Глава 30

Амбаласи отшатнулась, испуганная неожиданным нападением. Энге заслонила ее, выставив вперед пальцы, и гневно закричала:

— Назад! Прекрати! Ошибка-действия!

Нападавшая не думала продолжать атаку и с явным страхом глядела на обеих иилане'. А потом повернулась и убежала.

— Ты видела… — скорее утвердительно, чем вопросительно проговорила Энге.

— Да. Внешне она почти идентична нам. Противопоставленные большие пальцы — в них был паук. Пониже ростом, пористая кожа светло-зеленого цвета, темнеющая к гребню на спине.

— Восхищаюсь наблюдательностью. Я едва разглядела ее.

— Научная подготовка. Ты понимаешь, какое это изумительное, чудесное и потрясающее открытие? Для историков и биологов.

Энге одним глазом приглядывалась к джунглям — новых неожиданностей она не хотела, — а другим смотрела на Амбаласи, выказав невежество и удивление. Амбаласи наслаждалась собой.

— Прежде всего, конечно, биологов. Но паук… Ты помнишь Стену Истории? Определенно… нет, разве это возможно! Слушай и следи за моими мыслями. Вспомни скорлупы омаров, клешни которых обороняли самцов на заре истории. Мы получили доказательство справедливости этой теории. Удивительно!

— Но где же ты увидела омара?

— Невежественное создание! Я же говорю о подобии в действиях. В море ты пользуешься для защиты вооруженным клешнями омаром, на суше тем же целям служит ядовитое насекомое или паук.

— Информация усвоена. Но мы должны вернуться назад, здесь оставаться опасно. Угроза-смерть-от-яда.

— Чепуха. Она просто пугала нас, не пытаясь довести нападение до конца. Разве ты не заметила смятения в ее движениях? Мы такие же, как она, но не совсем. Неуверенная угроза, потом отступление. Надо продумать возможность дальнейшего контакта, чтобы более не пугать их.

— Амбаласи, я не могу приказать тебе возвращаться, но я прошу тебя об этом. Мы можем потом вернуться с подкреплением.

— Возражаю. Чем больше нас здесь будет, тем более мы встревожим их. Нас предупредили, это не было нападением. Такова ситуация в настоящий момент, и я не хочу, чтобы она изменилась. Я останусь здесь. А ты пойди к реке и поймай рыбу. — Энге сделала жесты сомнения и смятения. — Думай же, — велела Амбаласи. — Ты гордишься своим умением рассуждать. Церемония кормления, к которой мы обращаемся в важных случаях, корнями уходит в глубокую древность. Что может более соединить Дочерей, чем предложение пищи? Общность существования, проявляющаяся в разделении трапезы… Мне нужна рыба.

Не допуская возражений, старая ученая отклонила все аргументы. Наконец она просто уселась на хвост, в последний раз требовательно проговорив: «Рыбу мне!», и уставилась на лес, застыв в позе приветствия и доброжелательства. Энге не оставалось ничего другого, как отправиться к реке.

Нырнув, она обнаружила зрелище, радостное для всякой иилане'. В чистой воде стайкой-эфенбуру скользили совсем еще маленькие элининйил — малыши гонялись за серебристыми мальками. Она долго смотрела на них, пока ее не заметили, цвета испуга выступили у них на ладонях. Она показала им свои ладони, прося не пугаться. Но гостья была такой странной — и они в мгновение исчезли с глаз. Одна из малышек выронила только что пойманную рыбешку с прокушенным хребтом. Энге подобрала ее и вышла на берег.

Амбаласи с сомнением поглядела на невзрачную добычу Энге.

— Скорая ловля — маленькая рыба.

— Я ее не ловила. Я вспугнула юное эфенбуру, когда они ели. Такие хорошенькие…

— Несомненно. Придется ограничиться этой рыбкой. Стой здесь, а я пойду вперед.

— Можешь приказывать, но я не буду повиноваться. Я пойду сзади, чтобы помочь в случае чего.

Амбаласи открыла рот, но поняла, что это будет напрасной тратой времени, и не без колебаний ответила жестом согласия.

