11

На следующий день после Рождества Эмили сидела в своей гостиной. На столике перед ней высилась извлеченная из запертого шкафчика стопка толстых тетрадей в синих и коричневых переплетах – ее дневники, вся ее жизнь с ранней юности и до сегодняшнего хмурого зимнего утра.

Наполненные ее мыслями и догадками, переживаниями и радостями, страницы потяжелели не только от нанесенных на них чернил. Их вес сейчас казался молодой женщине непомерной ношей, которую не стоит брать с собой, когда она уедет из Гренвилл-парка. Каждый последующий за отъездом день станет новой страницей, а сама она превратится в перо, уверенными штрихами вычерчивающее собственную судьбу вместо того, чтоб каждое утро безвольно записывать события минувшего дня.

Что же делать? Сжечь – казалось самым правильным решением. В этих тетрадях слишком много ее боли, слишком много Уильяма и бесполезных надежд. Вот только, не придется ли ей горько пожалеть об утрате? Моменты радости не столь уж редко встречались среди перечисления ее неудач, но не эти страницы она перечитывала, возвращаясь снова и снова к одним и тем же записям.

Все загадочное, необъяснимое и пугающее, с чем ей приходилось сталкиваться, было тщательно описано, подвергнуто анализу, на какой только оказался способен ее женский ум, и дополнено фантазиями, порой нелепыми, а порой превращавшимися в догадки, благодаря которым несколько тайн оказалось раскрыто, а те, кто приносил с собой зло, понесли наказание. Не пригодятся ли эти записи еще кому-нибудь?

– Пожалуй, все-таки придется упаковать их и увезти с собой, – в конце концов, у нее еще слишком много дел, чтобы тратить едва ли не целый час на размышления о нескольких лишних фунтах багажа. Вот-вот в комнату ворвется тетушка Розалин и потребует, чтобы племянница была готова к отъезду на следующее же утро. Леди Боффарт собиралась отправиться в путешествие в нанятом в Лондоне экипаже, не желая зависеть от лорда Гренвилла, и Эмили горячо одобрила это намерение. Как же нелепо она будет выглядеть, если потребует у мужа карету, в которой собралась покинуть его! Достаточно и того, что она заберет свои туалеты и драгоценности, а лорду Гренвиллу останется только гарнитур из бриллиантов, таких же фальшивых, как его натура.

Эмили решила, что лучше сразу же положить дневники на дно дорожного саквояжа, который всегда брала с собой в Лондон и собирала сама. Даже Хетти ни к чему знать, что именно увозит ее госпожа из этого дома.

Через четверть часа она вернулась в гостиную и, прихрамывая больше обычного – долгая череда празднеств тяжело сказалась на ее больной ноге, – подошла к окну и уставилась на бурую лужайку за окном и начинающуюся за ней аллею. Сколько лет она день за днем наблюдала этот незатейливый пейзаж, и он никогда не надоедал ей!

На лужайке часто играл Лори, а из аллеи в любой момент мог появиться прогуливающийся в одиночестве Уильям и войти через высокое французское окно в ее гостиную. Вот только делал он это нечасто… А последний раз, когда она увидела его в аллее, развеял по осенним полям остатки ее надежды на семейное счастье.

Леди Гренвилл отвернулась от окна и подошла к своему любимому креслу. Неловко забравшись в него, она оглядела уютную комнату в кремовых тонах, ковер персикового цвета, задержалась взглядом на двери.

Где-нибудь, в своем новом доме, она обустроит себе подобную гостиную, но даже призрак лорда Гренвилла не потревожит ее, не заставит тратить время на обдумывание каждой его фразы в поисках скрытого смысла, намека, может быть, признания…

– Только тетушка Розалин, Люси и я. И письма Лори, если ему позволят писать мне. И друзья, которые не отвернутся от меня из-за того, что я собираюсь сделать, – сказала Эмили вслух и улыбнулась, вспомнив вчерашнее семейное празднество.

