В дверь негромко постучали, но Адам Уорд притворился, будто не слышит. Выключив свет, он сидел у окна и смотрел на покрытые снегом, залитые сиянием звезд, неслышно проносящиеся мимо склоны Скалистых гор.

Вид неожиданно закрыла стена туннеля, в уши ударил грохот колес, и Адам недовольно поджал губы. Грохот смолк так же внезапно, и вновь появились горы. В дверь снова постучали, на этот раз сильнее.

— Уходите! – раздраженно крикнул он. Ему и без того хватило хлопот в последние недели: приготовления к поездке, интервью, проверки на лояльность и прочее. – Уходите, я никого не желаю видеть.

— Проводник, сэр. Пришел постелить вам.

— Позже.

— Мне нужно сейчас, сэр.

С досадой сунув ноги в тапочки, Адам подошел к двери, отпер, приготовив для проводника гневную отповедь, – пусть стелет, когда пассажир сам этого пожелает, – и повернул ручку.

В лицо ему ударила струя газа из баллончика. Адам зашелся судорожным кашлем и рухнул на пол.

Распахнув дверь, рослый мужчина пинком убрал с пути ноги лежащего, пропустил в купе коротышку и захлопнул дверь. Все это заняло несколько секунд – никто ничего не заметил.

— Надо поторопиться, – сказал рослый, глянув на часы. – Этот придурок не спешил открывать. Осталось всего четыре минуты.

Это прозвучало с упреком, будто в проволочке была вина напарника.

Пропустив слова рослого мимо ушей, коротышка начал раздеваться. Их отношения не отличались особой теплотой с первого момента знакомства, который совпал с началом операции. Ответ на вежливую просьбу представиться был невежлив: «В ячейках имен не бывает. Если хочешь, можешь звать меня Иваном». И тон был таким же оскорбительным, как и слова.

Под пальто на коротышке был комбинезон с единственной молнией. Потянув язычок замка, он сбросил одежду и задрожал от холода.

— Догола раздевайся, – велел Иван, стягивая пиджак с лежащего, голова которого с силой ударилась о пол.

Коротышка открыл рот, собираясь возразить, но промолчал, глядя, как Иван торопливо раздевает Адама Уорда, и выслушивая инструкции, которые и без того знал наизусть.

— Ты новичок в нашем деле, так что слушай, запоминай и действуй не думая. Об отпечатках и зубной карте мы позаботились, заменили их твоими. Но до нас дошел слух, что янки разрабатывают систему опознания по запаху – по образцам запахов, примерно так же, как по образцам голоса. Тебе придется надеть исподнее Уорда – оно вроде достаточно провоняло – и его рубашку с ароматными подмышками, на случай, если свой приборчик американцы захотят протестировать на твоей персоне.

— Как-то витиевато ты выражаешься, – проворчал коротышка, нарушив данное самому себе обещание говорить только по существу.

— А ты чересчур деликатен для такой грубой работы. Но хлипкий инструмент лучше, чем вообще никакого. Одевайся, и побыстрее!

Коротышка натянул еще теплую одежду, с трудом подавляя отвращение, – он знал, что любая его реакция лишь порадует Ивана. Когда он завязывал галстук, рослый посмотрел на часы и дал знак подвинуться. Словно по сигналу, в дверь резко постучали. Иван широко распахнул ее, в купе боком протиснулся еще один человек, огромного роста, массивный, но без единой унции жира. В руке он без особых усилий нес большой чемодан. Казалось, будто его фигура заполняет все помещение.

Забравшись с ногами на койку, чтобы освободить место, Иван щелкнул пальцами коротышке.

— Эй, ты, иди сюда. – И добавил, словно в голову пришла запоздалая мысль: – А ну, скажи, как тебя зовут?

— Уорд. Адам Уорд.

— Очень хорошо, Адам. – Иван погладил напарника по голове, словно послушного пса. Вагон качнулся и замедлил ход. – Давай заканчивать, подъезжаем.