— Не ближе чем в пяти шагах от меня. Идем.

Держа рыбешку перед собой, она шла по тропе и остановилась на краю рощи.

— Рыба, вкусно, хорошо, дружба, — громко, но ласково произнесла она.

Потом неторопливо уселась на хвост и продолжала свои речи. В тени что-то шевельнулось, и Амбаласи старательно зажестикулировала, изображая тепло и дружбу самыми простыми знаками.

Листва раздвинулась, и из тени нерешительно выступила незнакомка. Они молча какое-то время изучали друг друга. Амбаласи вглядывалась глазом ученой. Внешние различия были незначительны. Величина тела, сложение, окраска. В лучшем случае подвид. Медленно приблизившись, она положила рыбку на траву, выпрямилась и отступила.

— Она твоя. Знак дружбы. Возьми и съешь ее. Возьми, она твоя.

Незнакомка смятенно озиралась, открыв рот в знак непонимания. Великолепные зубы, заметила Амбаласи. Придется выразиться попроще.

— Рыба-чтобы-есть. — Амбаласи прибегла к не требующему слов простейшему выражению, воспользовавшись изменением окраски ладоней.

Незнакомка подняла руку и ответила подобным образом.

— Рыба. — Она схватила рыбешку и сразу же исчезла с ней в зарослях.

— Великолепно для первого раза, — заметила Амбаласи. — На сегодня довольно. Я устала. Мы возвращаемся. Ты видела, что она мне ответила?

Энге излучала воодушевление.

— Я видела! Это изумительно. Одна теория утверждает, что речь начиналась подобным образом. Теория эта гласит, что мы учились разговаривать в океане жестами и изменением цвета кожи, еще не прибегая к словам.

— Да, подобное предположение удовлетворяет требованиям биологии. В море главенствует не словесное общение. Значит, когда наши виды разделились, мы уже умели объясняться жестами и окраской… иначе сейчас мы не сумели бы понять друг друга. Вопрос в том — иилане' они или йилейбе. Может быть, они ограничиваются только этими примитивными знаками? Придется выяснить. С ними придется поработать.

Энге тоже горела энтузиазмом.

— Такой возможности никому еще не представлялось! Удовольствие. Я долго занималась проблемами общения и с интересом ожидаю новой работы.

— Рада слышать, что тебя хоть что-то волнует, кроме пустых речей о жизни и смерти. Будешь помогать мне, нам придется потрудиться.

Они вернулись к берегу реки, но на этот раз погрузились в воду с большой нерешительностью. Теперь, когда любопытство уже не подгоняло их, обе разом вспомнили про все опасности, которые могут ожидать их в мутных водах. Так что, возвращаясь к терновой стене, они жались к берегу. Испачкавшись в иле, они пробирались между мертвых растений. Занятые беседой, Дочери Жизни толпились возле урукето. Амбаласи с негодованием посмотрела вокруг.

— Работа не сделана! Никаких извинений лени-неразумию-безделью!

Энге тоже выразила недоумение, и стоявшая в центре кружка Сатсат попросила разрешения говорить.

— Фар' сказала, что хочет говорить с нами. Конечно, мы стали слушать, ведь ее мысли глубоки. И теперь мы обсуждаем…

— Она ответит сама! — перебила ее Амбаласи с явным возмущением. — И какая же из вас, Дочерей Болтовни, именуется Фар'?

Энге показала на хрупкую иилане' с большими внимательными глазами, все дни которой были наполнены мыслями Угуненапсы. Она знаком дала понять Дочерям, чтобы все слушали ее.

— Угуненапса говорила, что…

— Молчать! — приказала Амбаласи с грубыми жестами, обращаясь к ней, как высочайшая к нижайшей фарги. По коже Фар' побежали цвета оскорбленного достоинства. — Мы уже наслушались мыслей Угуненапсы. Я спросила, почему вы прекратили работу?

