Урок 16
Если не можешь быть скалой, будь волной

Маджок Тиик Мадут бежал от гражданской войны в Судане, спасся от пуль восставших солдат, переходил вброд ревущие реки, полные крокодилов, не попал в зубы львам и гиенам, страдал от палящего солнца и раскаленного песка, пройдя много миль по пустыне, чтобы обрести безопасность в Америке – и погиб на автобусной остановке в Кливленде, штат Огайо.

Он и остальные «потерянные сыновья Судана» совершили почти библейское бегство из родной страны. Осиротевшие, бездомные, не имеющие ничего и никого, кроме таких же, как они. Вместе они пережили несколько лет в лагерях для беженцев в Кении, без родных и места, которое они бы могли назвать домом.

«Потерянные сыновья» потеряли счет виденным смертям. Они потеряли след своих родных, поскольку все бежали в панике и хаосе. Они сами не понимали, почему и как им удалось выжить, в то время как многим другим это не удалось.

Около тридцати этих потерянных мальчиков прибыли в Кливленд, чтобы осуществить «американскую мечту». Им помогла приехать сюда программа переселения госдепартамента в 2001 году. Выйдя из самолета, они увидели, что все кругом покрыто чем-то белым. Какая странная мука, подумал один из «потерянных сыновей», а потом зачерпнул ее ладонью, и они растаяла у него в руке. Они никогда раньше не видели снега.

Сотрудник благотворительной организации нашел «потерянным сыновьям» дешевое жилье и непритязательные рабочие места, а потом предоставил их самим себе. У «потерянных сыновей» не было никого, кто мог бы помочь им понять их новый мир. Они путали холодильник со шкафом. Один решил было, что лифт – это его комната. Они учились английскому языку, слушая людей и повторяя их слова. Они целиком зависели от доброты горстки незнакомцев. Некоторые нашли добровольцев, которые подвозили их на работу, учили пользоваться компьютером, помогли окончить школу. Но по большей части эти мальчики так и оставались потерянными – пока не потеряли одного из своих навсегда.

За две недели до Рождества 2006 года Маджок Мадут был застрелен, когда стоял на остановке, ожидая автобуса. Ему было 26 лет, но с виду он казался совсем мальчишкой. В день рождения он просил подарить ему пачку печенья.

В день похорон «потерянные сыновья» шли рядом с серебристым гробом, шаркая взятыми напрокат черными лакированными ботинками, на которые складками ниспадали мешковатые траурные костюмы. Они помогли священнику накрыть гроб белой тканью, а потом медленно и бережно расправляли ее, словно это была простынь, которая поможет упокоиться их другу. Эти высокие, худощавые мужчины сдерживали слезы, не давая им литься по впалым щекам.

Преподобный Боб Бегин просил у них прощения за то, что не сумело сделать общество.

– Мы не смогли построить для вас спокойный город, – говорил он «потерянным сыновьям». – Мы просим вас не уезжать от нас. Умоляем, останьтесь!

Братья Маджока отпели его, отпели тихими и глубокими голосами, вздымавшимися и опадавшими единой волной, словно пение святых монахов. Потом конгрегация спела песню «Не бойся». В тот день слова ее казались еще более значимыми: «Ты пересечешь голую пустыню, но не умрешь от жажды. В далеком странствии будешь ты в безопасности, хоть и не знаешь дороги…»

На кладбище Калвари они опустили Маджока в американскую землю, положив его на покой в стране, которая еще не стала по-настоящему их родиной. На языке динка пели они: «Откуда ты пришел, туда и возвращаешься». Они молились о том, чтобы Господь забрал туда Маджока.

После похорон они собрались на поминки в церковном зале, и лица их были мокры от слез. Другие скорбящие принялись думать, что делать дальше. Как им помочь остальным «потерянным сыновьям»?

«Потерянные сыновья» говорили мне, что им нужна более сложная работа, с такой зарплатой, которая будет покрывать арендную плату и обучение в колледже.

– Мы усердно трудимся, – говорил Акол Мадут. – У меня нет матери. У меня нет отца. Работа – вот мой отец. Вот моя мать.

Амиол Ароп был испуган.

– Если бы кто-нибудь возглавил нас, мы бы справились, – говорил Амиол. – Мы многое можем. Мы еле сводим концы с концами. Даже не знаю, как мы сможем выжить.

