Когда я оканчивал университет, у меня появилась привычка раскачиваться на стуле за обеденным столом. Я не отказывался от нее даже в родительском доме, и мама всегда говорила мне: «Рэндольф, ты сломаешь этот стул!»

Мне нравилось раскачиваться на стуле. Мне было удобно. Да и стул прекрасно себя чувствовал на двух ножках вместо четырех. Каждый раз за обедом я раскачивался, а мама делала мне замечания.

Однажды она сказала: «Прекрати раскачиваться на стуле. Я не собираюсь больше повторять!»

На этот раз ее слова прозвучали так, что пришлось прислушаться. Я предложил заключить контракт — письменное соглашение между родителями и ребенком. Если я сломаю стул, то должен буду оплатить не только сам стул... но, в качестве штрафных санкций, и ремонт всей столовой. (Заменить один стул в гарнитуре двадцатилетней давности было просто невозможно.) Но мама обязывалась более не делать мне замечаний, пока стул цел.

Конечно, мама была права: ножки стула могли не выдержать и подломиться. Но мы оба решили, что соглашение — лучший способ избежать ссоры. Я принял на себя ответственность и обязался возместить нанесенный ущерб. Мама получила возможность сказать: «Меня всегда надо слушаться», если ножка все же сломается.

Стул так и не сломался. Когда бы я ни приехал в родительский дом и когда бы ни начал раскачиваться на нем, наше соглашение действительно. И это неудивительно. Соглашение изменило динамику отношений в нашей семье. Не хочу сказать, что мама стала настолько продвинутой, что даже предлагает мне покачаться на стуле. Но я думаю, что она давно уже присмотрела новый гарнитур в столовую.