечер. Я имею в виду не вечер, потому что поздно, а вечер, на который позвали людей.

— Позвали?

— Да. Ведь почему мы все тут? Потому что хозяева богатого дома устроили сегодня вечер. Одна дама сказала мне, что приглашают каждого, кто хочет. И вот я решила остаться, но только я пока не узнала, где тот дом, в котором устраивается вечер.

Мужчина сделал гримасу.

— Возможно, малышка, это в некотором смысле и вечер, — улыбнулся он. — Но дом, который его устраивает, это просто город Бостон. Это ведь Общественный парк, так что сюда в самом деле все могут приходить.

— Неужели? Не только сегодня, но и всегда? И я могу сюда ходить, когда захочу? Что же может быть прекрасней! А я уже стала бояться, что больше никогда сюда не попаду. И даже к лучшему, что я не сразу узнала, что здесь такое на самом деле. Хорошие вещи становятся еще лучше, если сначала боишься, что они не окажутся хорошими. Правда?

— Ну да, хорошо, когда все к лучшему, — слегка насмешливо проговорил урка.

— Да, вы так точно и кратко это сказали, — кивнула головой Поллианна, не заметившая ухмылки в его тоне. — Но как замечательно. Наверно, даже миссис Кэрью не подозревает, что это парк для всех. Все сюда могут приходить, стоять и любоваться!

Мужчина внезапно помрачнел:

— Да, есть немногие счастливчики, которых взяли на работу, и они делают массу полезных вещей. А остальным, вроде меня, только и остается, что приходить сюда, стоять и любоваться.

— Но это же лучше, чем работать, — рассеянно проговорила Поллианна, провожая взглядом проплывающую мимо лодку.

Мужчина посмотрел на нее с возмущением, но ничего не сказал. Она продолжала говорить:

— А мне бы только стоять и смотреть. И ничего больше не делать. А я должна ходить в школу. Правда, я люблю школу. Но есть очень много такого, что я люблю гораздо больше, чем школу. Нет, я все равно, конечно, рада, что я могу ходить в школу. Я особенно этому радуюсь, когда вспоминаю, что прошлой зимой считала, что уже никогда вообще не буду ходить. Знаете, я какое-то время совсем не могла ходить. Мы только тогда узнаем цену вещам, когда их теряем. Вот и зрение тоже. Вы никогда не думали, как много значат глаза? Я этого совсем не понимала до санатория. Там была одна дама, которая год назад совершенно ослепла. Я старалась ее вовлечь в игру. Знаете, есть такая игра: во всем отыскивать что-то такое, чему можно радоваться. И вот я, чтобы побыть в ее положении, на один только час завязала глаза платком. Как это было ужасно! Вы не пытались так сделать?

— Да нет, пожалуй, — ответил он с некоторым недоумением.

— Так вот, это ужасно. Ты так много хочешь сделать — и не можешь ничего. Я выдержала целый час. И вот с тех пор, если я что-то вижу хорошее или красивое, я безумно счастлива. Мне просто хочется кричать от радости, что я вижу. А эта незрячая женщина — она теперь играет в игру. Мне говорила мисс Уэтербай.

— Игру?

— Да. Игру в то, чтобы во всем находить радость и утешаться. Так вот эта женщина сумела в своем горе отыскать радость. Я имею в виду ее глаза. Ее муж — он, знаете, кто? Он имеет какое-то отношение к составлению законов. И она его попросила, чтобы был издан закон о слепых, и особенно о детях, которые не могут видеть. И она сама ходила ко всем этим законотворцам, рассказывала им, что ощущает незрячий человек. И вот появился такой специальный закон. И потом эти люди говорили, что этот закон — в первую очередь ее заслуга, а потом уже ее мужа и всех остальных. Если бы не она, им просто не удалось бы придумать этот закон. И она теперь счастлива, что ослепла, потому что этой ценой удалось скрасить жизнь стольким незрячим детям. Вот видите, какая это игра. Вы ведь ничего про нее раньше не знали, а теперь вы еще один человек, который знает. А началось все это вот как, — и Поллианна, любуясь ослепительной красотой осеннего парка, рассказывала ему, как однажды давно ей вместо куклы принесли в подарок пару маленьких костылей.

