IX. Летун
Рекс и Роз-Мари после свадьбы
Хорсе Меса — это даже не просто маленькое поселение, а скорее лагерь, построенный для рабочих, которые строили плотину Хорсе Меса на реке Солт-ривер. После строительства плотины появилось озеро Апачи, а ГЭС вырабатывает электроэнергию, которая идет в Финикс. В Хорсе Меса жило всего 13 семей, но в этих семьях были дети, а детям надо ходить в школу, и летом я получила работу в этом поселении.
Мы поменяли красивый, но малонадежный Kaiser на добрый, старый, сделанный в Детройте Ford, и в одно прекрасное июльское утро уложили чемоданы в автомобиль и поехали сначала на восток, до развязки Апачи, а потом до равнины Тортилла, где асфальт закончился. Далее началась грунтовая дорога, которая, извиваясь, поднималась в горы Суперстишен. Окружающая местность радовала глаз даже больше, чем Гранд Каньон. Мы проезжали мимо огромных скал из красного и золотого песчаника, лежащего слоями, словно книги на полке. Склоны гор заросли кактусами. В этих растениях не было ничего красивого, но они поражали своей способностью выживать в неимоверно сухом климате, каменистой почве и на самых негостеприимных горных склонах. При этом некоторые из этих кактусов давали чертовски вкусные плоды.
Мы проехали несколько километров по тропе апачи и вышли на еще более узкую дорогу, которая шла на север. Мы «вписывались» в резкие и опасные повороты дороги, проезжали под нависшими над тропой скалами и мимо горных массивов самой причудливой и невообразимой формы. Джим был за рулем, машина ползла, как черепаха, прижимаясь к скале, чтобы не сорваться вниз. Край дороги не был огорожен и не имел бордюра. Одно неправильное движение — и машина в любую секунду может сорваться в пропасть. Дорога, по которой мы ехали, называлась «Агнесса плачет» и свое название получила после того, как ехавшая в эти края учительница школы Агнесса разрыдалась, поняв, в какую глухомань ее забросила жизнь. Мне, напротив, нравилось все то, что я видела. Я была рада подальше уехать от дорожных пробок, школьных информационных бюллетеней, бюрократов, сирен учебных тревог и запертых дверей в городе. Джим пошутил, что этой дороге надо дать новое название — «Лили смеется».
Дорога «Агнесса плачет» вывела нас на дно каньона. Мы повернули за угол и увидели темно-синее озеро в обрамлении скал из красного песчаника. Хорсе Меса прилепилась на склоне горы над озером. Это поселение состояло всего из нескольких домов и находилось далеко от цивилизации. Агнесса оказалась совершенно права — это была настоящая глухомань. Два раза в неделю сюда от плотины Рузвельта приезжал грузовик с продуктами. Здесь был только один телефон, который стоял в местном «клубе». Когда тебе надо было позвонить, надо было сообщить номер оператору на коммутаторе в Темпе, который назначал время соединения, шедшего через коммутатор в Мормон Флэтс. Телефон находился в общественном месте и не в будке, поэтому окружающие слышали, о чем ты говоришь.
Мы были очень довольны новым местом. Дети весь день провели на озере, ныряя со скал в прохладную воду. Здесь были река и озеро, куда на водопой собирались разные животные: толстороги, ящерицы-ядозубы, чаквеллы и гремучие змеи.
Джим нашел работу в бюро по землеустройству в качестве водителя грузовика, развозящего гравий. Этот гравий использовался для дорожных работ на всем протяжении тропы апачи. Джим был доволен своей работой. Он ездил на мощном грузовике, никто ему ничего не указывал, и работал он на природе.
И я наконец снова вернулась в школу, размещающуюся в одной комнате. Здесь не было холодных, как рыбы, бюрократов, которые контролировали меня и говорили, как и что я должна преподавать.
В школе Хорса Меса было всего восемь классов, поэтому осенью нам пришлось уже в третий раз отправить детей в интернаты. Роз-Мари пошла в школу Св. Джозефа — небольшое, но качественное учебное заведение в Тусоне. Я знала, что многие из ее одноклассниц выросли в обеспеченных семьях, поэтому перед ее отъездом сделала ей подарок.
