УРОК 15
Все может измениться в мгновение ока, но не волнуйся: Бог никогда не моргает

В одном из своих романов Чейм Поток рассказывает, как видит Бог в сравнении с тем, как видит человек. Мы видим мир раздробленным на кусочки, потому что моргаем. Но Бог никогда не моргает, поэтому Он видит Вселенную так, как нам недоступно. Цельной.

Представь только, что мы смогли бы увидеть, если бы за всю жизнь ни разу не моргнули!

Некоторые верят, что небольшое число людей умеет видеть в эти мгновения ока. Искусствовед сестра Мария Пюрия Рива однажды сказала журналисту, бравшему у нее интервью, что святые и художники могут видеть, когда моргают. Их творения сияют красотой цельности. Они смотрят глазами веры. Другими словами, если у тебя есть вера, ты можешь видеть то, что недоступно обычному зрению. Ты можешь видеть свет того, что есть сейчас, там, где другие замечают только тьму того, чего еще нет.

Однажды мне встретился человек, который видел свет того, что есть, среди того, чего еще нет. Как-то под Рождество его жизнь изменилась в мгновение ока.

В декабре 2002 года приходской священник отец Майк Суруфка был в отъезде, и тут ему позвонили. Его дом горел. Мужчина бросился назад, а новости становились все хуже. Его лучший друг, пастор церкви, пропал. Никто не мог найти отца Вилли.

Потом позвонил епископ. Пожарные нашли тело отца Вилли среди обломков. В ходе расследования открылось еще более страшное. Священник погиб не из- за пожара. Его застрелили. Кто мог убить отца Уильяма Гуласа?

В церкви святого Станислава в Славик Виллидж, старом районе Кливленда, все любили отца Вилли. Он был пастором великолепной богато украшенной польской францисканской церкви. В день пожара отец Майк приехал в церковь на пятичасовую мессу как раз тогда, когда люди пели «Агнец Божий, смилуйся над нами». Священник держался, пока не увидел мальчиков и девочек служек. Они пришли все до единого. Позвонили друг другу и позвали в церковь. Они стояли в сутанах, лица их были мокрыми от слез.

Отец Майк заплакал.

Все стало только хуже. Полиция обвинила в убийстве францисканца. Брат Дэниел Монтгомери жил с отцами Майком и Вилли, но еще не принял пострига, не успел вступить в орден. Он вел себя странно и заставлял людей чувствовать неловкость. Отец Вилли должен был объявить Дэниелу, что вступить в орден у него не получится.

Брат Дэн застрелил его. А затем поджег дом пастора, чтобы скрыть убийство.

В ту ночь отец Майк лежал в постели, зная, что потерял все: вещи, дом, друга. На следующий день он бродил среди обломков, по почерневшим коридорам, среди битого стекла, оголенных проводов, вдыхая запах дыма.

Он лишился дома. Его близкий друг был убит. Вся церковь разорена. Более глубокого отчаяния отец Майк никогда не испытывал. Когда священник открыл дверь, к нему подошла женщина. Сейчас он называет ее ангелом.

— Как ты? — спросила она.

Отец Майк сказал правду:

— У меня ничего больше нет.

Женщина посмотрела на него и произнесла четыре слова, которые изменили его жизнь:

— У тебя есть мы.

С тех пор он смотрит на мир по-другому.

— У меня есть все, — так говорит он сейчас.

В ту ночь ему открылась самая суть того, что значит быть францисканцем: если ты верен только Богу и любви, то все самое важное у тебя есть. Отец Майк двадцать лет носил простую длинную коричневую сутану святого Франциска, но только в тот момент стал францисканцем.

Основа францисканского ордена — это братство. Оттого-то смерть отца Вилли казалась еще ужаснее. Брат убил брата.

Отец Майк шел по сгоревшему дому, и осколки хрустели на черном ковре под его сандалиями. Он остановился в своем бывшем кабинете, где кнопки при- плавились к доске объявлений, фотографии друзей скрутились в подобие черных когтей. Шел по туннелю черноты, мимо заколоченных окон, мимо угольных дверных проемов, туда, где раньше была часовня. На закопченной от дыма стене остался белый след там, где висел крест. След был таким ярким, что, казалось, светился во тьме.

Священник прошел через кухню, где они с отцом Вилли делили хлеб насущный. Задержался у прохода, где нашли тело. Остановился в гостиной, где они по — ставили елку. Как может его паства

праздновать Рождество? Как вообще можно радоваться после такого?

Прихожане церкви святого Станислава знали, что Рождество будет нелегким, поэтому они нашли для церкви самую пушистую, самую высокую елку — метров пять. Ее увешали гирляндами, и каждый из этой крепкой польской общины принес какое-нибудь украшение из дома. Это было самое восхитительное дерево из всех, что им довелось видеть.

На лице отца Майка появляется улыбка, когда он говорит о том Рождестве, самом темном и самом светлом Рождестве в его жизни. Он берет потрепанную черную Библию, которая почти распадается на две половинки, когда открываешь посередине; она вся помятая из-за того, что ее так часто читали. Священник бегло просматривает Евангелие от Иоанна 1:5 и улыбается, когда находит нужную фразу. Он говорит: «Это так по- рождественски». Потом зачитывает вслух: «И свет во тьме светит, и тьма не объяла его».

Он закрывает книгу. На обложке, в правом нижнем углу, золотыми буквами напечатаны два слова: «Уильям Гулас».

Это была книга отца Вилли.

Святой Франциск однажды сказал, что нет такой тьмы, которую не может пронзить свет одной-единственной свечи.

Та женщина была свечой.

Единственным огоньком.

Мгновением.