Как была счастлива Люси, рассматривая свой подарок – кукольный домик не меньше трех футов высотой! Даже Лоренс, немедленно принявшийся наводить в домике порядок на свой лад, не смог расстроить девочку. Эмили и Сьюзен с удивлением наблюдали, как маленькая мисс Хаттон с улыбкой, наполненной воистину женской мудростью, позволяет Лори нагромождать крошечные стульчики один на другой и заталкивать миниатюрные книги в камин, как будто в домике живет дурной мальчишка.

Разочарованному отсутствием возражений Лори скоро надоело это развлечение, и он вернулся к своим новым книжкам, а Люси спокойно принялась устранять последствия разгрома, устроенного юным лордом.

Рождественский бал Гренвиллы устроили еще неделю назад, а сам праздник прошел тихо, в семейном кругу. Леди Боффарт и Эмили смеялись и пели с детьми и слугами, и даже лорд Гренвилл на некоторое время присоединился к веселью перед тем, как удалиться в свои покои.

Лорд и леди Уитмен не приехали на Рождество в Гренвилл-парк. Мать Эмили по-прежнему не могла смириться с затянувшимся визитом своей кузины, а теперь еще, Эмили это чувствовала, леди Уитмен не одобряет присутствие Люси Хаттон. Что ж, пусть так.

Лорд Уитмен заезжал накануне праздника и привез подарки всем, включая «милую маленькую леди, свою новую внучку», как он назвал Люси. И леди Гренвилл благодарила отца со слезами, не в силах признаться, что не знает, когда они встретятся вновь.

В коридоре послышались быстрые шаги, слишком тяжелые для леди Боффарт. «Ричард!» – с невольной досадой подумала Эмили. Соммерсвиль не нашел у Джейн поддержки своему безрассудному плану, но не собирался отказываться от него и, должно быть, явился обсудить с леди Гренвилл еще какие-то нелепые и все же такие привлекательные детали мистификации. Эмили едва успела выпрямиться в кресле, как дверь распахнулась, но на пороге стоял вовсе не Соммерсвиль.

– Реджи! – встревоженная, молодая женщина поднялась на ноги и замерла, вглядываясь в лицо брата.

Она помнила это выражение, когда черты округлого лица, казалось, приобрели острые углы. Такой помертвевший, безучастный вид был у Реджинальда еще долго после смерти Луизы.

Будущий лорд Уитмен застыл, словно не зная, что ему делать дальше. Он хотел подойти к сестре и не мог, пока не будут произнесены те слова.

– Что-то с отцом? Матушка? – ну конечно, ей первой приходится нарушить молчание, когда в горле словно перемешались осколки слов, не желая складываться в цельные фразы.

– Кэролайн! – выдохнул Реджи и тяжело привалился к косяку. – И Филипп… Они погибли!

– Невозможно! – вскрикнула Эмили прежде, чем успела подумать хоть что-нибудь.

– Отец получил телеграмму от управляющего гостиницей, где они остановились, – необходимость объяснений стала благом для обоих – Реджинальд мог на несколько мгновений выбраться из-под тяжести горя, давящего на него в тишине кареты всю дорогу до Гренвилл-парка, а его сестра успела сосредоточиться, чтобы понять, что произошло. – Ужасный несчастный случай – их коляска не удержалась на дороге и упала в каньон. Больше я пока ничего не могу тебе сообщить.

«Почему я не плачу? – подумалось Эмили, пока она продолжала стоять, молча глядя на брата. – Не кричу, не затыкаю руками уши, как сделали бы Сьюзен или Даффи? Я же понимаю, что говорит Реджи, но слова не доходят до моего сердца, как будто оно оглохло. Кэролайн умерла? И Филипп? Это не может быть правдой!»

Реджинальд ждал, он должен был дать ей время осмыслить ужасную новость. За пониманием придет боль, неприятие, ярость – так уже было с уходом Луизы, и Уитмен даже помыслить не мог, что все это повторится так скоро.