«Жемчуг! — воскликнула Роз-Мари, открыв коробочку. — Наверняка очень дорогое ожерелье».
«Я купила его на зеленые марки S&H, — объяснила я. — И это не настоящий жемчуг, а искусственный». Тут я впервые для Роз-Мари рассказала историю о моем первом горе-муженьке и его семье. «— Этот козел подарил мне фальшивое кольцо. Несколько лет я свято верила в то, что оно настоящее. Ну, а потому, что я сама в это верила, то верили и все окружающие. — Я надела ожерелье и застегнула его на ее шее. — Главное — выше голову, — посоветовала я, — тогда никто даже не заподозрит, что это искусственный жемчуг».
Дети уехали в интернаты, и наша жизнь в Хорсе Меса шла тихо и спокойно. Тишина и спокойствие объяснялись во многом окружающей природой. Мы жили, словно в храме, который построила сама природа. Встаешь утром, выходишь на улицу и смотришь вниз на синее озеро, окруженное слоеным пирогом гор из песчаника, красные и желтые слои которого природа создавала на протяжении миллионов лет, и десятки темных впадин, которые после дождя превращались в водопады. Во время одного дождя я насчитала двадцать семь водопадов.
Жители Хорса Меса не ругались и умели находить общий язык. Мы должны были ладить, у нас не было другого выхода. Все мы зависели друг от друга, и споры были роскошью, которую мы не могли себе позволить. Никто не жаловался и не сплетничал. Радио в этих местах плохо ловилось. По вечерам дети играли, а взрослые ходили друг к другу в гости. Ни у кого из нас не было много денег, поэтому не говорили на темы, которые интересуют обеспеченных людей. Мы говорили о том, что важно для нас: о погоде, уровне воды в озере, о большом окуне, которого поймали под мостом, и о пуме, которую видели около ручья Фиш-крик. Жителям города могло бы показаться, что нам было нечем заняться и не о чем поговорить, но мы не разделяли это мнение. Наша жизнь была спокойной и размеренной.
Несмотря на то что все было тихо и спокойно, у меня иногда происходили случаи, когда я испытывала гнев и возмущение. Я уже давно интересовалась политикой, но после того, как департамент образования попытался закрыть в нашем районе пару школ, я связалась с национальным профсоюзом учителей и поняла, что у меня есть определенные способности для того, чтобы заниматься политикой. Я поняла, что при наличии острых локтей и громкого голоса очень легко привлечь внимание политиков, в особенности если хватаешь их за галстук и тычешь в грудь пальцем.
Чтобы заставить врунов-политиков выполнять свои предвыборные обещания, я начала регулярно ездить в Финикс. Однажды вместе с Роз-Мари я ворвалась в офис губернатора для того, чтобы сказать ему, что он обязан финансово поддерживать школы и выполнять нормы, гарантирующие гражданам право на получение образования. Когда тот пригрозил меня арестовать, я ответила, что я — налогоплательщик, любящая мать двоих детей и преподаватель. Я устрою пресс-коференцию и докажу, что он — сукин сын, который не выполняет свои обещания.
Я стала ответственной избирательного округа Хорсе Меса от партии демократов. Я всегда носила с собой регистрационные карточки избирателя и интересовалась у людей в очереди о том, зарегистрировались ли они для того, чтобы иметь право голоса. Если они еще не зарегистрировались, я давала им карточку. «Все, кто думает, что он слишком маленький и незначительный человек, пусть вспомнит, каким болезненным может быть укус комара», — обычно говорила я.
Взрослые члены всех тринадцати проживающих в Хорсе Меса семей в результате моей работы зарегистрировались. В день выборов Джим отвез меня в Тортилла Флэтс. Я вышла из машины, в одной руке у меня были бюллетени всех двадцати шести избирателей, а в другой револьвер с перламутровой рукояткой. Так, на всякий случай, если кому-то придет в голову встать между мной и избирательным участком. Войдя в двери избирательного участка, я громко заявила: «Внимание! Вот бюллетени избирателей из Хорсе Меса. У нас проголосовало сто процентов избирателей».
