Заключение
Так было, и пусть все помнят об этом. Так говорит алладжекс, когда рассказывает о минувших днях. Ashan etcheran variadith, aur skennast man eis. Так это звучит на марбаке. Думаю, что теперь на сесеке мне этого не сказать. Армун может: языки всегда ей давались легко.
Парамутаны сказали бы что-нибудь вроде: Harvaqtangaq netsilikaktuvuk. Мы каждый год встречаемся с парамутанами. Меняемся с ними. То есть меняются другие тану, — а мне просто приятно побыть среди этих странных дружелюбных людей. Кстати, порро мы им не возим — хватило первого и последнего раза. Поломанные руки и ноги срослись, а вот новый глаз вместо выбитого не вставишь.
Армун поговаривает о том, чтобы снова сплавать с парамутанами за океан, и я отвечаю — почему бы и нет? У нашей дочери Исель теперь свой охотник, они с ним ушли на север. Арнхвит пока с нами. Он вырос и стал сильным и искусным охотником; у него теперь свой саммад. Как многие из детей, рожденных на острове, он не ощущает потребности скитаться весь год, повинуясь охотничьему зову. Я знаю, женщинам такая жизнь нравится. Они не хотят покидать свои засеянные харадисом поля, свои печи и ткацкие станки. Когда здесь становится очень жарко, они начинают твердить:
Как бы нам хотелось сейчас к снегам и морозам…
Женская болтовня. Из прежде живших здесь саммадов многие ушли, и на их месте теперь живут другие.
Некоторые тану умерли. Хромой Ортнар жив и по-прежнему ворчит. А могучий Херилак, переживший столько сражений, не проснулся однажды — так и окоченел ночью под боком у Меррис. Странные вещи случаются. Теперь она растит сына, Терина. Он уже большой и очень похож на отца.
Так было, и пусть все помнят. Это легко сказать на иилане': lulukhesnii igikurunke', marikulugul marikakotkuru — и приподнять хвост, чего я никогда не мог сделать. Надо бы сходить в город — в Алпеасак — и поговорить с ними. Интересно — правит ли еще Ланефенуу? Если она жива, то конечно же до сих пор эйстаа. Ее так просто не вытолкнешь с этого места.
Надо побеседовать с ней. Я пытался разговаривать с Арнхвитом, но он твердит, что и слова больше не скажет на иилане'. Хватит мол с него и марбака. Я не спорю. Интересно, не забыл ли сын своего друга Надаске', сразившего Вейнте' его же собственным ножом и убитого прямо у него на глазах? Прежде все это снилось ему по ночам, и он просыпался в слезах — и так было долго. Я думаю, что он прав, Теперь ему незачем помнить речь иилане'. И он не захотел тогда брать назад свой нож — даже когда я до блеска начистил его. Теперь этот нож носит на шее его сын, а Арнхвит носит мой. Отец и сын — так и должно быть.
Иногда мне не хватает его прохладного прикосновения к груди. Но блестящее металлическое кольцо осталось на месте. Вейнте' вырастила его, чтобы не дать мне убежать от мургу. Она умерла давно, но все-таки поздно, Несть числа погибшим от ее руки. Скоро я пойду в Алпеасак. Надо сказать, чтобы они были осторожны, укрепили стену, может быть, перенесли родильные пляжи в другое место. Недавно молодые охотники принесли мне отрубленную голову, чтобы я сказал — не марага ли убийцу сразили они? Голова была не страшная, выпученные глаза, отвисшая челюсть. Просто фарги, только что из воды. Я объяснил им, что это за существо, и запретил убивать их. Охотники хохотали.
Они еще уважают меня, но уже не слушаются.
Как сказала при расставании Энге? Давно это было…
«Мир не всегда будет принадлежать иилане'». Тогда я не поверил ей. А сейчас верю. Вокруг появилось множество тану, саммадов не перечесть. Многие ушли с острова. И я думаю, придет время — не завтра, не скоро, не при моей жизни, — когда тану станет столько, что охотники захотят охотиться на землях, где растет Алпеасак. Захотят поохотиться на стада, принадлежащие мургу. Я уже чувствую это.
Хотелось бы снова побывать в долине саску — только путь далек. Ханат и Моргил ходили туда, вернулись и сказали, что у саску все по-прежнему. И всегда будет по-прежнему, ибо таков это? народ.
Думаю, следует сходить в Алпеасак. Предупредить, чтобы получше стерегли свои пляжи — иначе погибнут другие фарги. Иногда далеко в океане проплывает их урукето — значит, они знают, что происходит в других городах иилане'. Интересно, что им известно об Энге и ее новом городе на юге? Она объясняла, кто такие Дочери Жизни, но я не понял. Энге и Войнте' — ночь и день. И у тану так бывает, а не только у мургу. Мы живем в странном мире.
Странно. Кто-то мне говорил об алладжексе и назвал его старым Фракеном. Лыс он — наверное, поэтому.
Только я помню его парнем-без-имени. Мир меняется, я понимаю.
Скоро пойдет дождь. У меня всегда ломит бедро перед дождем. Может быть, сегодня я схожу на охоту. Впрочем, мяса хватает. Пойду на остров, где жил Надаске'.
Одинокий… бедняга. Впрочем что это я? Он покинул ханане, жил на воле, научился охотиться и ловить рыбу.
Научился убивать — чего самцы иилане' не умеют…
Умелый был удар. Точный. Никогда его не забуду.
Другие-то забыли, конечно. Все забыли. А я не забуду.
У Ерманпадара никогда не было более яркой звезды.
Впрочем, может быть, у иилане' нет тхармов… Я не знаю.
Я был рожден тану, потом меня сделали иилане', и я снова стал тану.
На самом деле я и то и другое. Мне все равно.
Временами я ощущаю странное одиночество. Армун со мной — значит, одиночество имеет другие причины.
Я должен идти в Алпеасак, должен говорить с эйстаа… Это нужно было сделать давно, много лет назад.
Может быть, уже слишком поздно. Боюсь, что так.
Слишком поздно.
Так было, и все должны помнить об этом.
Вот и весь мой рассказ.