– Реджи! – появление леди Боффарт прервало гнетущее молчание. – Что это вы оба застыли, будто пораженные громом?

Тетушке Розалин хватило двух взглядов на такие похожие в эту минуту лица племянников, чтобы догадаться – Реджинальд явился вестником беды. Она обогнула молодого джентльмена, так и не вошедшего в комнату, и поспешила к племяннице.

– Эмили, скажи что-нибудь, ты пугаешь меня, дорогая. – Теплые объятия тетки вызвали у Эмили дрожь, как будто она заснула в неудобной позе и внезапно проснулась, чувствуя холод и онемение во всем теле.

– Я приехал сообщить, что Кэролайн и Филипп погибли, разбились в горах.

Одновременно со вскриком леди Боффарт за спиной Уитмена раздался еще один ошеломленный возглас – Хетти пришла спросить, не нужно ли подать гостю чай. Брат миледи слишком уж стремительно направился в ее гостиную, и горничная почувствовала, что что-то не так.

Обернувшись к ней, Реджинальд отрывисто приказал:

– Позовите лорда Гренвилла, немедленно! И скажите ему то, что только что услышали.

Утешать двух несчастных женщин сразу показалось Уитмену непосильной задачей, тем более что по лицу леди Боффарт уже текли слезы, а Эмили все еще выглядела пугающе безучастной.

Расстроенная Хетти поспешила исполнить приказ, а Реджинальд, наконец, вошел в комнату. Тетушка Розалин подтолкнула Эмили к дивану, и молодая женщина позволила усадить себя. После этого леди Боффарт повернулась, чтобы обнять племянника.

– Господи, Реджи, неужели это правда? Нет никакой надежды, что произошла ошибка? Их свадебное путешествие… – отчего-то мысль о том, что Кэролайн и Филипп лишились жизни именно в свадебной поездке, причинила леди Боффарт особенную боль.

– Отец пытается выяснить что-нибудь еще, но на это уйдет время. Вероятно, кому-то придется отправиться туда, – Реджинальд посмотрел на сестру, не уверенный, что она его слышит, погруженная куда-то в глубь своих мыслей, – Эмили, тебе надо поехать к матери, она сразу же слегла, доктор опасается удара.

– Она не будет рада меня видеть, – ответила Эмили, и оказалась права.

Ее сухой, безжизненный голос заставил Реджи болезненно поморщиться, а леди Боффарт испуганно прижать к груди руку с зажатым в ней платком, который она успела достать. Теперь у нее осталась только одна племянница, не хватало еще, чтобы от горя Эмили потеряла рассудок.

Конечно, всех их с детства учили, как вести себя во время встречи со смертью, и леди Гренвилл усвоила эту науку, как и ее сестры. Жестко определенные правила помогали собраться и сохранять достоинство в самые тяжкие мгновения, принимать соболезнования знакомых с подобающим видом, не давая воле чувствам, но в уединении спален и маленьких гостиных боль, истерика, а порой и безумие подстерегали всех, даже самых сильных. Умершим уже не помочь, их остается только оплакивать и следить за тем, чтобы живые не погрузились в свое горе слишком глубоко и безвозвратно.

Лорд Гренвилл, мрачный и обеспокоенный теми же самыми мыслями, что занимали в этот момент леди Боффарт, застал всю троицу сидящими на диване. Реджинальд обнимал обеих женщин, и при виде Уильяма на лице его промелькнуло облегчение. Хотя, если вспомнить, как сам лорд Гренвилл проводил первые месяцы своего вдовства, надеяться на его поддержку и утешение было несколько самонадеянно.

