После возвращения в Алпеасак Вейнте стало ясно, что она потеряла расположение Малсас'. И причину не трудно было понять. Ведь Вейнте стала первой сарненото города, и власть ее, случалось, бывала большей, чем у самой эйстаа. И Малсас', соглашаясь с этим, одобряла все предпринимаемые Вейнте меры. Опала поджидала Вейнте, когда она вернулась с запада.

До сих пор все ресурсы города были к ее услугам, да что там города — всего далекого континента за морем. Флот урукето, доставивший жительниц Инегбана в Алпеасак, много раз отправлялся в города Энтобана, чтобы привезти желающих переселиться. Им говорили, что за морем на западе лежит целый неведомый континент и на нем растет город Алпеасак. Этот город, растущий в неизвестной глуши, мог быть полезным всем городам Энтобана: он мог принять всех топтавшихся по улицам города фарги, попусту изводивших так много пищи. И все эйстаа лишь рады были отделаться от лишних фарги. А потому охотно делали небольшие подарки — животных и растения, полезные для Алпеасака.

А тем временем возле Алпеасака росла модель Гендаси. Сначала на ней в подробностях было нанесено только побережье к северу от Алпеасака. О суше же ничего не было известно. Но все постепенно менялось — рапторы и другие птицы с каждым днем приносили все больше и больше снимков огромного континента. Умелые иилане по плоским картинкам воссоздавали на модели реки и горы, леса и долины. К западу от Алпеасака простиралось теплое море с цветущими берегами. Широкие реки вливались в него из этой страны изобилия, что должна была принадлежать иилане, а не устузоу, которые отравляли дивные края своим мерзким присутствием. Устузоу так и засели на своем севере, но местоположение стай тщательно отмечалось. Стаи были рассыпаны узкой полоской от океана до высоких гор, к югу от снега и льда. Настанет время, и их уничтожат поодиночке. Когда некоторые отваживались забредать на юг, Вейнте брала своих фарги, верных уруктопов и таракастов и отправлялась на север, чтобы уничтожить устузоу, прогнать их к снегам и льдам. С каждой победой слава Вейнте росла. И к падению ее привела крупная неудача.

Когда на западе обнаружили новые стаи устузоу, искавшие тепла и покоя подальше от льдов, Вейнте мгновенно сообразила, что делать. Идти надо было далеко, но жажда мести гнала ее. Чтобы доставить столько фарги и животных к месту высадки, потребовался целый флот урукето. И в конце зимы Вейнте выступила во главе армии, какой еще не знал мир.

На побережье высадилось великолепно вооруженное, снабженное всем необходимым войско. Иилане знали, где скрывались устузоу; они собирались по одной уничтожить их стаи. Так должна была прийти погибель всех устузоу.

Но армия вернулась разбитой.

В городе об этом стало известно задолго до того, как на берег ступила первая фарги. Когда Вейнте докладывала совету, Малсас' отсутствовала. Это уже было знаком очевидной немилости. Совет холодно выслушал ее объяснения, подвел итоги потерь и отпустил. Ее, Вейнте, отослали, как простую дурочку фарги!

Впавшая в опалу Вейнте даже не подходила к амбесиду, где в самом сердце города восседала эйстаа. Она держалась подальше и, всеми забытая, в одиночестве, дожидалась вестей, которых все не было.

Она была отверженной, и никто не подходил к ней, дабы не разделить ее участь.

Но через много дней появилась первая гостья, да такая, что Вейнте охотнее не видела бы ее вовсе. Но от встречи с эфенселе нельзя уклоняться…

— Ну кто же еще… — угрюмо сказала Вейнте. — Только Дочь Смерти может решиться повидать меня.

— Я хочу поговорить, эфенселе, — ответила Энге. — Я слышала многое о последнем походе, и новости печалят меня.

— Я и сама не рада, эфенселе. В поход я ушла как сарненото. А теперь сижу и тщетно дожидаюсь приказов… Даже не знаю, сарненото я или уже ниже нижайшей фарги.

— Я вовсе не собираюсь усугублять твою беду. Но если хочешь быть на гребне самой высокой волны…

— …окажешься в самой глубокой впадине между валов. Прибереги эти примитивные размышления для подруг. Я знаю все эти благоглупости, изреченные вашей несравненной Фарнексеи, и полностью отвергаю их… до последнего слова.

— Я не задержу тебя. Я хочу лишь узнать правду, кроющуюся за слухами.

Вейнте оборвала ее протестующим жестом.