Когда рассказ подошел к концу, мужчина долго молчал, а потом он резко поднялся со скамьи.

— Как, вы уже уходите! — воскликнула раздосадованная Поллианна.

— Да, мне пора, — он улыбнулся, как показалось девочке, несколько загадочно.

— Но вы ведь будете иногда приходить в парк?

В ответ он покачал головой и опять улыбнулся:

— Думаю, что нет. Надеюсь, что нет. Ведь я приходил сюда от праздности. А ты мне открыла великую истину. Я думал, что я не нужен никому на свете. А теперь я знаю, что у меня есть пара рук, пара ног и пара глаз. И я как-нибудь сумею воспользоваться этим преимуществом и кое-кому доказать, что недаром живу на земле.

И он тут же встал и ушел.

«Какой же он забавный! — думала про себя Поллианна. — Он хороший, и он другой, чем все, кого я до сих пор знала», — говорила она, доводя до конца свою мысль и подводя итог своей прогулке.

Поллианна похвалила себя за то, что ей удалось еще одного человека приобщить к игре, и она шагала по тропинке гордой поступью человека, не ведающего сомнений. Ведь этот мужчина сказал ей, что парк общественный, значит, она гуляет здесь, как и все другие, по праву. Она приблизилась к пруду и перешла по мостику к лодочному причалу. Она вглядывалась в лица детей, надеясь отыскать черные кудри Сюзи Смит. Ей самой очень хотелось покататься на лодочке, но табличка предупреждала, что это стоит пять центов, а Поллианна вышла из дому совсем без денег. Она вглядывалась в лица матерей, улыбалась, пару раз пыталась затеять разговор. Но ни у кого не было желания с ней общаться, ее грубо обрывали и даже не удостаивали взглядом.

Тогда она выбрала другую тропинку, по которой ехал бледный мальчик в инвалидном кресле. Ей хотелось с ним познакомиться, но он был так погружен в чтение книги, что Поллианна решила оставить его в покое. Потом она увидела одну очень хорошенькую девочку, которая, однако, показалась ей очень грустной. Она сидела на скамейке одна точно так же, как и тот мужчина у пруда. Радостный возглас вырвался из груди Поллианны, и она побежала к этой девочке.

— Здравствуй! — воскликнула Поллианна. — Ой, как я рада, что тебя нашла! Я так долго за тобой охотилась! — И она подсела на скамью к хорошенькой грустной девочке.

Хорошенькая девочка выразила изумление.

— Ой! — воскликнула она. — Ты, наверно, обозналась. Я никогда тебя не видела, честное слово.

— Так ведь и я тоже впервые тебя вижу, — успокоила ее Поллианна, — но все равно можно считать, что я давно за тобой охотилась. Мне нужно было найти кого-то, кто гуляет здесь в одиночестве, без родителей или товарищей. Как мы с тобой. А ведь большинство пришли в компании или с семьей. Понимаешь?

— Да, я понимаю, — кивнула головой хорошенькая девочка, — но мне жалко, что тебе, бедняжке, приходится искать такое место…

— Какое место?

— Уединенное место подальше от людей.

Поллианна выразила удивление и нахмурилась:

— Да ты что! Я, наоборот, страшно хочу, чтобы вокруг меня были люди. — Поллианна даже рассердилась на девочку. — Мне совсем не потому грустно, что вокруг много людей, а потому, что они совсем меня не замечают.

Хорошенькая девочка горестно улыбнулась:

— Это правда. Люди совсем не обращают на нас внимания.

— Но ведь когда-нибудь кто-то захочет с нами поговорить.

— Да, — оборвала ее хорошенькая девочка, — некоторые бывают даже чересчур словоохотливы.

Поллианна насторожилась. Уже наученная горьким опытом общения с людьми, она заподозрила, что эта реплика относится к ней.

— Если ты имеешь в виду меня, то я уйду и не стану тебе мешать.

— Да нет, что ты, глупышка? Те, о ком я говорю, совершенно не похожи на нас с тобой. Я очень рада, что мы разговорились. Мне даже сначала показалось, что ты из нашего городка.

— Так, значит, ты тоже, как и я, не живешь в Бостоне?

— Нет, сейчас я живу здесь, — вздохнула девочка, — если только можно назвать это жизнью.

— А что у тебя не так? — всполошилась Поллианна. — Пожалуйста, расскажи мне, как ты живешь.

— Как я живу? — грустно переспросила девочка. — С утра до вечера мне приходится продавать кружевные шарфики и нарядные банты девочкам, которые смеются, болтают и дружат между собой. А потом я поднимаюсь к себе в комнатушку на третий этаж. Она такая маленькая, что там едва помещаются жесткая койка, на которой мне приходится спать, свернувшись калачиком, разбитый рукомойник, поломанный стул и я. Летом в ней как в жаркой шубе, а зимой как в холодильнике. Но я и этому рада, только бы мне еще немного дали тут пожить после того, как я кончу работать. Но сегодня мне так хотелось куда-нибудь оттуда уйти. Захотелось найти какую-нибудь уютную читаленку и посидеть там с книжкой. Ведь сегодня последний воскресный день в этом году. И к тому же на улице так чудесно. Мне еще верится, что у меня будут счастливые дни. Чем я хуже тех девочек, которые покупают у меня банты? Я ведь тоже люблю и хохотать, и шутить. Вот и сегодня мне хочется хохотать и шутить.

Поллианна улыбнулась и одобрительно кивнула:

— Так ведь это замечательно, что ты умеешь радоваться. Я тоже умею радоваться. Ведь даже в Библии часто повторяется, что надо радоваться, веселиться и праздновать. Нам говорили, что это там повторяется восемьсот раз! Может быть, ты даже помнишь наизусть какие-то места из Библии, где говорится о праздниках и веселье.

Девочка покачала головой и подозрительно посмотрела на Поллианну.

— Нет, — сказала она бесцветным голосом. — Мне как-то мало приходилось думать о Библии.

— Но почему? Впрочем… У меня ведь папа был священник.

— Правда?

— Да, правда, — ответила Поллианна, заметив, что девочка опять оживилась и повеселела. — А твой папа тоже священник?

— Да… — Слабый румянец выступил на личике хорошенькой девочки.

— Он тоже теперь живет на небесах с ангелами?

Девочка вскинула голову:

— Нет. Мой папа жив.

— О, какая ты тогда счастливая. Иногда я все готова отдать за то, чтобы хоть раз увидеть моего папу. А ты всегда можешь видеть твоего папу.

— Я его теперь почти не вижу. Он дома, а я здесь.

— И все-таки ты его увидишь, а я своего — никогда. Он ушел к маме и ко всем тем, кто на небесах. А твоя мама жива?

— Да, — рассеянно ответила девочка, и Поллианне показалась, что она собирается уйти.

— Ах, это же замечательно, что у тебя живы и папа, и мама. А моих уже нет на свете. Папа умер, когда мне было одиннадцать лет, а мама еще раньше. У меня вместо мамы была «Женская помощь» — до тех пор, пока меня не взяла к себе тетя Полли. Конечно, они хорошие, эти женщины-помощницы, но это все же не мама и даже не тетя Полли.