Если до Уитменов и дошли слухи об отношениях лорда Гренвилла и миссис Рэйвенси, потрясшие Торнвуд, никто из них ни слова не сказал Эмили, чему она не была удивлена. Ее отношения с матерью охладели, Реджи был занят поисками невесты, которая устроила бы леди Уитмен и была привлекательна для него самого, а лорд Уитмен, скорее всего, слишком сильно любил дочь, чтобы огорчать ее этими новостями. Пусть уж лучше пребывает в блаженном неведении, ведь ничего уж нельзя изменить, – так, скорее всего, рассуждал добродушный лорд Уитмен.

Эмили не поднялась навстречу мужу, и он сам присел рядом и обнял ее. Этот естественный и все же неожиданный для нее жест словно разрезал тугие нити оцепенения, удушающим корсетом обхватывавшие ее последнюю четверть часа. Уткнувшись лицом в плечо Уильяма, она разрыдалась. Он был рядом, и никакая миссис Рэйвенси сейчас не могла этого изменить. Да Эмили и не думала об этой женщине ни сейчас, ни потом, во все эти наполненные печалью дни, которые ожидали ее и ее семью.

Последующие три недели Эмили проводила большую часть времени у постели леди Уитмен и навсегда запомнила то выражение тяжелого недоумения, что застыло на лице матери, не пропуская слезы. Почему у нее забрали здоровых дочерей и оставили калеку? Оплакивать Эмили леди Уитмен было бы намного легче – она уже похоронила дочь, когда услышала окончательный вердикт – девочка навсегда останется хромоножкой.

Но дело было не только в этом. Мать не могла простить того, что, если бы не старания Эмили, леди Уитмен никогда не позволила бы Кэролайн выйти замуж за Филиппа Рис-Джонса, чья репутация была погублена обвинениями в двух убийствах и одном покушении. Пусть Филипп оказался невиновен, но убийцей оказалась его младшая сестра, в своем непонятном безумии возненавидевшая брата, и леди Уитмен пришлось принять этого мужчину в свою семью!

А теперь он погубил ее дочь, еще такую юную, не успевшую дожить даже до двадцати лет! Упрекать Рис-Джонса можно было сколько угодно, но он уже не услышит этих упреков, а Эмили сидела рядом, и леди Уитмен, слишком ослабевшая, чтобы выплеснуть свой гнев, подолгу не сводила с дочери взглядов, наполненных бессильной яростью.

Реджинальд и леди Боффарт не без труда уговорили лорда Уитмена остаться дома, сопровождать Реджи в Лозанну вызвался лорд Гренвилл. Оттуда джентльмены собирались начать поиски живописной деревушки, возле которой случилась трагедия. В полученной лордом Уитменом телеграмме упоминалось лишь название отеля, где молодожены провели свои последние дни.

Тетушка Розалин не стала испрашивать у кузины позволения нанести визит, чтобы выразить свое сочувствие. Она приехала вместе с Эмили и взяла в свои руки управление домом, находя это меньшим, что могла бы сделать для семьи. Леди Уитмен была не в состоянии думать о жалованье для прислуги, обедах и ужинах, и леди Боффарт составляла компанию лорду Уитмену, пока Эмили переживала мучительные часы рядом с матерью.

Друзья и родственники Уитменов приезжали поочередно, и, когда кто-нибудь из соседок или кузин появлялся на пороге, леди Гренвилл с облегчением освобождала им место, благодарная за эти краткие минуты, что могла провести одна в своей комнате.

Лоренс и Люси остались на попечении мисс Роули, и Эмили отчаянно скучала по обоим детям. Ни леди Боффарт, ни она сама не заговаривали об отъезде, и втайне тетушка Розалин была уверена, что случившееся с Кэролайн навсегда привязало ее племянницу к Гренвилл-парку. Теперь, когда две дочери Уитменов мертвы, Эмили не сможет окончательно разрушить семью, прибавить к горю родителей еще и стыд, вызванный ее скандальным побегом. Что ж, значит, останется и леди Боффарт. Она не позволит бедняжке одной справляться со всем, что выпало на ее долю.

Через неделю навестить Эмили приехала Джейн. Миссис Стоунвилль казалась такой же бледной и измученной, как и ее подруга, и некоторое время подруги просто плакали в объятиях друг друга.