— И знать не хочу, о чем болтают между собой жирные фарги, а уж обсуждать их бестолковые речи вовсе не собираюсь.

— Тогда поговорим о фактах, — невозмутимо и сурово продолжала Энге. — Вот факт, известный нам обеим. Сомнениями и спорами Пелейне расколола Дочерей надвое. Многих она убедила в том, что справедливость за тобой, и эти заблудшие увеличили численность твоей армии. Они ушли с тобой на кровавое дело. И не вернулись.

— Конечно, — ответила Вейнте, ограничив движения, чтобы не сказать лишнего, и сразу застыла. — Все они погибли.

— Ты их убила!

— Не я — устузоу.

— Если ты послала их в бой безоружными, как они могли уцелеть?

— Я посылала их на устузоу, как и всех остальных. А они решили не пользоваться оружием.

— А почему они так решили? Ты должна мне ответить! — Энге наклонилась вперед, тревожно ожидая ответа.

Вейнте отодвинулась от нее.

— Я не хочу тебе говорить, — ответила Вейнте, вновь ограничившись минимумом информации. — Оставь меня!

— Нет, пока ты не ответишь на мой вопрос. Я долго думала обо всем этом и поняла, что причина их действий имеет значение для самого нашего существования. Мы с Пелейне по-разному толковали учение Угуненапсы. Пелейне и ее последовательницы посчитали твое дело справедливым и пошли с тобой. Они погибли. Почему?

— Ты не получишь ответа. Ни одним словом я не помогу вашей разрушительной философии. Уходи!

Мрачная неподвижность Вейнте была непреклонной, но и Энге казалась не менее настойчивой и упрямой.

— Отсюда они ушли с оружием. А умерли с пустыми руками. Ты сказала, что они выбрали эту участь. А ты что выбрала? Убийство! Словно скот послала их на убой, на смерть.

Энге добилась своего — конечности Вейнте затряслись, но она сохраняла молчание. Энге безжалостно продолжала:

— А теперь я спрашиваю: почему они так решили? Что переменило их отношение к оружию? В походе что-то произошло. Ты знаешь и расскажешь мне.

— Никогда!

— Расскажешь!

Подавшись вперед и приоткрыв рот, Энге крепко стиснула руки Вейнте могучими большими пальцами. Движения Вейнте выражали удовольствие, и Энге ослабила хватку и отшатнулась.

— Дразнишь, хочешь, чтобы я прибегла к насилию, — задыхаясь от напряжения — приходилось сдерживать эмоции, — проговорила Энге. — Ты подстроила, чтобы я забылась, чтобы стала такой же, как ты… с твоим вечным насилием. Но я не стану более опускаться, как ни старайся. Я не опущусь до твоей животной сущности.

Гнев смел все самообладание Вейнте, выплеснул раздражение, скопившееся после возвращения и опалы.

— Она не опустится! Да ты уже опустилась! Посмотри на эти раны от твоих когтей — видишь? — кровь! И твое драгоценное высокомерие такая же пустышка, как ты сама. Я сержусь, но и ты сердишься, я могу убить, но и ты тоже.

— Нет, — успокоившись, ответила Энге, — этого не будет: так низко я никогда не паду.

— Никогда? Подожди, настанет и твой черед. Как и тех, что пошли за Пелейне. Они с радостью целились и убивали эту заразу, этих червей устузоу. Хоть на миг они стали настоящими иилане, не скулящими презренными выродками.

— Они убили — и умерли, — тихо проговорила Энге.

— Да, умерли. Просто не могли вынести, что оказались не лучше, нисколько не лучше всех остальных.

Тут Вейнте замолчала, осознав, что в гневе проговорилась и ответила на вопрос Энге, подтвердив ее идиотскую уверенность.

Гнев Энге мгновенно утих, когда правда дошла до нее.

— Благодарю тебя, эфенселе, благодарю. Сегодня ты сделала очень важную вещь и для меня, и для всех Дочерей Жизни. Ты подтвердила, что мы на правильном пути и должны идти по нему, не сворачивая. Только так дойдем до истины, предреченной Угуненапсой. Те, что убивали, умерли сами. И остальные видели это и решили умереть иначе. Так это случилось, не правда ли?

— Так случилось, но не по этой причине, — заговорила Вейнте в холодном гневе. — Они погибли не потому, что были лучше, не потому, что были выше остальных иилане, а потому, что оказались такими же. Они-то думали, что смерть их минует. Отверженных и безымянных, изгнанных из города. Они ошиблись. Они умерли тем же образом. И вы не лучше всех прочих… если только не хуже.