Алеу Атуаи говорил мне:

– Мы растеряны. Мы не знаем, что делать.

У католической монахини, которая старалась как-то помогать юношам, вскоре после гибели Маджока возникло странное чувство, что его смерть обернется неким не вполне ясным благом. Сестра Мэри Фрэнсис Харрингтон из монастыря святого Иосифа сказала им, что Маджок принесет им замечательный дар. Ей каким-то образом удавалось видеть духовное в ужасном.

И монахиня держалась за эту искру надежды. Со временем сотни волонтеров раздули ее в настоящее пламя. Для «потерянных сыновей» все изменилось, когда учитель истории из средней школы объединил свои усилия с монахиней и решил стать для них надежной скалой.

Тим Эванс, учитель истории из школы святого Игнатия, спустя месяц после гибели Маджока пригласил всех, кто хотел бы помочь молодым суданцам, на общественную встречу. Пришли больше 150 человек. Мужчины в костюмах. Подростки в толстовках. Матери с младенцами на руках. Маленькие девочки с хвостиками, похожими на пальмочки. Престарелые монахини с неземными улыбками. Река человечности текла в библиотеку, где Тим координирует программы социальной справедливости, где на практике воплощается девиз иезуитов «К вящей славе Божией», где учеников учат быть «людьми для других».

Тим не приглашал «потерянных сыновей» на эту встречу. Он боялся, что они вновь лишатся надежды, если люди придут, а потом снова ничего не сделают.

– Это наш миг. Это их миг, – сказал Тим собравшейся толпе. – Давайте потрудимся на благо этих парней.

Здоровенный офицер кливлендской полиции пожал руку крохотной монахине. Он хотел учить «потерянных сыновей» нормам поведения на улицах и пониманию американских законов. Женщина-риелтор выразила желание перестроить многоквартирный дом и поселить их в нем. Судебный поверенный предложил помочь с юридическими вопросами.

Одни люди решали быть скалой, другие – волной. Одни совершали большие поступки, другие – маленькие. Вокруг молодых суданцев сформировалось сообщество. Сотни людей приходили на ужины вскладчину, игровые вечера и деловые встречи.

Целая армия волонтеров вызвалась писать резюме и сопроводительные письма, возить их на рабочие собеседования. Добровольные наставники учили их водить машину, пользоваться компьютером, говорить по-английски. Они находили для ребят рабочие места и квартиры, а также собрали 93 тысячи долларов, чтобы помочь им оплачивать обучение в колледже, оформление гражданства и основные потребности.

Возник волновой эффект. Компания Dimple Dough Inc. запустила для них вебсайт. Компания Whole Foods приняла 12 «потерянных сыновей» на работу. Школа святого Игнатия предлагала наставников и волонтеров. Все молодые мужчины стали гражданами США. Они поступали в колледжи и начинали свои карьеры. Они нашли себе жен и обзавелись семьями.

Церковь собрала деньги, чтобы привезти в Америку мать одного из «потерянных сыновей». Когда правительство ее страны отказало в визе на выезд, церковь помогла ей выехать из Судана в Кению, чтобы поговорить по телефону с сыном Дэвидом. Прошло 20 лет с тех пор, как он в последний раз слышал ее голос.

Амиол Ароп пошел учиться в местный общественный колледж, чтобы стать учителем математики.

– Я остаюсь здесь, – сказал он. – Я чувствую себя здесь как дома. Это хороший город.

Малонг Мабиор сдал экзамен за курс средней школы и пошел в местный колледж, чтобы изучать бух-учет. Он основал проект под названием «Колодцы Исаака», чтобы людям Судана не приходилось проходить много миль, чтобы добыть питьевую воду.

Питер Дек стал летчиком и поступил на работу в службу помощи беженцам при ООН, чтобы помогать спасать других беженцев.

Акол Мадут опубликовал книгу о своей жизни под заглавием «Спящий с солнцем в глазах. Как потерянный сын нашел свой дом в этом мире».

Со временем эти люди стали скалой для других, рассылая во все стороны волны надежды.

Надгробная плита над могилой Маджока подводит итог истории его короткой жизни. Надпись должна была заканчиваться словами «потерянный сын Судана», но его братья поняли, что Маджок больше не был потерянным – как и они сами. По их настоянию была добавлена еще одна строчка. Теперь надпись на надгробном камне выглядит так: