Часть I
Глава 1
— Господи, как я попал сюда? Как только я позволил втравить себя в такую историю? — простонал Л. М. Гринспэн, чувствуя, как после недавнего обеда начинает подавать признаки жизни застарелая язва желудка.
— Вы находитесь здесь, Л. М., потому что вы дальновидный и смышленый бизнесмен. Или, если подойти с другого конца, потому что вам приходится хвататься за соломинку, а если вы не примете срочных мер, то ваш кинотрест «Клаймэктик студиоз» бесследно исчезнет. — Барни Хендриксон попыхивал сигаретой, которую он зажал между пожелтевшими от никотина пальцами, и рассеянно смотрел в окошко из «Роллс-Ройса», мчавшегося по дну бетонного каньона. — Или, если сформулировать по-иному, вы вкладываете один час вашего драгоценного времени в осмотр изобретения, которое спасет вашу студию от банкротства.
Все внимание Л.М. было поглощено деликатной процедурой раскуривания контрабандной гаванской сигары: он отрезал ее конец золотой карманной гильотинкой, лизнул отслоившийся табачный лист и стал обжигать ее над крохотным огнем, пока не раскурил. Потом он спокойно затянулся, и изящная зеленая сигара ожила в его руках. Автомобиль с тяжеловесной легкостью затормозил у края тротуара, и шофер обежал вокруг машины, чтобы открыть дверцу. Л. М. подозрительным взглядом окинул окрестности, не сдвинувшись с места.
— Трущоба. Разве может быть в такой дыре чудо, которое спасет от краха мою студию?
Барни сделал безуспешную попытку вытолкнуть из машины неподвижное, покоящееся тело.
— Не спешите с выводами, Л. М. В конце концов, кто бы осмелился предсказать, что сопливый мальчишка из трущоб Ист-Сайда в один прекрасный день станет владельцем самой большой в мире киностудии?
— Ты что, переходишь на личности?..
— Давайте не будем отвлекаться, — настаивал Барни. — Сначала войдем в дом, посмотрим, что покажет нам профессор Хьюитт, и только потом примем решение.
Л. М. неохотно вылез из машины и, ступив на потрескавшийся асфальт тротуара, позволил подвести себя к двери низкого полуразвалившегося дома. Барни, поддерживая его под локоть, нажал на кнопку звонка. Ему пришлось еще два раза нажать на кнопку, прежде чем перекосившаяся дверь со скрипом отворилась и на них воззрился маленький человечек с огромной лысой головой и очками в массивной оправе.
— Профессор Хьюитт, — произнес Барни, проталкивая вперед Л. М., — позвольте представить вам человека, о котором я говорил на прошлой неделе, — директора «Клаймэктик студиоз» мистера JI. М. Гринспэна собственной персоной.
— Да-да, конечно, заходите. — Профессор заморгал и сделал шаг в сторону, пропуская гостей.
Как только дверь за его спиной закрылась, Л. М. с тяжким вздохом покорился и разрешил Барни провести себя вниз по скрипучим деревянным ступенькам. Войдя в подвал, он остановился, глядя на длинный ряд электрических приборов и аппаратов, закрученных спиралями проводов и гудящих динамо-машин.
— Что это? Декорации к фильму о Франкенштейне?
— Профессор сейчас объяснит нам, — сказал Барни, подтолкнув вперед профессора Хьюитта.
— Это труд всей моей жизни, — начал профессор, махнув рукой куда-то в сторону туалета.
— Вот как? Интересно, что же это за труд?
— Профессор подразумевает машины и аппараты, он просто не совсем точно указал направление, — поспешил объяснить Барни.
Профессор Хьюитт не слышал их разговора. Склонившись над контрольной панелью, он что-то налаживал. Внезапно раздался тонкий пронзительный свист, который все усиливался, и из массивного аппарата у стены полетели искры.
— Вот! — произнес профессор, указывая драматическим жестом, теперь уже более точным, на металлическую платформу, укрепленную на массивных изоляторах. — Это сердце времеатрона, где и происходит перемещение вещества. Я не буду вдаваться в математику или говорить об устройстве времеатрона, которое исключительно сложно. Полагаю, что его работа говорит сама за себя.
Профессор наклонился, пошарил под столом, извлек оттуда пивную бутылку, покрытую толстым слоем пыли, и поставил ее на металлическую платформу.
— А что это за времеатрон? — подозрительно спросил Л. М.
— Минутку терпения, господа. Сейчас я продемонстрирую его в действии. Итак, я помещаю в сферу действия поля простой предмет и включаю аппарат, образующий темпоральное поле. Смотрите.
Хьюитт включил рубильник, электрический ток устремился через стоящий в углу трансформатор к машине, рев динамо перешел в пронзительный визг. Лампы на контрольной панели ослепительно засверкали, и воздух наполнился резким запахом озона.
Пивная бутылка на неуловимое мгновение исчезла, и шум машины затих.
— Вы заметили перемещение? Эффектно, не правда ли? — Профессор, сияя от самодовольства, вытянул из рекордера длинную бумажную ленту с чернильными разводами. — Вот смотрите, здесь все запечатлено. Бутылка семь микросекунд была в прошлом и затем снова вернулась в настоящее!.. Что бы ни говорили мои враги, я добился успеха! Мой времеатрон действует! Я назвал свою машину «времеатрон» от сербского «время» — в честь моей бабушки, родившейся в Мали-Лозине. Итак, вы видите перед собой действующую машину времени!
Л. М. вздохнул и собрался было уходить.
— Чокнутый, — сказал он.
— Выслушайте же его до конца, Л. М. У профессора есть оригинальные идеи. Он согласился работать с нами только потому, что все научные учреждения и благотворительные фонды отказались финансировать дальнейшую работу над его машиной. Профессору нужны средства для ее усовершенствования.
— В мире каждую минуту рождается один такой изобретатель. Пошли, Барни.
— Да выслушайте вы его, Л. М., — умолял Барни. — Пусть он покажет вам эксперимент с посылкой бутылки в будущее. Слишком уж это впечатляет.
— Я должен обратить ваше внимание на то, что любой предмет на пути в будущее преодолевает мощный темпоральный барьер, и для этого требуется несравненно большее количество энергии, чем при перемещении того же предмета в прошлое. Но все же я могу продемонстрировать этот эксперимент. Прошу вас, внимательно следите за бутылкой.
Еще раз чудо электронной техники столкнулось с силами времени, и в наэлектризованном воздухе заплясали искры. Пивная бутылка чуть заметно дрогнула.
— Пока. — JI. М. повернулся и начал подниматься по лестнице. — Между прочим, Барни, ты уволен.
— Вы не можете уйти вот так, Л. М., не дав профессору возможности объясниться, а мне — рассказать о моих планах. — Барни сердился, сердился на себя, на киностудию, где он работал, находившуюся на грани банкротства, на слепоту директора, на тщету всех человеческих стремлений, на банк, закрывший его счет. Он кинулся вслед за JI. М. и выхватил у него изо рта дымящуюся гаванскую сигару. — Сейчас мы проведем настоящий эксперимент, такой, что вы оцените его по достоинству!
— Эти сигары — по два доллара за штуку! Сейчас же верни...
— Я вам ее отдам, но сначала посмотрите... — Барни швырнул на пол бутылку и положил дымящуюся сигару на платформу. — Какой из приборов регулирует входную мощность? — повернулся он к Хьюитту.
— Вот это — ручка входного реостата, но зачем это вам? Если вы увеличите уровень темпорального перемещения, то оборудование выйдет из строя, раз — и все!
— Можно купить новое оборудование, но, если нам не удастся убедить Л. М., вы на мели, сами понимаете. Итак, вперед!
Барни оттолкнул протестующего профессора в сторону и включил реостат на полную мощность. На этот раз эффект был потрясающим. Рев динамо-машины перешел в смертельно пронзительный визг, от которого чуть не лопнули барабанные перепонки, лампы на панели засверкали всеми огнями ада все ярче и ярче, по металлическим поверхностям забегали электрические разряды, а волосы присутствующих встали дыбом, и из них посыпались искры.
— Через меня идет ток! — заревел Л. М., и в этот момент напряжение достигло предела, лампы на панели, ослепительно сверкнув, лопнули, и в подвале воцарилась полная темнота.
— Смотрите вот сюда! — закричал Барни, щелкая зажигалкой и поднося ее к машине.
Платформа была пуста. Сигара исчезла!
— Ты должен мне два доллара!
— Смотрите, смотрите! По крайней мере две секунды, три, четыре... пять... шесть... семь...
Внезапно на платформе появилась все еще дымившаяся сигара. Л. М. живо схватил ее и как следует затянулся.
— Ну хорошо, это машина времени, теперь я верю. Но какое она имеет отношение к производству фильмов или к спасению моей студии от банкротства?
— Позвольте мне объяснить...
Глава 2
В кабинете Л. М. сидели шесть человек, расположившихся полукругом перед письменным столом директора.
— Запереть дверь и перерезать телефонные провода! — распорядился Л. М.
— Сейчас три часа утра, — запротестовал Барни, — кто будет подслушивать в такую рань?
— Если об этом пронюхают банки, я разорен — пиши пропало до самой смерти, а может быть, и дольше. Перережьте провода!
— Позвольте, я займусь этим, — сказал Эмори Блестэд, вставая со стула и доставая из нагрудного кармана отвертку с ручкой, обмотанной изоляционной лентой: в «Клаймэктик студиоз» он возглавлял технический отдел. — Вот оно, решение загадки! За последний год мои ребята в среднем по два раза в неделю чинили в этом кабинете перерезанные провода!
Работа спорилась в его руках: он быстро снял крышки с соединительных коробок, и вот уже все семь телефонов, селектор, сеть телевидения и телепринт разъединены. Л. М. Гринспэн внимательно следил за ним и не произнес ни единого слова, пока своими глазами не убедился в том, что все десять проводов безжизненно повисли.
— Докладывайте! — рявкнул он, ткнув пальцем в направлении Барни Хендриксона.
— Итак, все готово и можно приниматься за дело, Л. М. Оборудование для времеатрона установлено в павильоне фильма «Сын чудовища женится на дочери монстра», и все расходы отнесены на бюджет фильма. Между прочим, машина профессора обошлась дешевле обычных декораций.
— Не отвлекайтесь!
— Ладно. Итак, последние съемки «чудовищного» фильма закончены в павильоне сегодня, то есть, я хотел сказать, вчера, и мы поспешили в темпе вынести оттуда все оборудование. Как только они ушли, мы тут же смонтировали времеатрон в кузове армейского грузовика из картины «Пифиси из Бруклина», профессор проверил оборудование и привел машину в полную готовность.
— Что-то не нравится мне эта история с грузовиком — его могут хватиться.
— Не хватятся, Л.М., мы обо всем позаботились. Во-первых, он считался избыточным армейским снаряжением, и его хотели сбыть с рук. Во-вторых, недавно мы продали его через наш обычный канал сбыта, а здесь его приобрел Текс. Под нас не подкопаешься.
— Текс? Какой еще Текс? И кто вообще все эти люди? — с раздражением произнес Л. М., обведя подозрительным взглядом сидящих вокруг стола. — Ведь я же предупредил, чтобы об этой штуке знало как можно меньше людей, по крайней мере, до тех пор, пока мы не убедимся, что она действует. Если только банки пронюхают...
— Ну уж меньше и вовлечь невозможно, Л. М. Смотрите: я, профессор, которого вы знаете, Блестэд, ваш начальник технического отдела, проработавший на студии тридцать лет...
— Знаю, знаю... но кто эти трое? — Л. М. махнул рукой в сторону двух загорелых молчаливых людей, одетых в джинсы и кожаные куртки, и сидящего рядом с ними высокого нервного человека со светло-рыжими волосами.
— А, эти... Эти двое — трюкачи с нашей студии, Текс Антонелли и Даллас Леви.
— Трюкачи с нашей студии! Послушай, Барни, что за трюк ты собираешься выкинуть с этими ковбойскими мальчиками из Бронкса?
— Ради бога, не волнуйтесь, Л. М. Для нашего проекта понадобятся люди, на которых можно положиться и которые без лишнего шума в случае неприятностей найдут выход из положения. До прихода к нам Даллас служил в армии, а затем выступал в родео. Текс тринадцать лет протрубил в морской пехоте, он инструктор по нападению и защите без оружия.
— А кто этот длинный?
— Это доктор Йенс Лин из Калифорнийского университета Лос-Анджелеса, филолог. — Высокий мужчина рывком встал и отвесил короткий поклон в направлении письменного стола. — Он специалист по германским языкам или по чему-то вроде этого. Он будет нашим переводчиком.
— Ну а теперь, когда вы стали членами нашей группы, вам понятно, насколько важен наш проект? — спросил Л. М.
— Мне платят денежки, — сказал Текс, — а я держу язык за зубами.
Даллас молча кивнул, соглашаясь с товарищем.
— Нам представляется удивительная возможность. — Лин говорил быстро, с легким датским акцентом. — Я взял отпуск на год и готов сопровождать экспедицию в качестве технического советника даже без предложенного щедрого гонорара. Ведь мы так мало знаем о разговорном старонорвежском...
— Ну хорошо, хорошо. — Л. М. поднял руку, удовлетворившись тем, что услышал. — Так какой же у нас план? Посвятите меня в детали.
— Сначала нам придется совершить пробное путешествие, — заметил Барни. — Надо посмотреть, работает ли машина профессора...
— Да я вас уверяю...
— ...и если она работает, мы сколотим съемочную группу, разработаем сценарий и затем отправимся снимать фильм прямо на месте. И на каком месте! Вся история открыта нам на широком экране! Мы сможем все заснять, записать звук...
— И спасем студию от банкротства. Ни тебе расходов на дополнительные съемки, ни декораций, ни стычек с профсоюзами...
— Эй, поосторожнее! — нахмурился Даллас.
— Конечно, речь идет не о вашем профсоюзе, — извинился Л. М. — Вся группа, которая отправится в прошлое из нашего времени, будет получать повышенную ставку с надбавками: я не имею в виду участников оттуда — на них мы сможем сэкономить, верно? А теперь отправляйся, Барни, пока у меня не остыл энтузиазм, и без хороших новостей не возвращайся.
Их шаги, стук каблуков по бетонной дорожке гулко отдавались от гигантских звуковых стен в огромном помещении, а тени тянулись за ними сначала сзади, а потом выбрасывались вперед, когда они проходили через ярко освещенные круги под редкими лампами. Тишина и одиночество заброшенных студий внезапно напомнили им о величии их замысла, и они инстинктивно приблизились друг к другу, почти соприкасаясь плечами. Перед входом в здание стоял сторож; завидев их, он поздоровался, и его голос разбил мрачные чары тишины.
— Закрыто и опечатано, сэр, никаких происшествий!
— Отлично, — одобрительно отозвался Барни. — Возможно, мы останемся внутри до утра — секретная работа. Смотрите, чтоб никто из посторонних нам не помешал.
— Я уже сказал об этом капитану, и он предупредил ребят.
Барни запер за собой дверь, и тотчас же под крышей вспыхнули ослепительные солнца ламп. Огромное помещение пакгауза было почти пустым, если не считать нескольких пыльных листов фанеры в дальнем углу и грузовика грязнооливкового цвета с белой армейской звездой на дверце кабины и брезентовым верхом.
— Батареи и аккумуляторы заряжены, — объявил профессор Хьюитт, взобравшись в кузов грузовика и покрутив несколько ручек. Затем он разъединил массивные кабели, тянувшиеся от зарядного устройства к выводам на стене, и забросил их в грузовик. — Садитесь, джентльмены, мы можем начать эксперимент когда угодно.
— Может быть, мы назовем это не экспериментом, а как-нибудь иначе? — с беспокойством спросил Эмори Блестэд. Он вдруг начал жалеть, что связался с этим предприятием.
— Я, пожалуй, сяду в кабину — там удобнее, — сказал Текс Антонелли. — Мне пришлось водить вот такой же шестиосный все время, пока я служил на Марианнах.
Один за другим участники экспедиции забрались вслед за профессором в кузов грузовика, и Даллас закрыл откидной борт. Ряды электронного оборудования и генератор, спаренный с двигателем внутреннего сгорания, занимали большую часть кузова, и участникам пришлось сесть на ящики с припасами и оборудованием.
— У меня все готово, — объявил профессор. — Может быть, для первого раза побываем в тысяча пятисотом году?
— Нет! — Барни был непреклонен. — Установите на своих приборах тысячный год, как договорились, и отправляемся.
— Но расход энергии будет меньше, и риск...
— Не трусьте в последнюю минуту, профессор. Нам необходимо перенестись как можно дальше в прошлое, чтобы никто не мог опознать нашу машину и причинить нам какие-нибудь неприятности. К тому же мы решили снимать фильм о викингах, а не делать новый вариант «Собора Парижской Богоматери».
— Действие «Собора Парижской Богоматери» происходит не в шестнадцатом веке, а гораздо раньше, — заметил Йенс Лин. — Я бы сказал, что события происходят в средневековом Париже примерно...
— Профессор, — заворчал Даллас, — если мы собираемся куда-то отправиться, давайте кончим трепаться и поехали. Всякая ненужная задержка перед битвой подрывает боевой дух войск.
— Вы совершенно правы, мистер Леви, — отозвался профессор, и его пальцы забегали по кнопкам контрольной панели.
— Итак, тысяча лет от рождества Христова — пожалуйста! — Он выругался и стал нащупывать кнопки. — Так много липовых переключателей и приборов, что я совсем запутался, — пожаловался профессор.
— Пришлось тут кое-что прибавить, чтобы потом использовать эту штуковину для съемки фильма ужасов, — извиняющимся тоном сказал Блестэд. Голос его звучал как-то странно, лицо покрылось каплями пота. — Она должна была выглядеть более реалистично.
— И для этого вы сделали ее похожей черт знает на что? — сердито пробормотал профессор Хьюитт, заканчивая приготовления.
В следующее мгновение его рука протянулась к многополюсному рубильнику и перекинула его вперед.
Под воздействием внезапной нагрузки частота генератора снизилась, звук стал ниже и надсаднее, электрический разряд затрещал, холодные искры заплясали по всем открытым поверхностям, и люди почувствовали, как волосы на их головах встают дыбом.
— Что происходит? — раздался дрожащий голос Йенса Лина.
— Абсолютно ничего, — спокойно отозвался профессор Хьюитт, регулируя что-то на контрольной панели. — Это всего лишь вторичное явление, статический разряд, не имеющий никакого значения. Сейчас происходит накопление временного поля, вы должны это чувствовать.
Они действительно почувствовали что-то, явственно ощутили, как их тела охватывает какая-то неприятная клейкая субстанция, как растет напряжение.
— У меня такое ощущение, будто мне в пупок вставили огромный ключ и заводят мои кишки, — заметил Даллас.
— Я просто не могу так здорово выразиться, — заметил Лин, — но и у меня те же симптомы.
— Переключил на автомат, — сказал профессор, утопив одну из кнопок и отойдя от пульта управления. — В ту микросекунду, когда поле достигнет своего максимума, селеновые выпрямители автоматически включатся. Вы сможете следить за процессом по этой шкале. Как только стрелка достигнет нуля...
— Двенадцать, — сказал Барни, всматриваясь в шкалу, потом отвернулся от нее.
— Девять, — донесся голос профессора. — Поле быстро растет. Восемь... семь... шесть...
— А как насчет надбавки за боевые условия? — спросил Даллас, но никто даже не улыбнулся.
— Пять... четыре... три...
Напряжение стало ощутимым физически, оно стало частью машины, частью их самих. Никто не мог пошевельнуться. Шесть пар глаз уставились на движущуюся красную стрелку, а профессор продолжал:
— Два... один...
Они не услышали слова «нуль», потому что в этот момент даже звук остановился. Что-то произошло с ними, что-то неуловимое и такое из ряда вон выходящее, что в следующую секунду никто не мог вспомнить, что это было и каковы были их ощущения. В то же мгновение свет прожекторов в пакгаузе померк; тьму раздвигало лишь тусклое сияние трех рядов циферблатов и шкал на контрольной панели. Пространство за открытым задним бортом грузовика, где мгновение назад виднелось ярко освещенное помещение пакгауза, теперь было серым, бесформенным, однообразным — не на чем было глазу остановиться.
— Эврика! — крикнул профессор.
— Не выпить ли нам? — спросил Даллас, извлекая кварту хлебного виски из-за ящика, на котором он сидел, и тут же последовал собственному совету, нанеся заметный ущерб содержимому бутылки.
Кварта начала переходить из рук в руки, даже Текс высунулся из кабины сделать глоток, и все хлебнули для храбрости, за исключением профессора. Он же был слишком занят своими приборами и что-то радостно бормотал под нос.
— Да-да, несомненно, определенно перемещает в прошлое... скорость легко контролируется... теперь и физическое перемещение возможно... Космическое пространство или Тихий океан... для нас не подходят... не подходят... — Профессор взглянул под козырек серебристого экрана и что-то отрегулировал. Затем он повернулся к остальным. — Господа, теперь держитесь покрепче. Хотя и старался я как можно точнее угадать уровень почвы в месте прибытия, но я боюсь быть слишком точным. Мне бы не хотелось доставить вас под землю, поэтому вполне возможно падение с высоты нескольких дюймов. Все готовы? — Профессор потянул за ручку рубильника.
Сначала о землю ударились задние колеса, а в следующее мгновение на грунт со страшным шумом рухнули и передние. Все попадали друг на друга. Яркий солнечный свет ворвался через открытый задник и заставил всех прищуриться. Свежий соленый ветерок принес откуда-то издалека шум прибоя.
— Черт меня побери! — бормотал Эмори Блестэд.
Серая пелена позади грузовика исчезла, и вместо нее, окаймленный брезентом подобно гигантской картине, показался каменистый океанский берег, о который разбивались огромные волны. Низко над берегом, крича, парили чайки, и два испуганных тюленя с фырканьем бросились в воду.
— Что-то я не узнаю эту часть Калифорнии, — сказал Барни.
— Это Старый, а не Новый Свет, — с гордостью ответил профессор Хьюитт. — Точнее, Оркнейские острова, где в тысяча третьем году существовало множество поселений норвежских викингов. Вас, несомненно, удивляет способность времеатрона осуществлять не только темпоральное, но и физическое перемещение, однако существует фактор...
— С тех пор как Гувер был избран президентом, меня уже ничто не удивляет, — сказал Барни. Он почувствовал себя в своей тарелке после того, как они наконец прибыли куда-то — или в когда-то. — А теперь за работу. Даллас, подними полог брезента спереди, чтобы нам видеть, куда ехать.
В следующее мгновение перед ними открылся каменистый берег — узкая полоса земли между пенящимся прибоем и отвесными скалами. Примерно в полумиле от грузовика торчал мыс, а за ним ничего не было видно.
— Заводи! — крикнул Барни, наклонившись к кабине. — Давай посмотрим, что там дальше на берегу!
— Точно, — откликнулся Текс, нажимая на кнопку стартера.
Мотор заворчал и ожил. Текс включил первую скорость, и грузовик, покачиваясь на камнях, двинулся вперед.
— Хотите? — спросил Даллас, протягивая пистолетную кобуру с ремнем.
Барни с неприязнью посмотрел на оружие.
— Попридержи его. Я, наверно, застрелю себя или кого-нибудь из окружающих, если буду играть с этой штукой. Отдай ее Тексу, и пусть у тебя под рукой будет винтовка.
— А разве нам не дадут оружия — для нашей же безопасности? — спросил Эмори Блестэд. — Я знаю, как обращаться с винтовкой.
— Ты дилетант, а мы собираемся строго придерживаться профсоюзных правил. Твое дело, Эмори, помогать профессору — времеатрон сейчас самая ценная вещь. Текс и Даллас позаботятся о вооружении — только так мы будем застрахованы от несчастных случаев.
— Ах ты черт! Вы только посмотрите! Неужели я вижу такую красоту собственными глазами? — Йенс Лин, захлебываясь от восторга, показывал вперед.
Грузовик объехал мыс, и перед ними открылся маленький залив. Грубая почерневшая ладья была вытащена на берег, а чуть выше, подальше от воды, находилась жалкая землянка, сложенная из камня и неровных кусков дерна, крытая тростником и водорослями. Берег казался пустынным, хотя из дыры в крыше землянки поднималась струйка дыма.
— Куда все подевались? — спросил Барни.
— Совершенно ясно, что появление ревущего грузовика напугало жителей, и они спрятались внутри землянки, — объяснил Лин.
— Выключи мотор, Текс. Может быть, нам стоило взять с собой немного бисера или еще чего для торговли с туземцами?
— Боюсь, это не те туземцы, мистер Хендриксон...
Как бы в подтверждение слов Лина грубо сколоченная дверь землянки распахнулась, и из нее выскочил человек. С ужасным криком он прыгнул вверх, ударил топором с широким лезвием по щиту, висевшему на левой руке, и бросился бежать вниз по склону прямо к грузовику. Несколько огромных шагов — и он уже подбежал к экспедиции. На его голове был отчетливо виден черный шлем с рогом; белокурая борода и пышные усы развевались по ветру. Продолжая издавать невнятные звуки, воин начал грызть край щита. На его губах появилась пена.
— Как видите, он явно испуган, однако герою-викингу не подобает выказывать страх перед своими рабами и слугами, которые, несомненно, следят за ним из землянки. Поэтому он приводит себя в состояние неистовой ярости подобно берсеркеру...
— Может, подождем с лекцией, а, док? Ну-ка, Даллас и Текс, возьмитесь за этого парня, успокойте его, пока он чего-нибудь не сломал.
— Пуля в брюхо быстро его успокоит.
— Ни в коем случае! Студия не может себе позволить такую роскошь, как убийство, даже убийство при самообороне.
— Ну что ж, пусть будет по-вашему, но учтите: в контракте есть специальный параграф об особом вознаграждении за риск.
— Знаю, знаю! Берите быка за рога, пока не...
Слова Барни были прерваны глухим ударом и звоном разбитого стекла, сопровождавшимися громким победным воплем.
— Я понял, что он говорит! — радостно захихикал Йенс Лин. — Он хвалится, что выбил глаз чудовищу...
— Этот буйнопомешанный отрубил фару! — завопил Даллас. — Займись-ка им, Текс, отвлеки его чем-нибудь! Я сейчас вернусь.
Текс Антонелли выскользнул из кабины и кинулся прочь от грузовика. Викинг заметил его и тут же начал преследование. Пробежав около пятидесяти ярдов, Текс остановился и поднял с земли две круглые гальки величиной с кулак. Подбросив одну из них на ладони, словно это был бейсбольный мяч, Текс спокойно ожидал приближения своего яростного преследователя. Когда викинг приблизился к нему на пять ярдов, Текс швырнул камень, целясь в голову, и, как только щит взлетел вверх, чтобы отразить нападение, метнул второй камень прямо в живот викинга. Оба камня оказались в воздухе одновременно, и, пока первый, отскочив от щита, летел куда-то в сторону, второй попал викингу прямо в солнечное сплетение, и тот с шумным «уф!» опустился на землю. Текс отошел на несколько шагов и подобрал еще две гальки.
— Bleyoa! — выдохнул поверженный воин, потрясая топором.
— Да и ты не лучше. Ну-ка, поднимайся!
— А теперь давай упакуем его, — предложил Даллас, который появился из-за грузовика, крутя веревочной петлей над головой. — Профессор трясется над своими железками и хочет побыстрее смотаться отсюда.
— О’кей, сейчас мы это организуем.
Текс прибегнул к соленым морским выражениям, но ему не удалось преодолеть лингвистический барьер. Тогда он обратился к латинскому языку жестов, которым овладел еще в юности, и с помощью быстрых движений пальцев и рук сравнил викинга с рогоносцем, кастратом, приписал ему кое-какие грязные привычки и закончил предельным оскорблением — его левая рука ударила по правому бицепсу, отчего правый кулак подпрыгнул вверх. Очевидно, какое-то одно — а может быть, и не одно — из этих оскорблений имело свои корни в одиннадцатом веке, потому что викинг заревел от ярости и с трудом поднялся на ноги.
Текс стоял, не двигаясь, хотя он казался пигмеем рядом с атакующим его гигантом. Топор взлетел вверх, но в то же мгновение Даллас бросил лассо и поймал им топор, а Текс подставил викингу подножку, и тот тяжело рухнул на землю. Как только викинг упал, Текс с Далласом оседлали его: один вывернул ему руки, а другой молниеносно обмотал его веревкой. Через несколько секунд викинг уже был беспомощен как младенец — руки его были заведены за спину и привязаны к ногам, а сам он ревел от бессильной ярости, пока Даллас и Текс волокли его по гальке к грузовику. В свободной руке у Текса был щит, а у Далласа — топор.
— Я должен поговорить с ним, — настаивал Йенс Лин. — Это редчайшая возможность!
— Мы не можем ждать ни минуты, — торопил их профессор, регулируя один из приборов верньерной ручкой.
— Эй, на нас нападают! — завопил Эмори Блестэд, указывая дрожащей рукой на землянку.
Толпа косматых оборванцев, вооруженных разнообразными мечами, копьями и топорами, атаковала грузовик.
— Пора уносить ноги, — распорядился Барни. — Бросьте этого доисторического лесоруба в кузов и поехали. Когда мы вернемся на студию, у вас будет уйма времени для разговора с этим парнем, док.
Текс прыгнул в кабину и, схватив с сиденья револьвер, разрядил его весь в сторону моря, включил двигатель, потом оставшуюся фару и дал гудок. Крики атакующих мгновенно сменились воплями страха, и враги, побросав свое оружие, бросились обратно к землянке. Грузовик развернулся и поехал обратно вдоль берега. Когда они приблизились к выступающему мысу, с другой стороны мыса раздался автомобильный сигнал. Текс едва успел свернуть вправо и въехал прямо в прибой, пропуская мчащийся навстречу им фырчащий грузовик оливково-защитного цвета.
— Извозчик! — крикнул Текс в окошко и дал газ.
Барни Хендриксон взглянул на проезжавший мимо по старому следу грузовик и, посмотрев в открытый задник, окаменел. Он увидел самого себя с насмешливой улыбкой на лице — он качнулся, когда грузовик подпрыгивал на камнях. В последний момент, когда автомобиль уже исчезал за поворотом, второй Барни Хендриксон в своем кузове, завидев двойника, приложил большой палец к носу и покачал рукой. Барни бессильно опустился на ящик.
— Вы видели? — с трудом выговорил он. — Что это такое?
— Весьма интересное явление, — сказал профессор Хьюитт, нажимая кнопку стартера на своем генераторе. — Время гораздо более пластично, чем я предполагал; оно позволяет удваивать, может быть, даже утраивать темпоральные линии мира. Или даже допускает существование бесчисленного количества временных витков. Открывающиеся возможности просто невероятны...
— Может, вы перестанете нести эту абракадабру и объясните мне, что я видел? — оборвал его Барни, отрываясь от почти пустой бутылки.
— Вы видели самого себя, вернее, мы видели нас, когда мы будем... Боюсь, что грамматика английского языка не позволяет точно описать создавшееся положение. Может быть, правильнее сказать, что вы видели этот самый грузовик и себя в нем так, как это будет выглядеть немного позже. Я думаю, это достаточно просто для понимания.
Барни со стоном опустошил бутылку и вдруг вскрикнул от боли, когда пришедший в себя викинг изловчился и укусил его в лодыжку.
— Лучше кладите ноги на ящики, — предостерег Даллас, — он все еще психует.
Грузовик сбавил скорость, и из кабины донесся голос Текса:
— Мы приехали туда, откуда стартовали, вот здесь начинаются следы шин. Что дальше?
— Поставьте машину по возможности в то самое положение, в каком она была, когда мы сюда приехали, это облегчит мне наладку приборов. Итак, приготовьтесь, господа, мы начинаем наше обратное путешествие через время.
— Troll tali yor oil! — крикнул викинг.
Глава 3
— Что случилось? — подозрительно спросил Л. М., когда участники экспедиции вошли в его кабинет и устало опустились на те же стулья, с которых они поднялись восемнадцать веков назад. — Что это значит — десять минут назад вы вышли из моего кабинета и спустя десять минут снова возвращаетесь?
— Это для вас десять минут, Л. М., — ответил Барни, — а для нас прошли часы. Машина профессора действует, так что самое первое и самое трудное препятствие мы преодолели. Теперь нам известно, что времеатрон профессора Хьюитта работает даже лучше, чем можно было ожидать. Перед нами открыт путь к тому, чтобы перенести в прошлое целую съемочную группу и заснять исторически совершенно достоверный, полнометражный, широкоэкранный, реалистический, дешевый, высококачественный фильм. Наша следующая задача уже попроще.
— Сценарий.
— Вы правы, как всегда, Л. М. И получилось так, что у нас уже есть сценарий, очень реалистический, более того — патриотический. Если я спрошу вас, Л. М., кто открыл Америку, что вы ответите?
— Христофор Колумб в тысяча четыреста девяносто втором году.
— Именно так думают все, но на самом деле честь ее открытия принадлежит викингам!
— Разве Колумб был викингом? А я-то всегда считал, что он из евреев.
— Бог с ним, с Колумбом! Еще за пятьсот лет до его рождения корабли викингов отплыли из Гренландии и открыли землю, которую они назвали Винланд — сейчас доказано, что это была Северная Америка. Первая экспедиция под предводительством Эрика Красного...
— И думать забудь! Ты хочешь, чтобы нас занесли в черный список за выпуск коммунистического фильма?
— Пожалуйста, выслушайте меня до конца, Л. М. После того как Эрик открыл эту страну, туда приплыли викинги, создали поселение, построили дома и фермы, и все это под водительством легендарного героя Торфинна Карлсефни...
— Ну что за имена! Их тоже придется менять. Я уже вижу центральную любовную сцену: «...поцелуй меня, мой милый Торфинни Карлсефни», — шепчет она. Нет, не пойдет. Не больно-то здорово, Барни.
— Нельзя переделывать историю, Л. М.
— А чем же еще мы занимались всю жизнь? Сейчас не время на меня наседать. И это ты, Барни Хендриксон, который когда-то был моим лучшим директором и продюсером, пока эти вшивые кретины вконец не разорили нас. Возьми себя в руки! Первоочередная задача кино — совсем не воспитание. Мы продаем развлечения, и, если они никого не развлекают, их никто не покупает. Именно так я смотрю на вещи. Вы берете своего викинга, называете его Бенни, или Карло, или другим хорошим скандинавским именем и создаете сагу о его приключениях...
— Именно об этом я и думал, Л. М.
— ...например, о дне битвы, в которой он, конечно, побеждает. Но он не находит покоя, такой уж у него характер. Тогда он отправляется восвояси и открывает Америку, затем возвращается и говорит: «Смотрите, я открыл Америку!» И они делают его своим королем. Затем девушка с длинными белокурыми волосами — парик, конечно, — машет ему рукой каждый раз, когда он отплывает и обещает ей вернуться.
И вот теперь он уже постарел, на висках седина и шрамы на лице, он много страдал, и на этот раз вместо того, чтобы отплыть одному, он берет с собой девушку, и они вместе отплывают при пламенеющем закате в новую жизнь, как первые пионеры на Плимут-Рок. Ну как?
— Как всегда, потрясающе, Л. М. Вы не утратили своего таланта.
Барни устало вздохнул. Доктор Йенс Лин, у которого глаза чуть не выскочили из орбит, издал звук, как будто его душили.
— Но-но... ничего этого не было, все записано в летописях. И даже мистер Хендриксон не совсем прав, считается, что Винланд открыл Лейф Эриксон, сын Эрика Рыжего. Здесь существуют две разные версии — одна взята из «Хаукбука», а другая из «Флатейярбука» и...
— Достаточно! — проворчал Л. М. — Ты уловил мою мысль, Барни? Даже если в исторических книгах все это немного по-другому, мы можем слегка подправить здесь и там, чуть-чуть изменить в других местах, и перед нами готовый сценарий. Кого ты прочишь на главные роли?
— Раф Хоук будет идеален в роли викинга, если только нам удастся его заполучить. А на женскую роль неплохо бы актрису с выразительными формами...
— Слайти Тоув. Она сейчас свободна, у нее простой. Последние две недели ее проныра агент обивает пороги в моей конторе — вот откуда я узнал, что она на мели и обойдется нам по дешевке. Дальше тебе понадобится сценарист, используй для этого Чарли Чанга, у него с нами контракт. Он специалист по таким картинам.
— По библейским сюжетам — может быть, но не по историческим фильмам, — с сомнением сказал Барни. — И если уж говорить откровенно, «Вниз с креста», на мой взгляд, не фонтан. Или другой фильм — «Идя по водам Красного моря».
— Цензура зарезала, вот и все. Я сам одобрил оба сценария, и они были великолепны... — Внезапно за стеной раздался хриплый рев, и Л. М. замер на полуслове. — Слышали?
— Это наш викинг, — объяснил Текс. — Он все лез в драку, поэтому мы оглушили его, сковали и заперли в душевой вашего заместителя.