— Я не прекращала ее, я просто предложила всем подумать над нею. Мы пришли в это место труда по собственной воле. Но ты стала распоряжаться, не желая спрашивать нашего мнения, подобно эйстаа, отдающей приказы. Но мы не повинуемся им. Мы приплыли в чужедальние края, мы столько выстрадали за свои убеждения и не откажемся от них. Мы благодарны тебе, но благодарность — это не покорное исполнение твоей воли. Как говорила Угуненапса…

Не желая более слушать слов Угуненапсы, Амбаласи повернулась к Энге и жестом потребовала немедленного внимания.

— Конец моему терпению. Конец моей помощи вам. Я знаю все, что следует нам здесь делать. Вы же, Дочери Глупости, умеете лишь прекословить. С меня хватит, если только ты не убедишь их немедленно оставить всякое упрямство. Без моей помощи все вы скоро умрете, и я уже начинаю думать, что день вашей смерти будет радостным для меня. Я отправляюсь на урукето — привести себя в порядок, поесть и попить. Еще я буду думать. А когда вернусь, вы ответите мне, нужен ли вам город. Если нужен, скажите, каким образом вы собираетесь его возводить. А теперь молчите, пока я еще вижу вас. Слышать не желаю бесконечных речей и даже имени вашей Угуненапсы без моей воли на это.

Всем телом излучая гнев и решительность, она обернулась и потопала к урукето, оставляя в земле глубокие борозды от когтей. Ополоснувшись у берега, она взобралась на урукето и расположилась в тени плавника. Когда Амбаласи потребовала внимания, из плавника высунулась Элем и посмотрела на ученую.

— Еды и воды! — приказала Амбаласи. — Быстро. Немедленно.

Элем принесла все сама: ученую она уважала и ради приобретенных познаний прощала ей обиды. Заметив это по движениям ее тела, Амбаласи смягчилась.

— По крайней мере для тебя наука важнее этих философий, — проговорила ученая. — Это украшает твою личность, и я могу терпеть твое присутствие.

— Доброта исходит от тебя подобно теплым лучам солнца.

— К тому же речи твои — речи вежливой иилане'. Садись, раздели со мной мясо, и я расскажу тебе об открытии невероятной важности.

Разговор занял много времени, поскольку Элем всегда была самой приятной слушательницей. Солнце уже клонилось к горизонту, когда, покончив с разговорами, Амбаласи возвратилась на берег. И к своему великому удовлетворению сразу же увидела Дочерей, разбирающих завалы мертвой древесины. Опустив свою ношу, Энге обратилась к ученой, тщательно выбирая выражения и стараясь ненароком не упомянуть запретное ныне имя Угуненапсы:

— Мы обсудили работу в свете нашего истинного учения. Принято решение. Мы должны жить, раз мы Дочери Жизни. И, чтобы жить, нам нужен город. Значит, его следует вырастить. Лишь ты одна способна его вырастить. Чтобы он вырос, мы будем повиноваться твоим распоряжениям, ведь иначе мы не сможем выжить. Итак, мы принялись за работу.

— Вижу. Но это пока. А когда город вырастет, вы перестанете повиноваться мне.

— Я еще не обдумала столь дальнего будущего, — уклончиво ответила Энге.

— Думай. Говори.

С великой нерешительностью та произнесла:

— Думаю, что, когда город вырастет, Дочери не будут повиноваться твоим приказам.

— Так я и предполагала. Мне не хотелось думать о том будущем, что сулит вам верную смерть. Сейчас, для моего удобства, я принимаю ваше хилое и вынужденное сотрудничество. Работа здесь имеет чрезвычайно важное значение, я не могу тратить время на пустые споры. — Она подняла руку с зажатым в ней куском мясного желе. — Я возвращаюсь в джунгли для дальнейших переговоров. Будешь ли ты сопровождать меня?

— С огромным удовольствием и ожиданием счастья. Наш город будет богат — и жизнью, и научной мыслью.

— Научной мыслью, пожалуй, да. Только могу предположить, что Дочерей Несогласия, последовательниц той-чье-имя-лучше-забыть, ждет жалкое будущее. Думаю, что ваша Теория Жизни когда-нибудь принесет вам смерть.