Презрительно взглянув на коротышку, великан присел и открыл чемодан. Тот оказался пуст. Протянув руку, вновь прибывший приподнял обнаженное тело.

— Нет! – в ужасе пробормотал Адам.

— Да, – довольно улыбнулся Иван. – Ты удивишься, как мало места занимает человек в сложенном виде. В особенности если он весит всего пятьдесят четыре с половиной килограмма, как ты. Смотри.

Точными движениями и без малейших усилий – неужели приходилось делать это и раньше? – похожий на медведя великан прижал подбородок Уорда к груди и засунул туловище в чемодан, затем аккуратно сложил руки и согнул ноги в коленях, укладывая их на место. Адам в последний раз взглянул на обнаженное тело, свернувшееся в позе эмбриона, и крышка защелкнулась.

— Уорд, открой дверь и убедись, что в коридоре никого нет.

Тот, не раздумывая, подчинился. За окнами коридора проплыли огни небольшой станции. Поезд замедлил ход и остановился.

— Никого.

Его грубо оттолкнули в сторону, и человек–медведь протиснулся мимо, как пушинку неся тяжелый чемодан в одной руке. Иван вышел следом. Обернувшись, отдал последнее распоряжение:

— Я в соседнем купе, но беспокоить меня можно только в случае крайней необходимости. Видеть тебя больше не желаю. Что делать, ты знаешь.

Адам с грохотом захлопнул дверь, выразив этим все свое недовольство – на которое, как он знал, Ивану было совершенно наплевать. Впервые оставшись в одиночестве, коротышка облегченно вздохнул. Его подготовка наконец закончена. Утомительные занятия с неприметными людьми в сером, пластическая операция на лице, диета, чтобы достичь веса ровно в пятьдесят четыре с половиной килограмма… теперь обо всем этом можно забыть.

Стерев на койке пыльные отпечатки ног, он вымыл руки над маленькой раковиной и сел на то же место, где еще пять минут назад сидел Уорд. Послышался отдаленный свист и лязг – поезд тронулся. Снова пошел снег. Адам успел заметить темную фигуру человека–медведя, укладывавшего чемодан в машину, затем дома скрыли ее из виду.

Стук в дверь заставил его подскочить.

— Проводник, сэр. Пришел постелить.

Начиналась настоящая работа.

— Полагаю, вам известна крайне важная причина, по которой вы оказались здесь? – спросил Бхаттачарайя.

Его изувеченное тело покоилось в инвалидной коляске, клешнеобразные руки были покрыты старыми шрамами. Подавив вполне естественное сочувствие, Адам заговорил так, как ответил бы сам Уорд:

— Вы ошибаетесь, профессор. Приехать сюда меня заставили федеральные агенты – они угрожали, запугивали. Скоро у моих студентов экзамены, а мои собственные исследования…

Тот, к кому он обращался, остановил его взмахом руки.

— Крайне сожалею о причиненных неудобствах. Но могу заверить, что о работе, в которой вам предстоит участвовать, вы не смели даже мечтать. – В его старомодной английской речи слышался едва заметный акцент. – Как я понимаю, вы уже знакомы с доктором Леви. Он объяснит все, что вам требуется знать об эксперименте «Эпсилон», а я, с вашего позволения, вас покину. Добро пожаловать в самый интересный из наших проектов.

Инвалидное кресло со скрипом покатилось по коридору и скрылось из виду. Леви разжег старинного вида трубку, источавшую едкий дым. Он был лыс и худощав, во всем облике сквозила расслабленность, а на лице господствовал героических пропорций нос. Леви считался одним из лучших математиков страны, а может, и всего мира.

— Можешь звать меня Хайми, а я буду звать тебя Адам, по–простому. Годится?

Адам неодобрительно фыркнул, но Леви пропустил его реакцию мимо ушей.

— У нас тут сразу начались проблемы с контролем, а ты как раз из тех, кто мог бы помочь. Я читал твою статью о вентильных кмоп–матрицах. Они к тому же быстрые, что нам и надо. Сколько у тебя вентилей на шестидюймовой пластине?