– Как самочувствие леди Уитмен? И где ты находишь силы, чтобы утешать ее? – наконец, спросила Джейн.

– Дальше становится только хуже, – призналась Эмили. – Мы все более и более отчетливо понимаем, что Кэролайн никогда не вернется к нам, как и Филипп, и я даже представить не могу, что когда-нибудь наступит облегчение.

– Оно всегда приходит, ты ведь знаешь это, – мягко ответила Джейн, больше она ничем не могла успокоить подругу. – Если ты перестанешь верить в это, ты погибнешь.

– Я знаю, знаю, – леди Гренвилл всхлипнула и снова вытерла глаза. – Когда умерла Луиза, я страдала, но не так, как сейчас. Эта боль острее, она не дает мне спать, есть, думать…

– Ты просто забыла, как это происходило, дорогая, – миссис Стоунвилль знала, о чем говорила, через ее жизнь уже прошла не одна смерть. – Тогда ты была совсем юной, и горе выглядело для тебя по-другому. Ты лишилась старшей сестры, успевшей выйти замуж и отдалиться от семьи, теперь же ты потеряла младшую сестру, с которой, напротив, сблизилась в последний год, когда она выросла, к которой относилась едва ли не с материнской заботой. Это совсем, совсем другое. И лучше тебе не сравнивать свои ощущения, не примешивать к новой боли еще и старую.

– Ты права, как и положено быть, – с грустью в голосе ответила Эмили. – Хоть что-то в моем мире остается прежним – моя милая, рассудительная Джейн.

Подруга улыбнулась, но ее бледная улыбка показалась леди Гренвилл какой-то особенной, наполненной затаенной горечью. Эмили вдруг вспомнила разговор с Ричардом Соммерсвилем, случившийся, кажется, много лет назад, хотя прошло всего лишь несколько недель.

– Расскажи мне о своей новой жизни, – попросила она. – Я хочу хотя бы ненадолго отвлечься от мыслей о том, что сталось с моей семьей.

Джейн пожала плечами.

– Признаться, я думала, что перемены окажутся куда как более глубокими, – нехотя ответила она. – Но я по-прежнему провожу большую часть времени в своем доме, и компанию мне чаще всего составляет мой брат.

– Ричарду кажется, что ты несчастлива в браке, – осмелилась произнести Эмили, раз уж Джейн сама заговорила о Соммерсвиле.

– Ничего подобного, он ошибается! – горячность молодой леди подсказала ее подруге, что нужно продолжать расспросы.

– Ты знаешь, как я люблю тебя, дорогая, и как хочу видеть тебя счастливой, – с неподдельной искренностью произнесла леди Гренвилл. – Что бы это ни было, позволь мне помочь тебе, если только это возможно!

– Я не обманываю тебя! – покраснела миссис Стоунвилль. – Просто… все получается не совсем так, как я себе вообразила.

– Расскажи мне, – попросила Эмили. Не надо бы ей сейчас принимать на свое сердце еще и эту ношу, но Джейн она могла еще чем-то помочь. – Эдмунд обижает тебя? Что тебе кажется неправильным?

– Наверное, мужчины так устроены, они никогда не смогут признать нас равными себе, – Джейн досадливо поморщилась и расправила на коленях мокрый платочек. – Сначала отец, теперь Эдмунд… Каждый из них говорил мне, какая я разумная и здравомыслящая леди, как отличаюсь от многих других девушек, у которых все мысли вертятся вокруг платьев и поклонников. И я вообразила, будто мое мнение может быть важным для них…

– А оказалось, что это не так? – миссис Стоунвилль умолкла, и подруга осторожно подтолкнула ее к продолжению.