— Что еще за викинг? — нахмурился Л. М.
— Из местных жителей, — ответил Барни. — Он напал на
грузовик, поэтому мы захватили его с собой, чтобы доктор Лин с ним поговорил. Поставщик информации.
— Тащите его сюда. Вот кто нам нужен — человек, который знаком с местной обстановкой и может ответить на наши вопросы о съемке фильма. До чего нужен туземец, который знает все ходы и выходы, особенно когда снимаешь на натуре!
Текс и Даллас вышли из кабинета и через несколько минут, на протяжении которых слышались звон цепей да звучные удары, ввели викинга. Он остановился на пороге, оглядывая комнату осоловелыми глазами; только тут удалось впервые внимательно рассмотреть его.
Викинг был огромный — почти семи футов ростом даже без рогатого шлема — и волосатый, как медведь. Спутанные белокурые волосы свисали ниже плеч, а пышные усы исчезали в волнах бороды, накрывавшей грудь. Его одежда состояла из грубошерстной куртки и штанов, причем все это скреплялось и удерживалось на месте целой системой кожаных ремней. От викинга исходил терпкий запах рыбы, пота и смолы, однако массивный золотой браслет на его руке не казался лишним. Глаза викинга, голубые, почти небесной синевы, свирепо смотрели на присутствующих из-под густых бровей. Он был избит и закован в цепи, но, очевидно, не сломлен, так как стоял с высоко поднятой головой, расправив плечи.
— Добро пожаловать в Голливуд, — обратился к нему Л. М. — Садитесь, налейте ему стаканчик, Барни, и располагайтесь поудобнее. Как, вы сказали, вас зовут?
— Он не говорит по-английски, Л. М.
Лицо у Л. М. Гринспэна вытянулось.
— Да, Барни, я бы не сказал, что мне это нравится. Не люблю говорить через переводчиков — слишком медленно и ненадежно. О’кей, Лин, действуй, спроси его имя.
Йенс Лин забормотал себе под нос спряжения старонорвежских глаголов, а потом заговорил вслух:
— Hvat heitir maorinn?
Из горла викинга вырвалось лишь рычание — он игнорировал вопрос переводчика.
— В чем дело? — нетерпеливо спросил Л. М. — Я думал, что ты болтаешь на его наречии. Он что, не понимает тебя?
— Необходимо терпение, сэр. Старонорвежский был мертвым языком почти тысячу лет, и мы знакомы с ним только на основании письменных источников. Единственный современный язык, который стоит ближе всего к старонорвежскому, — исландский, и сейчас я воспользовался исландским произношением и интонацией...
— Ну хорошо, хорошо. Мне не нужны лекции. Успокой его, умасли несколькими стаканчиками виски, и примемся за дело.
Текс подтолкнул стул к пяткам викинга, и тот опустился на него, свирепо озираясь вокруг. Барни взял бутылку «Джека Даниэльса» из бара, скрытого за поддельным Рембрандтом, и налил половину высокого коктейльного стакана. Но когда Барни поднес стакан к губам викинга, тот резко отдернул голову в сторону и зазвенел цепями, сковывающими запястья.
— Etir! — огрызнулся он.
— Он думает, что вы хотите его отравить, — объяснил Лин.
— Ну, разубедить его нетрудно. — Барни поднес стакан ко рту и сделал огромный глоток.
На этот раз викинг позволил поднести стакан к своим губам и начал пить. По мере того как содержимое стакана исчезало в глотке у викинга, его глаза открывались все шире и шире.
— Odoinn ok Fitalrigg! — радостно завопил он, выпив последнюю каплю и смахивая с глаз слезы.
— Еще бы это ему не понравилось — семь двадцать пять бутылка плюс налог, — проворчал Л. М. — Готов побиться об заклад, что там, откуда он явился, нет ничего подобного. Спроси-ка снова его имя.
Викинг нахмурился от напряжения, пытаясь понять вопрос, который повторяли ему и так и сяк, и наконец уловил, чего от него хотят.
— Оттар, — ответил он.
— Ну вот, хоть какой-то прогресс, — отозвался Л. М. и бросил взгляд на часы. — Ведь уже четыре часа утра, а мне хотелось бы уладить это дело как можно скорее. Спроси этого Оттара о валютном курсе... Кстати, какими деньгами они пользуются, Лин?
— Дело в том, что... в основном у них меновая торговля, хотя упоминается серебряная марка...
— Именно это нам и нужно знать: сколько марок за доллар, и пусть он не пытается ссылаться на инфляцию. Мне нужны цены на свободном рынке, больше меня не проведешь, и, если понадобится, мы купим марки в Танжере...
Внезапно Оттар взревел, рванулся вперед, опрокинув свой стул и отшвырнув попавшегося на пути Барни — тот грохнулся прямо на растения в горшках, — и сграбастал обеими руками бутылку виски. Он уже почти поднес ее к губам, когда кастет Текса опустился ему на затылок, и обмякшее тело викинга рухнуло на пол.
— Что это такое? — закричал Л. М. — Убийство у меня в кабинете? В нашей фирме и так хватает сумасшедших. Отвезите этого парня обратно и найдите мне другого, кто говорит по-английски; в следующий раз я хочу обойтись без переводчика.
— Ни один из них не говорит по-английски, — угрюмо проворчал Барни, осторожно извлекая из своего костюма шипы кактуса.
— Тогда научите его, но хватит с меня сумасшедших.
