Гарри Гаррисон
Зима в Эдеме
Предисловие Керрика
Жизнь нынче нелегка. Слишком многое изменилось, слишком многие погибли, и зимы длятся теперь так долго. Так было не всегда. Я еще помню ту стоянку, на которой рос, помню три семьи, долгие сытые дни, приятелей. В теплое время года мы жили на берегу озера, так и кишевшего рыбой. И первое, что я помню на этом свете, — белые вершины гор над тихой водой, знак приближения зимы. Когда снег покрывал наши шатры и жухлую траву, наступало время отправляться в горы. Я рос и мечтал стать охотником, чтобы вместе со всеми добывать оленя и большого оленя.
Но сгинул этот простой мир с его бесхитростными радостями. Все изменилось — и не к лучшему. Иногда я просыпаюсь ночью и думаю: если бы всего этого не было. Глупо, конечно, ведь мир есть мир, и он полностью изменился. И то, что я считал целой Вселенной, оказалось лишь кусочком реального мира, а мое озеро и горы — одним из уголков огромного континента, со всех сторон окруженного морем.
Помню я и про тех тварей, которых мы зовем мургу. Я научился их ненавидеть задолго до того, как увидел первого марана. Наше тело теплое, их плоть холодна. У нас на головах растут волосы, и каждый охотник гордится своей бородой. Звери, на которых мы охотимся, тоже теплые и лохматые. Но мургу не такие. Они гладкие и холодные, шкура их покрыта чешуйками, а еще у них есть зубы и когти — чтобы рвать и терзать. Среди них есть огромные и ужасные, вселяющие страх. И ненависть. Я знаю, что живут они у теплого океана, на юге, в дальних жарких краях. Мургу не переносят холода и потому прежде не беспокоили нас.
Но все так изменилось. Страшно подумать, что прошлого не вернуть. А все потому, что есть среди мургу разумные существа, разумные, как и мы сами. Эти мургу зовут себя иилане'. На несчастье свое, я знаю, что весь мир тану составляет крошечную часть владений иилане'. Мы живем на севере огромного континента. А на необъятных просторах к югу от нас обитают лишь мургу и иилане'.
Хуже того, к востоку, за океаном лежат огромные равнины континентов, где не ступала еще нога охотника. Никогда. Там повсюду иилане', только иилане'. Весь мир принадлежит им, а нам только горсть земли.
А теперь я поведаю вам самое плохое. Иилане' ненавидят нас, как и мы их. И все бы ничего, будь они огромными неразумными тварями. Тогда мы жили бы спокойно в холодных краях и никогда не встречались с ними.
Но среди них есть и такие, что разумом и свирепостью не уступят охотнику. Даже не счесть, сколько на свете мургу, достаточно сказать, что они занимают все земли огромного мира.
Я знаю об этом, потому что иилане' взяли меня в плен ребенком, вырастили и обучили. Ужас я впервые познал, когда они убили моего отца и всех, кто был с ним, но с годами забылся и ужас. И когда я научился разговаривать на языке иилане', то стал одним из них, забыл, что рожден среди охотников, даже привык называть свой народ «устузоу» — грязные твари. Власть и порядок у иилане' шли вниз от вершины, и я очень гордился собой. Ведь я был близок к Вейнте', эйстаа города — правительнице его. И я сам себе казался правителем.
Живой город Алпеасак недавно начал расти на наших берегах, в нем поселились прибывшие из-за моря иилане', которых выгнали из родного города холода, с каждой зимой становившиеся все свирепее. И те же зимы гнали на юг моего отца со всеми другими тану. Так заложили иилане' город на наших берегах и убивали тану, едва заметив. И тану отвечали им тем же.
Много лет ничего не знал я об этом. Я рос среди иилане' и думал так, как думали они. И когда они пошли войной на тану, то своих кровных братьев я считал врагами. Так было до тех пор, пока не попал к ним в плен Херилак. Мудрый саммадар и вождь тану, он понимал меня куда лучше, чем я сам. Я говорил с ним словно с врагом, а он видел во мне плоть от плоти своей. И тогда вспомнил я позабытый с детства язык, сама собой вернулась и память о прежней жизни, о матери, семье, друзьях. У иилане' нет семьи, яйцекладущие ящерицы не знают молочного запаха младенца, нет и дружбы среди холодных самок, которые всю жизнь держат самцов под замком.
Херилак сумел разбудить во мне тану, я освободил его, и мы бежали. Поначалу я сожалел, но пути назад не было — ведь я поразил копьем Вейнте', правительницу иилане', и едва не убил ее. Потом я жил в саммадах — семейства тану объединяются в такие небольшие группы — и с ними бежал от тех, кого еще недавно считал своими. Теперь у меня появились другие спутники, да такие, о которых я даже никогда не думал, живя среди иилане'. У меня была Армун, она сама пришла ко мне и научила тому, чего я прежде не ведал, пробудила во мне чувства, которых я не мог испытать среди чуждой мне расы. Армун, которая дала мне сына.
Но мы жили все время под угрозой смерти. Вейнте' со своими воительницами преследовала нас, гнала без пощады. Мы отбивались, иногда побеждали, иногда захватывали живое оружие иилане' — палки смерти, убивающие любого зверя, каким бы огромным он ни был. С таким оружием мы могли уходить далеко на юг, убивать мургу, мясо которых можно было есть, отбиваться от хищных и злобных. И снова бежали, когда Вейнте' и неистощимое воинство ее, пополнявшееся из-за моря, выслеживали нас и нападали.
Наконец мы — те, кто уцелел, — отправились туда, куда мургу не было пути. Через снежные хребты в дальние земли. Иилане' не живут в снегах, и мы считали себя в безопасности.
И обрели ее, но ненадолго. За горами мы встретили тану, которые не только охотятся, но и выращивают урожай в своей уютной долине, а еще умеют лепить горшки из глины, ткать одежду и делать прочие чудесные вещи. Имя им было «саску», и они наши друзья, потому что поклоняются богу-мастодонту. Мы привели к ним мастодонтов и жили одним народом. Хорошо было в долине саску.
Но Вейнте' вновь отыскала нас.
И когда это случилось, я понял, что бежать уже некуда. Словно загнанные в угол звери, мы должны были биться с ними. Сначала меня не хотели слушать, ведь никто не знал врагов так, как я. Но потом они поняли, что иилане' неведом огонь. А чтобы они узнали, что это такое, мы подожгли их город.
Да, так мы и сделали. Спалили их город Алпеасак, а немногие уцелевшие бежали обратно в свою заморскую страну, в свои дальние города. И хорошо, что среди уцелевших оказалась Энге, учительница моя и друг. Она не верила в кровопролитие, как другие, и возглавляла малую часть иилане', называвших себя Дочерьми Жизни, которые верили, что жизнь священна. Если бы уцелели только они…
Но спаслась и Вейнте'. Исполненная ненависти, она пережила гибель города и бежала в море на урукето — огромной живой лодке иилане'.
Вот что было. А теперь я стою на берегу, и пепел города под моими ногами, и я стараюсь представить себе, что еще случится, что придется делать в грядущие годы.