– Когда умерла Флоренс… – Джейн запнулась, и Эмили ободряюще кивнула. – Отец признал меня своей дочерью, он был горд тем, как я справлялась с делами все эти годы, почти не имея средств, и я подумала, что могла бы помогать ему, не просто когда-нибудь унаследовать его деньги, но стать помощницей, компаньонкой. Я хорошо умею считать, быстро запоминаю цифры, я не склонна доверять первому встречному… Думаю, у меня получилось бы вести не только домашнюю бухгалтерию, а делать нечто большее… Увы, такая возможность даже не пришла ему в голову, он принялся немедленно искать мне женихов, как будто я такая же пустоголовая, как все те девушки…

– Понимаю твое огорчение, но я не удивлена, – скорее, Эмили удивилась тому, как могла ее рассудительная подруга оказаться такой наивной! Неужели она всерьез решила, что мистер Несбитт позволит ей вести дела в конторе? Из всех известных ей женщин только леди Пламсбери действительно управляла своим капиталом, но это стало возможным только после того, как она овдовела и перестала зависеть от воли мужчины. К тому же ей хватало силы духа противостоять своему поверенному и настаивать на своем, если ее желания шли вразрез с его мнением. Не каждая женщина на это способна! Хотя, Джейн, пожалуй, справилась бы.

– Я смирилась, в конце концов, отец уже стар и рассуждает так, как положено человеку его поколения. Но Эдмунд! Когда он ухаживал за мной, я поверила, что смогу стать его помощницей, что он прислушается к моим советам и позволит мне хотя бы иметь представление о том, как он ведет дела! И он бы не пожалел об этом! А он даже не желает, чтобы я переехала вместе с ним в Лондон!

– Может быть, он просто еще не понял, какое сокровище ему досталось? – именно это в поведении Стоунвилля и казалось Эмили странным – как может молодой мужчина, влюбленный в свою жену, подолгу оставлять ее одну в первые же недели после свадьбы? – Ты предлагала ему свою помощь?

– Разумеется! – В серых глазах Джейн грозовым оттенком мелькнула досада. – Он каждый раз с улыбкой благодарит меня за сочувствие к его нелегкой доле и заявляет, что не станет обременять меня проблемами вроде недобросовестного клерка или нашествия мышей, уничтоживших склад зерна!

– Даже если он чересчур самолюбив и ограничен, чтобы позволить жене разбираться в делах, почему он не заберет тебя в Лондон? – Леди Гренвилл знала, что подруга не обидится, если она выскажется прямо. – Ты говорила, что мистер Несбитт не раз предлагал вам поселиться в его доме.

– Я тоже не понимаю этого, – созналась Джейн. – Его нежелание тратиться на покупку дома или поместья я всегда поддерживала, Эдмунд вложил все деньги в свое дело, и, пока Ричард неженат, в нашем доме хватит места для нас троих. Но мы могли бы поселиться в Лондоне вдвоем, как и полагается молодоженам! Отец там редко бывает, и дом пустует с тех пор, как не стало Флоренс. И все-таки Эдмунд не хочет жить там со мной! Его утверждения, что мне лучше не покидать круг друзей, оставаться в привычной обстановке, кажутся мне неубедительными. Возможно, он просто не любит меня…

Леди Гренвилл охотно разубедила бы подругу, если б только могла. После того что они обе узнали о тайной жизни лорда Гренвилла, такое поведение Эдмунда не могло не вызывать подозрений.

– Ты же не думаешь, что он женился на тебе ради денег твоего отца? – как можно мягче спросила Эмили, понимая, что это может оказаться правдой. – Ведь Стоунвилль теперь богат…

– Для некоторых людей богатства никогда не бывает много, – усмешка Джейн стала еще более мрачной. – Ричард в прошлом мог проиграть любую сумму, попади она в его руки! Так почему Эдмунд не может быть игроком? О его жизни я знаю только то, что он сам рассказывал, не считая того, что мне известно со слов твоей тетушки о его ухаживаниях за Луизой.

– Он собирался принять сан, – напомнила Эмили, хотя уже произнося это, почувствовала слабость своего аргумента.