Поллианна говорила без остановки. Она была в своей стихии. Она обожала говорить. Конечно, было нечто странное, безрассудное и даже выспреннее в том, что она во всех подробностях рассказывала свою историю совершенно незнакомой девочке на скамье бостонского парка. Для Поллианны все мужчины, женщины и дети, знакомые и незнакомые, были друзьями. Порой она даже предпочитала незнакомых — в общении с ними всегда было что-то от приключения и тайны, до тех, конечно, пор, пока они из незнакомых не переходили в разряд знакомых.

И вот этой хорошенькой девочке Поллианна рассказала и про отца, и про жизнь на Западе, и про то, как она с запада перебралась на восток, в Вермонт, к тете Полли. Она говорила про старых и новых друзей и, разумеется, затронула тему игры. Рано или поздно она всем говорила про игру. Однако игра до такой степени была частью ее существа, что начинать разговор о ней было очень нелегко.

Что же касается девочки, то она говорила немного. Впрочем, она вовсе не была безучастной слушательницей. Выражение ее лица то и дело менялось. Румянец на щеках, складки на лбу, тревожные взгляды, нервное перебирание пальцами — все свидетельствовало о сильной душевной борьбе.

— Милая, послушай, у меня к тебе просьба: не уходи пока. Слышишь? Вон идет один мой знакомый, если он что-то будет говорить, не отвечай ему. Вообще не обращай на него внимания. И, главное, побудь со мной. Хорошо?

Не успела Поллианна опомниться от удивления, как увидела перед собой весьма привлекательного молодого человека.

— А, вот ты где! — приятно улыбнулся он, обращаясь к новой подруге Поллианны. — Пожалуй, мне надо начать с извинения: я немного опоздал.

— Это не имеет значения, — торопливо проговорила девочка. — Я просто решила туда не ходить.

Молодой человек ласково улыбнулся:

— Ну что ты, право? Нельзя же так сердиться на человека только за то, что он опоздал на несколько минут.

— Дело не в этом, — покраснев, ответила девочка. — Я просто передумала.

— Ерунда! — Молодой человек уже не улыбался и заговорил довольно грубо. — А кто обещал мне вчера пойти?

— Да, вчера я обещала, а сегодня передумала. Мне надо побыть с моим милым другом.

— Вот с этой веснушчатой? Да что она тебе? — пренебрежительно пробормотал молодой человек.

— Ну, если тебя приглашает этот приятный молодой человек… — заговорила Поллианна и тут же поняла по взгляду девочки, что ей не следовало ничего говорить.

— Я уже сказала вам: я не пойду. Я передумала.

— Но я прошу тебя! Почему ты так переменчива? — капризно настаивал молодой человек, казавшийся теперь Поллианне вовсе не таким уж приятным. — Ты обещала вчера…

— Да, — с жаром перебила его девочка. — А потом я долго думала над вашим предложением и решила, что мне не следует. Прошу вас уважать мои желания. Я сказала нет — значит, нет.

Но молодой человек не хотел считаться с желаниями хорошенькой девочки. Он то ласково умолял ее, то начинал едва ли не угрожать. Наконец он произнес рассерженным голосом какую-то весьма путаную фразу, смысла которой Поллианна не сумела понять, круто повернулся и зашагал прочь.

Хорошенькая девочка следила за ним напряженным взглядом, пока он не пропал из виду. Тогда она облегченно вздохнула и крепко пожала Поллианне руку.

— Благодарю тебя, малышка. Ты даже не знаешь, чем я тебе обязана! Прощай.

— Не надо, не уходи! — стала упрашивать ее Поллианна.

Девочка горестно вздохнула в ответ:

— Нет, мне надо поскорее уйти. А то он вернется, и тогда мне уже от него не отделаться. Он привык добиваться своего, но, слава богу, со мной у него не получилось.

Наверно, эта девочка была старше Поллианны, может быть даже намного старше.

«Очень интересная девушка, — подумала Поллианна, — она тоже ни на кого не похожа из тех, кого я знала до сих пор». И она зашагала быстрей, торопясь взять что-то еще от этой увлекательной прогулки.