Глава тридцать вторая
Торг занял весь день и продолжался на следующий. Парамутанам слишком нравилось это занятие, чтобы так быстро с ним покончить.
Вскоре Ханат и Моргил заразились их энтузиазмом. И жалели, что взяли с собой мало вещей для обмена. Кто-то упомянул свежее мясо. Все дела пришлось отложить: схватив луки, оба охотника опрометью бросились в лес. Парамутаны были непревзойденными охотниками моря, однако в лесу им не хватало сноровки тану.
Четыре оленьих туши были встречены громкими возгласами одобрения.
Попировали, потом торг возобновился. Завершение его по обоюдному удовольствию также отметили пиром.
Керрик уселся в сторонке на одной из дюн и задумался, глядя на море. К нему подошла Армун. Взяв ее за руку, он усадил ее рядом с собой.
— Теперь они учат друг друга петь, — сказала она, — хотя не понимают смысла слов.
— Надо было сделать порро, тогда бы получился настоящий праздник.
— Говори тише! — Армун со смехом кивнула в сторону охотников, демонстрировавших приемы борьбы тану. — Одна только мысль о напившемся порро парамутане вызывает у меня желание убежать.
Крики усилились, глухие удары свидетельствовали, что Калалекву удалось доказать, что, несмотря на небольшой рост, парамутаны — недурные борцы.
— Здесь я думал о многом, — сказал Керрик. — И принял важные решения. Во-первых, я решил сделать тебя счастливее…
Взяв его за руку, она усмехнулась:
— Но мы ведь вместе — как мне стать счастливее?
— Ну, ты не совсем счастлива. Я знаю, что тревожит тебя, и обещаю — с этим покончено. У Арнхвита столько друзей, а я заставлял его ходить вместе со мной на остров, разговаривать с самцом, Ты же терпеть его не можешь.
Улыбка исчезла с ее лица,
— Да. Но ты охотник. И я не могу сказать тебе: делай то, не делай этого. Ты делаешь то, что надо.
— Я ошибался. Когда мы вернемся, я послежу, чтобы мальчики держались подальше от того, кого ты зовешь моим марагом. Но мараг — мой друг. И мне интересно разговаривать с ним. Арнхвит пусть делает как хочет. Если хочет забыть про мургу — пусть так и будет.
— Но ты же много раз говорил, как это важно — понимать мургу.
— Я теперь так не думаю. Это больше не важно. Я был слеп и видел мир не таким, какой он на самом деле.
С виду я тану, а думаю как мараг. Все, хватит. Мир не изменился. Это я стал видеть его другим.
Армун слушала молча и ничего не понимала, кроме того, что слова эти для него очень важны. Керрик улыбнулся, заметив ее внимательный пристальный взгляд, и пальцем прикоснулся к губам.
— Я думаю, что не нахожу верных слов. Мысль в голове крутится — а вот выразить ее не удается. Смотри, вот парамутаны, вот удивительные вещи, которые они создают. Иккергаки, паруса, насосы, резьба…
— Они искусны в таких делах.
— Искусны — но и мы тоже. Взять хотя бы кремниевые ножи, луки, копья, шатры, в которых мы спим, — мы же делаем их своими руками. Потом опять же саску с их глиняными горшками и ткацкими станками, тканями, урожаем…
— И порро — не забывай!
Они засмеялись. Возня на пляже стала оживленнее.
Двоих парамутанов, увлекшихся борьбой, волной окатило с ног до головы, и все решили, что это безумно смешно.
— Я говорю — важно уметь делать вещи. Даже порро, — продолжал Керрик. Так делаем мы. Мы вес делаем своими руками. Сделанные нами предметы не умирают — ведь они и не живут. И копье в снегах служит так же, как в джунглях.
— Правильно. Но что в этом важного?
— Для меня важнее этого нет ничего. Я слишком долго думал, как мараг. Они, мургу, не в состоянии сделать ничего такого, что нс жило бы, не ело и не умирало. Не знаю, как они это делают, и, думаю, никогда не узнаю. Но я был глуп и думал только о том, что можно вырастить. Так как это делают мургу. И все, что я задумывал, все, что намечал, делал, как мургу. Я всегда пытался думать как они. Это было ошибкой, и отныне я поворачиваюсь к ним спиной. Я — тану с ног до головы, а не полумараг, И теперь я вижу правду.