– А еще он известил знакомых о своей смерти! И я совершенно не знаю, что мне думать о нем теперь!

– Ты не хочешь обратиться к отцу? Пусть наведет справки…

– Я уверена, отец узнал об Эдмунде все, что только возможно, еще до того, как он начал проявлять ко мне особенный интерес! – горько усмехнулась Джейн. – И не нашел ничего подозрительного, иначе сказал бы мне, посоветовал не выказывать симпатию к мистеру Стоунвиллю.

– Ты права, мистер Несбитт не позволил бы тебе выйти замуж за мошенника или обманщика, – вынуждена была согласиться Эмили. – Тогда в чем же дело? Может быть, стоит прямо спросить его?

– Гордость не позволяет мне задать ему самый главный вопрос – любит ли он меня на самом деле, – призналась Джейн. – Или это страх услышать горькую правду. Или опасение, что я почувствую ложь…

– Но так не может продолжаться! С каждой нашей встречей ты кажешься мне все печальнее. Ты не заслужила такой судьбы, твой муж должен боготворить тебя, а не запирать в старом доме!

– Ты думаешь, мне пора устроить бунт? – оживилась Джейн. – Ричард уже не раз намекал, что мистеру Стоунвиллю придется очень пожалеть, если он хоть чем-то обидит меня. Я могу в присутствии брата заявить мужу, что собираюсь переехать в Лондон, и посмотрю, как Эдмунд отреагирует.

– Тебе давно следовало так поступить! – впервые за последние дни Эмили немного оживилась. Эдмунд Стоунвилль еще не знает, какой силой духа обладают его жена и ее лучшая подруга! Этим леди удалось одолеть суперинтендента Миллза и его констеблей, справятся они и с коммерсантом, каким бы изворотливым тот ни был! – Сколько можно скучать в Торнвуде, когда ты можешь жить в Лондоне, ходить в театры и галереи, обзавестись новыми знакомствами! Сейчас, когда Сьюзен гостит у Говардов, а Дафна сидит в лондонском доме и ждет появления на свет маленького Пейтона, тебе, должно быть, невыносимо скучно!

– Меня развлекает мистер Риддл, – неожиданное заявление Джейн заставило ее подругу удивленно прищурить опухшие после недавних слез глаза.

– К тебе приезжает Риддл? Этот чудак?

– Знаешь, он довольно забавен, – Джейн словно бы смутилась, но продолжала прямо смотреть в глаза Эмили. – Они с Ричардом сдружились в последнее время, и Риддл часто обедает у нас, а потом остается на весь вечер.

– Надеюсь, он не вытягивает деньги у твоего брата, – обеспокоилась леди Гренвилл. – Риддл не играет в карты? Вспомни, что о нем говорила миссис Пауэлл – он проиграл на скачках изумрудный гарнитур своей сестры!

– Насколько мне известно, они с Ричардом не играют, когда уходят в его кабинет после обеда, – успокоила подругу миссис Стоунвилль. – Он много болтает, но мне теперь кажется, что он не столь уж глуп, как можно подумать, поговорив с ним пять или десять минут. Порой его замечания удивительно точны, а шутки остроумны.

– Возможно, это просто случайность. – Эмили никак не могла представить этого джентльмена интересным собеседником. – О чем вы беседуете?

– Его очень интересует все, что происходит в Торнвуде. По его собственным словам, он и помыслить не мог, что такой маленький городок может похвастаться таким количеством преступлений и коварных замыслов, осуществленных в столь краткий период. Он помнит историю о твоих бриллиантах, о ней писали в газетах, и поражен тем, что ему посчастливилось свести знакомство с героиней этой истории!

– Кроме этого столько всего произошло! – Эмили поморщилась – любопытство молодого джентльмена казалось ей признаком дурного воспитания. – По сравнению с тем, что бриллианты оказались фальшивыми, убийства кажутся ему несущественными происшествиями?

