Глава 13. Та самая слеза

— Сегодня годовщина свадьбы!

Что такое они говорят? Сегодня? Черт побери! Я в больнице столько времени!

Подумаем… Меня привезли в отделение «Скорой помощи» 13 июля вечером. А сегодня у нас 24 или 25 июля. У нас две даты, потому что мы с Рэем поженились 24-го в мэрии, а 25-го обвенчались в церкви. Это была красивая церемония. После мессы в Гамбшейме, моей деревне севернее Страсбурга, праздничный обед был подан в соседней общине Кильстет в нескольких метрах от Рейна. Это было в 1970 году, тридцать девять лет назад. Я была совсем девчонкой, мне только что исполнилось восемнадцать. Но это было правильное решение! Решение, о котором я ни разу не пожалела, совсем наоборот.

Что думает Рэй сегодня? Как он настроен? Как он живет? Это самая грустная наша годовщина.

Как бы мне хотелось поцеловать его!

Или просто ему улыбнуться. Чтобы он улыбнулся в ответ.

Где мы будем на сороковую годовщину нашей свадьбы? И будет ли сороковое издание? Праздник, соответствующий любви этой крепкой пары, которую мы создали?

Я снова плачу в своей внутренней тюрьме. Если бы я только могла с ними говорить! Я рыдаю, тогда как мне следовало бы радоваться.

Кати говорит со мной очень нежно:

— Не беспокойся, мамочка, я забочусь о папе, все хорошо.

Мое сердце тонет в волне эмоций. Смесь любви, печали и страха. Внутри меня только слезы.

Кати продолжает:

— Ты не должна нас покидать. Ты знаешь, я тебе еще не говорила, но мне бы хотелось родить третьего ребенка. И ты обязательно должна познакомиться с этим ребенком! И он, конечно же, должен узнать свою бабушку.

Мой муж, моя дочь, мои внуки… Моя жизнь. Эта жизнь такая личная, и меня ее так странно лишают. Мне кажется, что я задыхаюсь.

— Мама?

Я чувствую, как Кати резко встает.

— Папа!

— Да?

— Папа, посмотри!

— Что случилось?

Они подошли так близко ко мне, как никогда еще не подходили. Я чувствую их дыхание, их волнение.

— Ну посмотри же! Мама плачет!

— Что ты такое говоришь?

— Слеза, вот она! Мне уже казалось, что она плакала, когда я с ней говорила. Но сейчас никаких сомнений: смотри, ведь это же слеза течет. Правда?

Теперь встал и Рэй.

— Пойду позову кого-нибудь!

— Мамочка, мамочка…

Голос моей дочери как будто мечется между отчаянием и счастьем. Так иногда смех бывает похож на слезы, а рыдания — на хохот.

Шум голосов. В палату входят люди.

Кати говорит с горячностью:

— Мама реагировала! Она плакала! По ее щеке потекла слеза!

Молчание.

Потом приговор:

— Это гель.

— Что, простите?

— Это, должно быть, гель. Вы знаете, гель на веках. Не стоит слишком быстро радоваться.

Но нет, Кати хочет радоваться! Сейчас, немедленно! Хорошие новости так редки, ими нельзя пренебрегать.

— Я знаю, что ей наносят гель! Но это была слеза!

Женщина вышла. Из своей черной ночи мне кажется, что я вижу, как она пожимает плечами.

Возбуждение Кати не спадает. И я заражаюсь этим ее возбуждением. Я чувствую, как вибрирую. Я вся превратилась в слух. Она говорит со мной с новой пылкостью, с новой убежденностью.

— Мама, ты меня слышишь? Ты слышишь меня? Если ты меня слышишь, скажи мне. Подай знак! Заплачь! Пошевели чем-нибудь!

Я чувствую нечто похожее на огромное удивление. За ним следует ошеломленная фраза, от которой сжались сердца всех присутствующих в этот момент:

— Она пошевелила пальцем!

Теперь заговорил Рэй.

— Это было едва заметно, но она пошевелила пальцем! Ты видела?

— Ты уверен?

— Анжель, моя дорогая, это великолепно! Ты пошевелилась!

И тут сквозь бесконечную ночь как будто прорвался свет! Как будто железные оковы, державшие меня в полной неподвижности больше десяти дней, начали трескаться.

Мне так хотелось, чтобы моя рука смогла отодвинуться от тела, чтобы дать им знак, зацепить их, обозначить мое присутствие! Мне так хотелось, чтобы слезы, затопившие меня изнутри, вырвались наружу! Я столько пыталась, так хотела, столько молилась… Казалось, будто тюрьма моего тела наконец приоткрылась под ударами моего духа.

Я возвращаюсь к моим любимым. Я возвращаюсь в настоящую жизнь.

Я плачу от радости.

Это самая прекрасная годовщина нашей свадьбы!