— Сейчас около двадцати тысяч. Мы используем три типа соединителей, два металлических и один поликремниевый, с минимальной задержкой между вентилями в шестьсот пикосекунд.

— Замечательно. – Леви радостно кивнул и выпустил клуб ядовитого дыма. – Мы найдем применение такому быстродействию и даже большему. Сейчас объясню для чего. Проект «Эпсилон» пошел не так… вернее, именно так, как надо, совершенно случайно. С чего все началось, уже не имеет значения. Мы облучали различные образцы потоками протонов, все больше наращивая мощность. От проекта «Альфа» перешли к проекту «Бета», и так до «Дельты», но безрезультатно. Зато «Эпсилон» дал куда больше, чем можно было рассчитывать. С помощью этого эксперимента удалось пробить дыру в неизвестность – и никто, даже великий профессор Бхаттачарайя, не имеет ни малейшего представления о том, что произошло на самом деле.

— Вы шутите, доктор Леви?

— Для друзей я Хайми. Адам, будь моим другом. Мы тут одна большая счастливая семья. Отвечаю на твой вопрос: нет, я не шучу. Идем, покажу тебе, о чем речь.

Минимум шесть дюймов стекла отделяли операторскую от экспериментальной лаборатории, но у Адама шевелились волосы, пока в соседнем помещении накапливался электрический заряд, который затем рассеялся эффектным облаком искр.

— Этим электричеством можно неделю освещать Детройт, – сказал Хайми. – К счастью, правительство оплачивает все счета. Ты спросишь: а что нам это дает? Вот что. – Он показал на экран монитора, где на секунду вспыхнула точка, а потом исчезла, подобно искорке на экране выключенного телевизора. – Не особо впечатляет, да? Но давай-ка я увеличу картинку и замедлю ее.

На этот раз на экране появилась металлическая дыра с рваными краями, в глубине которой виднелось нечто похожее на лужу ртути.

— То, что ты видишь, увеличено во много раз. Самая крупная дыра из полученных нами была меньше двух миллиметров в поперечнике, она просуществовала всего пятьсот миллисекунд. Именно тогда мы провели опыт с температурой. Он тоже удался – хотя и не так, как мы ожидали. – Леви поискал среди разбросанных на столе видеокассет нужную и вставил ее в прибор. – Очень четкая картинка, с большим замедлением.

Снова появились рваные металлические края и сверкающая лужица. Внезапно на экране возник толстый стержень, скользивший в сторону ее поверхности. Двигаясь навстречу своему зеркальному отражению, он коснулся блестящей жидкости и какое-то время двигался дальше. Затем стержень остановился и начал перемещаться в обратном направлении. Большая его часть отсутствовала, виднелся ровный срез.

— Расплавился… или сгорел, – сказал Адам.

— Ни то ни другое. Температура не менялась, разве что ненадолго чуть понизилась. Не наблюдалось выделения каких-либо металлических частиц. Стержень просто вошел в субстанцию, а обратно уже не вышел. И прежде чем ты спросишь: с другой стороны он тоже не выходил, поскольку, что самое удивительное, у серебристой субстанции нет другой стороны. Можешь представить себе вещество только с одной поверхностью? Не проще, чем хлопок одной ладонью.

На следующее утро Адам Уорд появился в лаборатории ровно в девять и сразу с головой ушел в работу. В другой жизни – под другим именем, о котором никогда не позволял себе вспоминать, – он тоже занимался подобными исследованиями. Не такого масштаба, не с таким финансированием, но его работа была тесно связана с системами, которые он теперь помогал проектировать. И он честно трудился, пока его не призвала страна, вернее, рослые типы в темных пальто, которые объяснили, почему он не может отказать им в услуге. Но обо всем этом он сразу же забыл, разгадывая вместе с другими учеными тайну загадочной серебристой материи.

Когда пискнули наручные часы, он не сразу вспомнил, что это означает. Буквы на дисплее складывались в простое слово: «Сообщение». От кого сообщение? Нет, не от кого, а кому, – и душа ушла в пятки. Теперь он Адам Уорд, но одновременно и кто-то другой, и этот сигнал служит мрачным напоминанием. Пора отчитаться перед теми, кто прислал его сюда с другой стороны Атлантики.