Пусть стреляющие палки умрут. Они нам ни к чему. Это я решил, что они нам необходимы, а другие поверили мне. Хватит.
Армун испугалась.
— Не говори так: без стреляющих палок мы погибнем в южных лесах, а на севере — только холод и снег. Нельзя так говорить.
— Слушай и понимай. Я — только охотник. Могу погибнуть завтра, мог умереть вчера. Стреляющими палками мы пользуемся из-за меня. Когда я жил среди мургу, я видел, как они убивают ими любого зверя, невзирая на его величину. Я увидел это и подумал: будь у нас такое оружие, мы бы тоже сумели уцелеть на юге.
Мы добыли их, и теперь судьба тану зависит от стреляющих палок — а так не должно быть. Надо найти способ обходиться без них, естественный для тану.
Если мы сможем выжить лишь благодаря оружию мургу, — тогда все мы наполовину мараги, а не я один.
Хватит, говорю. Все мы должны снова стать тану. Это ясно.
— Нс понимаю, — недоуменно сказала Армун.
— Помнишь остров мургу? Когда ты зажигала костер, а Калалекв убивал живые лодки мургу.
— Да, так было.
— Пусть он покажет нам, как убивать этим способом всяких мургу. Научимся делать таккуук. Черный яд в пузырях, от запаха которого выворачивает наизнанку.
Обмакни в него стрелу — и убьешь любого марага.
Видишь разницу? Те вещи, которые мы умеем делать, не умирают — это не стреляющие палки, которые болеют и дохнут. И умение делать яд не сгинет со смертью одного охотника — все будут уметь его делать.
Будем делать таккуук и жить, где пожелаем.
— Думаю, я поняла теперь… поняла, как это для тебя важно. А что если мы не сможем делать таккуук.
Что тогда?
Он поднялся и потянул ее за руку.
— Надо понять, как его делать. Спросим не откладывая. Что может сделать один охотник, сумеет повторить и другой. Помни — мы не мургу. И не должны стараться на них походить. Быть может, когда-нибудь мы сумеем оценить их познания, умение преображать животных. Когда-нибудь. А сейчас нам не нужны их знания. Пошли к Калалекву.
Парамутан лежал на спине и, пыхтя, жевал здоровый кусок сырой печенки его лицо и руки были в крови.
Живот после пиршеств раздулся, но он не сдавался.
— О, ты самый великий едок среди парамутанов! — похвалил его Керрик.
— Воистину. Это ты верно сказал. Но я и самый великий охотник…
— Значит, ты знаешь все?
— Абсолютно!
— А ты умеешь делать таккуук?
— Калалекв знает все, что только можно знать. Его таккуук замертво уложит самого большого из уларуаквов.
— Не объяснит ли мохнатый и мудрый парамутан простодушным тану, как это делается?
— Никогда! — крикнул тот и захохотал.
Керрик и Армун даже подумать не могли, что это так смешно. Насмеявшись, прожевав и проглотив кусок печени, парамутан объяснил;
— Это очень важное и сложное умение. Меня ему научил отец, я передам его моему сыну, Кукуджуку, когда он станет взрослым. Но ты взрослый охотник и можешь узнать все сейчас. Только придется заплатить за тайные знания.
— Это справедливо! Чего же ты хочешь?
— Цена высока — каменный нож с острейшим краем.
Керрик достал нож и молча протянул парамутану.
Калалекв провел пальцем по лезвию и обрадованно забормотал:
— Тогда я объясню тебе, а потом все покажу. Ты должен будешь поймать особую рыбину, смешать ее кровь и внутренности и закопать эту смесь где-нибудь в теплом месте. Потом выкопаешь, добавишь сок из корней высоких цветов, что растут только на этом побережье. Вот почему мы возвращаемся сюда. Меняться и добывать эти корни. Они нужны, чтобы получить настоящий таккуук. Они усиливают крепость яда. Вы и рыбачить будете с таккууком?
— Мы охотники. Яд нужен нам, чтобы смазывать наконечники стрел и не бояться в лесу огромных мургу.
— Не бойся, таккуук убьет их.
— Мы уже набоялись досыта, — проговорила Армун. — Хватит.
Ее страху пришел конец. Арнхвит не станет марагом.