– Вовсе нет, мистер Риддл много расспрашивал меня и Ричарда обо всем, что случилось с нами за эти три года, он не оставил вниманием даже трагедии с нашими горничными, все эти случаи заинтересовали его, несмотря на то, что большинство происшествий были просто трагическими случайностями.

– Его интерес кажется мне нездоровым. – Джейн явно симпатизировала новому знакомому, но ее подруга не могла побороть возрастающую неприязнь к нему. – Неужели он хочет таким образом обрести популярность в своем кружке, когда вернется в Лондон? Пересказывать подробности наших несчастий каким-нибудь беззаботным юным леди, которые будут замирать от ужаса и восхищаться его талантом рассказчика?

– Мне кажется, он мечтает о писательском поприще, – миссис Стоунвилль невольно улыбнулась, вспомнив недавнее чаепитие в обществе Ричарда, миссис Логан и мистера Риддла.

«Только этого и не хватало! – подумала Эмили. – Как будто нам недостаточно тетушки Розалин! Если мистер Риддл попытается написать что-либо подобное, наши соседи сразу догадаются, что речь идет о Торнвуде! Кое-кто уже говорил, что последний роман мистера Мартинса описывает события, весьма схожие с преступлениями Кэтрин Рис-Джонс. Впрочем, почему я должна переживать из-за этого? Никто не знает, что моя тетя и мистер Мартинс – одно и то же лицо. А если Риддл не догадается придумать себе другое имя, все негодование тех, кто окажется участником его историй, достанется ему!»

– Что ж, пусть попробует, – заявила леди Гренвилл. – Не думаю, что у него получится что-нибудь настолько хорошее, чтобы это согласились издать.

– Это лишь мои предположения, – сухо ответила Джейн. Кажется, слова подруги задели ее. С чего бы это? Неужели она настолько одинока, что готова назвать своим другом даже несуразного мистера Риддла? Не будь Эмили подавлена своим горем, она задумалась бы о том, как развлечь Джейн, но сейчас ей не пришло бы в голову думать о развлечениях.

Появилась леди Боффарт, обрадованная визитом миссис Стоунвилль. По мнению тетушки Розалин, Эмили полезно было проводить как можно больше времени подальше от матери, как бы жестоко это ни звучало. Джейн задала вопрос, который не успела задать прежде, – какие известия поступают от лорда Гренвилла и Реджи.

– Ничего утешительного мы пока не узнали, из их телеграмм следует, что они все еще разыскивают эту злосчастную деревушку! – Леди Боффарт всей душой ненавидела место, где оборвалась жизнь Кэролайн и Филиппа, пусть и не имела представления о его местонахождении. – Они обратились к нашему посланнику, и он помог привлечь к поискам других людей, но пока безрезультатно. Я не удивлюсь, если окажется, что нашу бедную девочку и Филиппа ограбили и убили, а теперь местные жители хотят скрыть свое преступление!

Джейн охнула – подобное предположение не было таким уж невероятным, но делало судьбу ее сестры и Филиппа еще трагичнее.

– Я надеюсь, скоро мы услышим хоть что-нибудь, пребывать в этой неизвестности с каждым днем становится все более невыносимо! – Эмили снова заплакала, и Джейн пришлось приложить усилия, чтобы найти слова, которые могли бы успокоить подругу, но ее старания ни к чему не привели. Что бы она ни сказала, ни леди Боффарт, ни ее племяннице не стало бы легче.

Миссис Стоунвилль перевела разговор на незначительные новости из Торнвуда, а через несколько минут предложила Эмили проводить ее, выйти ненадолго из натопленной комнаты и подышать свежим воздухом. Тетушка Розалин горячо поддержала эту идею – леди Уитмен приняла успокоительную микстуру и заснула, так что у Эмили есть не меньше двух часов, которые она может потратить на себя.

Леди Гренвилл согласилась, и вскоре подруги уже спускались по обледеневшим ступеням в сад лорда Уитмена.