Весь остаток дня ему было не по себе, и он ушел пораньше, сославшись на головную боль. Уединившись в стенах своей комнаты, достал программируемый калькулятор и, вытряхнув горсть магнитных карточек с программами и формулами, нашел ту, где хранилась программа шифрования. Медленно введя в память калькулятора отчет, пропустил его через программу и записал результат на новую магнитную карточку. Без кода отчет представлял собой лишь электронную кашу. Адам лег в постель, полный тревоги, но сразу же заснул и спал, как всегда, хорошо.

На следующий день после работы он проделал ритуал, который сложился за прошедшие три пятницы. Сперва поехал на автомойку, заплатил и подождал, пока служебный «плимут» скроется в водяном туннеле. Затем направился через улицу в гриль–бар «У Мамочки». Его нельзя было назвать первоклассным, но, по крайней мере, там подавали холодное пиво. Как всегда, быстро осушив кружку, Адам прошел в грязный туалет и запер за собой дверь. Ему потребовалось лишь несколько секунд, чтобы с помощью лейкопластыря прикрепить крошечную магнитную карточку к стене за бачком. Смыв воду, он отпер дверь и вышел, не обращая внимания на других посетителей бара, не пытаясь угадать, кто из них проверит тайник. Когда он вернулся на мойку, его машину вытирали насухо. Все оказалось достаточно просто. Часы уже были настроены на дату следующей закладки. Можно на какое-то время обо всем забыть и вновь сосредоточиться на поле «Эпсилон».

Всю следующую неделю ученые напряженно трудились, и им удалось несколько увеличить длительность существования поля. На еженедельном рабочем совещании профессор Бхаттачарайя выступил с ошеломляющей новостью:

— Джентльмены и, конечно же, леди, вас наверняка заинтересует теория поля «Эпсилон», разработанная доктором Леви. Мы вдвоем подробнейшим образом ее обсудили, и пришло время представить вам некоторые предварительные выводы. Доктор Леви?

На этот раз, ко всеобщему облегчению, трубка Леви бездействовала, лежа возле его локтя. Он предостерегающе наставил палец на профессора.

— Буду честен и расскажу об этом открытии всю правду. Да, я немало поработал на компьютере, дабы убедиться, что математическая теория поддерживает данную гипотезу. Но авторство идеи принадлежит не мне. Это всецело заслуга нашего знаменитого председателя, и только его одного. Что же касается самой теории…

Он глубоко вздохнул и потянулся к трубке, но тут же убрал руку, услышав вежливый кашель Бхаттачарайи. Единогласным решением коллектива ему не разрешалось, точнее, прямо запрещалось зажигать на подобных совещаниях источник ядовитого дыма. Судорожно дернув пальцами, Леви снова вздохнул.

— Только не смейтесь. Короче говоря, серебристая поверхность, которую мы наблюдаем, это… стык между нашей мировой плоскостью и какой-то другой. Или между нашим измерением и пространством в другом измерении. Или между «здесь» и «там» – вот только мы пока не знаем, где находится это «там». Но у нас есть мысли насчет того, каким образом можно это выяснить.

Наступила выжидательная тишина. Леви продолжал:

— Нужно создать второе такое же поле. Изучив взаимодействие между двумя полями, мы сумеем найти объяснение феномену.

Это вовсе не было концом исследований и даже началом конца – но это было первым шагом к более полному пониманию феномена «Эпсилон». Исследования продолжались, Адам каждую пятницу мыл машину и выпивал кружку пива и раз в месяц вешал карточку в туалете, – это было проделано уже четырежды, не считая первого раза. И каждый раз он забывал о предстоящем «ритуале», пока снова часы не подавали сигнал. Работа поглощала его точно так же, как и всех остальных, и он точно так же радовался, когда Бхаттачарайя решил подытожить результаты и предложил предварительное объяснение.

— Все мы слышали и высоко оценили данное доктором Леви описание пространства «Эпсилон». Надеюсь, он простит, если я попытаюсь изложить суть его превосходной работы, избегая математических терминов. За блестящей поверхностью находится иное пространство, пребывающее в неких отношениях с нашим собственным трехмерным. В настоящее время нам ничего не известно о физических характеристиках этого иного пространства, которое мы будем называть пространством «Эпсилон», за исключением того, что их невозможно каким-либо образом измерить с помощью известных нам приборов и методик. Оно может быть в бесконечное число раз больше, или в бесконечное число раз меньше, или вообще не иметь размера, с нашей точки зрения. Предположим последнее – ибо мы видели, что, если частица материи проходит сквозь один экран, она появляется из другого спустя неизмеримо малое время. Мы разнесли экраны на пятьдесят метров, но все равно не в состоянии измерить какой бы то ни было временной интервал. Предположим опять-таки, что в этой вновь открытой вселенной отсутствует измеримая временная разница. Отсюда следует – надеюсь, вы позволите мне столь фантастическое допущение, – что, если один экран будет находиться здесь, а другой в Индии, нечто вошедшее в первый в то же мгновение появится из второго. Если это так, то наше открытие изменит все – и я ничуть не преувеличиваю, как вы наверняка понимаете. Оно изменит все, что связано с транспортом в нашем мире, и это, в свою очередь, изменит сам мир до неузнаваемости. Похоже, в наших руках научное открытие исключительной важности.

Леви попытался что-то сказать, но тут же замолк, остальные тоже притихли. В это мгновение все как один вообразили себе картину будущей цивилизации – без дорог и поездов на земле, без огромных авиалайнеров в небе, без кораблей в морях; на смену всему этому придут простые экраны. Стоит шагнуть в такой экран, и окажешься в любой точке планеты. Сама мысль об этом была слишком поразительной, чтобы воспринять ее во всей полноте.

Конечно, предстояло решить немало технических проблем, но история человеческой технологии всегда была историей доработок и усовершенствований, какое изобретение ни возьми, – от аэроплана братьев Райт до «Конкорда», от первого парусника до атомного авианосца. Технические сложности всегда можно преодолеть.

Но каким станет мир, когда все проблемы наконец решатся?

— Я испытываю немалый страх, – сказал Леви. – Мы стоим на берегу неизвестного – и опасного – океана, и мне самому хотелось бы повернуть назад, так и не начав путь в неведомое. Но я знаю, что это невозможно. Мы способны, однако, хранить наше открытие в тайне сколь угодно долго, проводя все необходимые исследования и разработки. Главное, чтобы оно не попало в руки военным в тех странах, которые сочтут его оружием, а не экономическим благом.

Потом говорили и другие, но Адам Уорд их не слышал. Его мысли были далеко отсюда, в родной стране, не столь богатой и иначе управляемой; но тем не менее это его страна. Он никогда не пытался мыслить с точки зрения политики, радуясь уже тому, что его хозяева позволяли заниматься любимой работой. И сейчас, несмотря на все трудности, он тоже радовался, что ему поручили эту миссию. Он был счастлив оттого, что присутствовал при великом событии, не менее значимом, чем изобретение колеса.

Адам посмотрел на часы. До очередной автомойки и пива еще два дня. В эту пятницу от него не требуется оставлять закладку, но ему говорили, что экстренное сообщение можно передать во внеурочное время. Сигнал будет прост: в качестве чаевых вместо обычных скупых пятнадцати центов он положит на стойку долларовую банкноту.

Вечером в четверг он зашел в магазин по соседству с домом и купил два сэндвича и упаковку из шести бутылок холодного пива. Ему предстояла долгая работа, и времени на стряпню или посещение ресторана не оставалось. Войдя в квартиру, он, как обычно, тщательно запер за собой дверь и включил портативный радиоприемник. Унес радио в спальню, там сменил ботинки на тапочки, а затем прошел в кухню, где открыл бутылку пива и убрал остальные в холодильник. Он сам встроил детектор в радиоприемник, часто его проверял и знал, что тот вполне надежен. В его отсутствие никто не разместил в квартире жучки – ему приказали соблюдать меры предосторожности, и он делал это почти автоматически. Все внимание Адама занимал отчет – он должен быть максимально информативен и притом короток. Вводить текст по одному символу в ручной калькулятор было слишком хлопотно, и он достал пишущую машинку, на которой медленно и педантично отпечатал донесение. Когда закончил, шел уже десятый час, а полностью закодирован текст был уже за полночь. Болела шея, он крайне устал, но выручала пройденная подготовка. В большой каменной пепельнице он сжег записи вместе с лентой от пишущей машинки. Растерев неподатливую черную массу в пыль принесенной из кухни ложкой, смыл все до крупицы в унитаз. Дело было сделано, к немалому его удовлетворению.

На работе ему удавалось выбросить из головы тайную составляющую своей жизни, но не в эту пятницу. До сего дня это казалось лишь частью некоей игры – сложной и, быть может, опасной, но далеко не такой важной, как научная деятельность. И вдруг все изменилось. Вооруженные солдаты у входа в лабораторию, многократные проверки пропуска – теперь это воспринималось не как мелкие неудобства, а как старания противника помешать выполнению его главной задачи. Испытывал ли он из-за этого гордость? Возможно. Но на работе эмоции никак не сказывались, он исправно делал то, чему его научили. И пока отчет не попал по назначению, его миссия не закончена.

Когда наступило пять часов, он, стараясь не спешить, надел пальто и направился к машине.

Видимо, где-то впереди случилась авария – слышался отдаленный вой сирен, а транспортный поток, и без того плотный по пятницам, стал наглухо. Пять кварталов Адам преодолел с черепашьей скоростью, прежде чем удалось свернуть в проулок и объехать пробку. Автомойка закрывается в шесть. Если он опоздает, следующую закладку сможет сделать только через неделю. Мысль о том, что придется ждать так долго, внушала страх, даже ладони на руле вспотели, но, как оказалось, беспокойство было напрасным. Без пятнадцати шесть он затормозил возле водяных насосов, улыбнувшись чернокожему кассиру.

— Вы едва успели, – сказал тот, пробивая чек. – Жена в выходные вам бы всю плешь проела за грязную машину.

Кивнув, Адам Уорд расплатился и, дождавшись, когда сменится сигнал светофора, перешел на другую сторону. Здесь его тоже теперь хорошо знали. Кивнув накрашенной шевелюрой, Мамочка поставила перед ним на стойку кружку пива. Он быстро осушил ее, вдруг осознав, что не терпится покончить с делом, но, повернувшись в сторону туалета, обнаружил, что туда только что зашел другой посетитель, закрыв за собой дверь.

— Похоже, на этот раз тебя опередили, – прокудахтала Мамочка. – Еще пива, чтобы было потом чем заняться всерьез?

Он хотел было отказаться, но кивнул. Вторая кружка могла оправдать его внезапную щедрость в виде доллара на чаевые.

Услышав бульканье древней сантехники, Адам проглотил остатки пива и едва не поперхнулся. Он уже стоял перед дверью туалета, когда та со скрежетом открылась.

— Мы всего лишь посредники, сынок, – сказал вышедший навстречу старик, и Адам решил, что его раскрыли. Но то была всего лишь бородатая шутка: – Входит с одного конца, выходит с другого.

Он заперся и проверил дверь: шпингалет надежен. На сей раз магнитных карточек было две – донесение оказалось объемистым. Встав на цыпочки, приклеил пластырь и ощутил ни с чем не сравнимое облегчение. Все. Его задача выполнена. Добытую им информацию пусть обрабатывают другие. Два стакана пива давали о себе знать, он воспользовался туалетом, спустил воду, сполоснул руки над грязной раковиной, вытер их носовым платком и отпер дверь. Снаружи его ждали двое с мрачными физиономиями.

— Вы арестованы, – сказал один из них, показывая золотистый жетон. – Не суетитесь, и вам не сделают больно.