Задумавшись, Энге повернулась и молча направилась к выходу. В дверях она обернулась.

— Благодарю тебя, эфенселе, — проговорила она, — благодарю тебя за огромнейшую из истин. Мне жаль, что стольким пришлось умереть, чтобы мы осознали ее, но, может быть, иначе мы не могли бы понять. Быть может, и ты, жаждущая только крови, поможешь нам в обретении жизни. Благодарю.

Вейнте зашипела в гневе и разодрала бы глотку Энге, если бы та не ушла. Такие дерзости трудно было снести. Надо что-то делать. Не отправиться ли на амбесид и, встав перед эйстаа, обратиться к ней? Нет, это не годится, унижения перед всеми иилане она не перенесет. Что же тогда? На кого положиться? Только на нее, на нее одну. Ту иилане, что считает истребление устузоу самым важным делом на свете. Она вышла, подозвала проходившую фарги и что-то ей приказала.

…День близился к вечеру, никто так и не пришел, и Вейнте из гнева постепенно впала в прострацию, в безмолвное и бездумное оцепенение. И столь темна была тоска ее, что она с трудом смогла очнуться, когда перед ней оказалась иилане.

— Это ты, Сталлан?

— Ты посылала за мной?

— Да. Ты ведь не пришла ко мне по собственной воле.

— Конечно. Если бы это заметили, узнала бы и Малсас'. Подобного внимания от эйстаа мне не нужно.

— Я думала, что ты служишь мне. Или теперь ты ценишь свою чешуйчатую шкуру дороже?

Сталлан стояла, расставив ноги.

— Нет, Вейнте, дело важнее. И мое дело — убивать устузоу. Ты ведешь — я следую за тобой. На север, где ползают эти черви. Они любят, чтобы их давили. А если ты не ведешь — я жду.

Настроение Вейнте слегка улучшилось.

— Не признание ли это, могучая Сталлан? Не намек ли, что лучше было бы вовремя убить одного только устузоу? И тогда не нужна была бы вся эта великая война?

— Ты сказала, Вейнте. Не я. Но знай, что и я тоже разделяю твое желание разодрать глотку этому устузоу.

— А может, пусть бегает и прячется от наших отрядов?

Вейнте металась по комнате вперед и назад, извиваясь от раздражения, царапая когтями плетеные циновки.

— Сталлан, я говорю это тебе одной. Возможно, последний бой был напрасным. Но ведь когда мы начали сражение, никто не знал, чем оно окончится, а потом всех поглотила горячка боя. Даже тех, что теперь не станут говорить со мной. — Обернувшись, она указала большим пальцем на Сталлан. — Скажи мне, верная Сталлан, как получилось, что все время ты избегала моего общества, а теперь оказалась здесь?

— Потери забыты. В конце концов, это были всего лишь фарги. А теперь все говорят лишь об иилане, что погибли в лесах, о тех самцах, убитых устузоу на пляже. Я позаботилась, чтобы иилане видели снимки, принесенные птицами, чтобы иилане видели устузоу. И иилане смотрят на них и гневаются. Они спрашивают, почему теперь никто не бьет устузоу?

От удовольствия Вейнте издала хриплый, похожий на карканье звук.

— Верная Сталлан, я была несправедлива к тебе. Пока я пряталась здесь, ты сделала то, что наконец снимет мою опалу. Напомнила всем об устузоу. Показала всем, на что способны эти мерзкие черви. Там, на севере, — устузоу, они любят, чтобы их убивали. Скоро иилане придут ко мне, Сталлан, они вспомнят мое умение. Уж я-то умею убивать. Всем случается ошибаться и учиться на собственных ошибках. Теперь мы будем убивать их спокойно и уверенно. Как мы срываем с дерева плод, чтобы накормить животное, так оборвем мы все дерево устузоу, чтобы ни единого не осталось, и вся Гендаси, все просторы ее будут принадлежать нам, иилане.

— Я помогу тебе в этом, Вейнте. В тот день, когда я впервые увидела устузоу, я сразу же поняла: или они, или иилане. Кто-то из нас должен погибнуть.

— Это правда. В этом наша судьба, и от нее нельзя уйти. Настанет день, когда череп последнего устузоу повиснет на шипах Стены Памяти.

— Ты, Вейнте, повесишь его туда своими руками, — спокойно и искренне проговорила Сталлан. — Ты — и никто другой.