Керрик будет один ходить к своему Другу. Пусть разговаривает с ним, как она с парамутанами. Когда-нибудь эта тварь умрет. И все кончится. Придет конец всем страхам.
— Ты боишься идти на остров, — сказал Долл, сплюнув на песок.
— Не боюсь, а просто не хочу, — возразил Арнхвит. — Это тебе надо бояться — твой отец отлупил тебя, заметив на острове. Ты плакал тогда — я видел.
— И я! — завопил один из мальчишек и бросился бежать, когда Долл кинулся за ним.
Арнхвит тоже отступил — он был ниже, чем Долл, и не смог бы одолеть его в схватке. Оставалось только надеяться, что тот обо всем позабудет. Этому не суждено было осуществиться. Так и не поймав обидчика, Долл вернулся и больно ткнул пальцем Арнхвита в живот.
— Я видел, как ты ходил на остров с отцом. Я прятался и видел, как вы оба стояли рядом с марагом.
— Не смей говорить о моем отце!
— Почему? — ухмыльнулся Долл, и все мальчишки явно были на его стороне. — Ты собираешься запретить мне? Ну-ка, попробуй. Твой отец — наполовину мараг. И я видел, как вы там вертели задами и тряслись.
Вот так.
И он принялся изгибаться во все стороны и размахивать руками. Мальчишкам это показалось забавным.
— Заткнись! — Больше Арнхвит ничего придумать не мог.
— И я видел, как ты сам ерзал… так, и так, и так!
Мальчишки засмеялись. Воодушевленный успехом, Долл стал крутиться, изображая движения снова и снова. Арнхвит вспыхнул и, увидев перед собой спину врага, изо всех сил толкнул его. Долл повалился на землю, Арнхвит снова толкнул. Долл завопил, и Арнхвит бросился бежать.
Он бежал так быстро, что вопивший от ярости Долл не мог его догнать. За ними с криками помчались мальчишки. Они долго носились между шатрами. Потом Арнхвит перепрыгнул через костер, но Долл догнал его, схватил за руку и повалил на землю. И принялся колотить. Кулак Долла угодил Арнхвиту в нос, хлынула кровь — наблюдатели отозвались одобрительными воплями. Поднявшись, Долл пустил в ход ноги — и завизжал, получив крепкую затрещину.
— Маленького бьешь, младшего! — гневно рявкнула Меррис. — Лучше попробуй со мной справиться! — Она отвесила ему еще одну оплеуху, тот увернулся и бросился бежать. — Ну, кто еще хочет?
Она гневно оглядела мальчишек. Те поспешили исчезнуть.
— Мальчишки… — проворчала она себе под нос, подняла Арнхвита и вытерла ему слезы.
Намочив в холодной воде тряпку, она смыла кровь и прижала тряпку к носу. Наконец кровотечение и рыдания утихли.
— Иди к себе в шатер и полежи, иначе кровь снова пойдет, — велела она. — И не лезь к ним.
Расстроенный Арнхвит поводил ногой в пыли, отбросил в сторону щепку… Мальчишки посмеялись над ним — и были правы. Он действительно так делал, когда говорил на иилане'. Никогда больше он не станет говорить с этим противным марагом. А может быть, наоборот? Он умеет говорить с ним только он один из всех мальчишек. Значит, он лучше их. И он немедленно пойдет туда, куда другим путь закрыт.
В шатре было пусто, Малаген куда-то увела сестренку. Отца и матери не было уже давно. Никому, никому он не нужен. Одному только Надаске'. Арнхвит взял лук и колчан со стрелами. Заметив у входа свое рыболовное копье, прихватил и его. Он покажет Надаске', как бить им рыбу.
Пересекая остров, он никого не встретил. День был жаркий. Арнхвит вспотел и измазался. Так приятно было плыть через протоку, разделявшую два острова.
На том берегу он немного посидел, оглядел кусты — никого. И пошел вдоль берега. Дойдя до укрытия иилане', мальчик громко провозгласил, что желает говорить.
Надаске' высунул голову, выбрался наружу и зажестикулировал, давая понять, что рад видеть гостя.
— Будешь рад есть, — сказал Арнхвит, потрясая копьем. — Это колоть-бить рыбу. Я тебе покажу.
— Мудрость маленького превосходит пределы моего понимания. Мы пойдем бить рыбу!