Застигнутый врасплох Адам позволил защелкнуть у себя на запястьях холодные наручники, и его решительно подтолкнули к выходу. Едва успев заметить отвисшую челюсть Мамочки, он засеменил под тычками мрачных типов к открытой дверце ожидавшего на улице лимузина. Адам пытался упираться, но тщетно.

— Моя машина, – сказал он. – Она на мойке…

Но тут он увидел, как на его машине выезжает на улицу кто-то другой. Не говоря ни слова, его запихнули на заднее сиденье лимузина, и только теперь накатило отчаяние. Все кончено. Раз и навсегда.

Допрос состоялся сразу же по прибытии. Грубо усадив Адама за большой стол, двое уселись по сторонам от него. Наручники не сняли – пусть напоминают о его крайне шатком положении. Вошел высокий незнакомец, явно старше угрюмой пары по должности. Придвинув стул к другому торцу стола, он включил магнитофон.

— Как вас зовут?

— Адам Уорд. Что вы себе позволяете?..

— Отвечайте на вопросы и не делайте глупостей. Кем бы вы ни были и как бы вас ни звали, мы следим за вами с момента вашего появления здесь. Кто вы и где настоящий Адам Уорд?

— Это какой-то абсурд! Я требую адвоката…

Он замолчал, увидев четкие фотографии приклеенных к пластырю магнитных карт.

— Вы будете говорить и ничего от нас не утаите. Начинайте.

Адам глубоко вздохнул. Все кончено – но отчего-то он был этому даже немного рад.

— Снимите наручники, и я отвечу на ваши вопросы. Вроде бы так происходит в фильмах про честных полицейских? В каком-то смысле я даже счастлив, что все закончилось. Я сделал то, что должен был сделать. Совершенное здесь открытие принадлежит всему человечеству и не является собственностью какой-то одной страны.

— Вы ничего не сделали, разве что заработали себе смертный приговор, – зловеще проговорил высокий. – Мы сняли все ваши закладки и выявили причастных. Сегодня же ночью их арестуют. Все кончено, вы проиграли.

— В самом деле? – посмотрев на часы, бросил Адам, которого раздражал высокомерный тон незнакомца. – На вашем месте я не был бы так уверен. Магнитные карточки – всего лишь резервный вариант. Оригиналы ушли другим путем.

Внезапный приступ боли бросил его на стол, затем кулак снова врезался в лицо, на этот раз сильнее.

— А ну, рассказывай, быстро!

Опять удар. Адам собирался хранить тайну, пока связной не окажется достаточно далеко. На боль он не рассчитывал. Что ж, придется говорить. Уже почти семь – бумагам наверняка ничто не угрожает.

— Что за бумаги? – спросил высокий.

Должно быть, Адам произнес это слово вслух и сам того не заметил.

— Машинописные отчеты, – шевельнул он распухшими, окровавленными губами. – Я всегда печатал на бумаге, прежде чем зашифровать. Потом оставлял листы под ковриком в машине и отдавал ее на мойку. А когда забирал машину, бумаг там уже не было.

Наступила тишина. Адам выпрямился на стуле, весь дрожа. Судя по злобным выражениям физиономий, он все-таки провел этих типов. Про автомойку они ничего не знали.

— Да ты из ума выжил, проклятый комми! – заорал тот, кто его бил. – На этой автомойке одни черные. Вы, русские, конечно, хороши, но не настолько. Черных русских у вас пока что нет.

— Прошу прощения, – медленно проговорил Адам. – Конечно, эти ребята – черные, по большей части из Вест–Индии. Хорошие агенты. И меня возмущает ваше предположение, будто я русский. Я канадец, выпускник Оксфорда, лаборатория имени Резерфорда. Полагаю, меня завербовала МИ–пять. Британцы, если вы не в курсе. – Превозмогая боль, переводя взгляд с одного потрясенного лица на другое, он улыбнулся. – Вы поделились техническими достижениями с союзниками, и это очень любезный поступок. Мы крайне признательны вам.