Мы с Джимом придумали себе новое хобби — поиски урана. Правительству нужен был уран для производства ядерного оружия, и было объявлено вознаграждение в размере ста тысяч долларов тому, кто откроет месторождение урана. Одна нищая семья в Колорадо нашла такое месторождение и уже получила свои деньги. Джим купил подержанный счетчик Гейгера, и по выходным мы выезжали в пустыню в поисках камней, на которые реагировал этот счетчик.
К моему удивлению, мест, в которых счетчик Гейгера показывал радиацию, оказалось довольно много. В этом смысле особенно удачным оказалось место под названием Французская равнина (Frenchman’s Flat). Там мы быстро насобирали несколько ящиков камней. Несколько камней мы отвезли химику-лаборанту в Мормон Флэтс, но тот сказал, что это не уран, а обычная радиация. Как он нам объяснил, эти камни находились поблизости от взрывов ядерного оружия, которое проводилось в тех местах.
Однако я не выбросила эти камни, решив, что когда-нибудь они чего-то да будут стоить. Мы поставили ящики с камнями в подвал и потом еще несколько раз выезжали на поиски урана.
После окончания школы Роз-Мари и маленький Джим поступили в университет штата Аризоны. «Маленький» Джим вымахал ростом 194 см и весил под сто килограммов. Он стал выше Большого Джима. Маленький Джим играл в американский футбол, съедал полпачки хлопьев на завтрак и не любил учиться. На первом курсе он познакомился с красоткой по имени Диана, отец которой был каким-то важным бюрократом в почтовой службе Финикса. Они поженились, Джим бросил университет и стал полицейским.
«Первый пошел, вторая на подходе», — подумала я.
Мне казалось, что мы с Роз-Мари достигли определенного взаимопонимания. По крайней мере, мне казалось, что это было понимание, хотя она сама упорно считала, что я навязываю ей свою волю. Как бы там ни было, мы договорились, что она может сколько угодно изучать в университете искусство, но специализироваться надо на предметах, необходимых для преподавания, чтобы получить диплом учителя. После войны бывшие солдаты вернулись домой, и Роз-Мари постоянно получала приглашения на свидания. Более того, несколько мужчин даже умудрились сделать ей предложение. Я говорила, что Роз-Мари не стоит торопиться и надо немного подождать. Я понимала, что ей нужен надежный мужчина, который мог бы ее поддержать. У нее был ветер в голове, но если рядом с ней будет рассудительный и спокойный мужчина, она сможет создать с ним семью, преподавать в начальной школе, вырастить пару детей и рисовать в свободное время, сколько ей вздумается.
Надежных мужчин, наподобие ее собственного отца, было достаточно, и я была уверена в том, что рано или поздно она такого найдет.
Летом после окончания третьего курса она вместе с подругами начала ездить и плавать в каньоне Фиш-крик. Однажды вечером она вернулась домой и рассказала историю, которая показалась ей веселой. В каньон приехала группа молодых пилотов. Когда она прыгала со скалы в воду, один из них был настолько поражен ее красотой, что прыгнул за ней в воду и сказал, что на ней женится.
«Я сказала ему, что мне уже делали предложение двадцать два мужчины, и я всем им отказала. Почему он считает, что я ему не откажу? Он тогда заявил, что не делает мне никакого предложения, а просто сообщает, что мы поженимся».
Такой уверенный в себе человек, подумала я, должен быть или прирожденным лидером, или мошенником. «И какое впечатление о нем у тебя сложилось?» — спросила я.
Роз-Мари на мгновение задумалась. «Он любопытный парень, — сказала она, — не такой, как все. Он не очень хорошо плавает, но все равно прыгнул в воду».
Парня, который прыгнул за Роз-Мари, звали Рекс Уоллс. Он вырос в западной Виргинии и служил на базе ВВС Люк. С первого свидания с ним Роз-Мари вернулась очень довольной. Они встречались в мексиканском ресторане, какой-то мужчина принялся с ней флиртовать, Рекс начал с ним драку, которая переросла в общую потасовку, и Рекс с Роз-Мари убежали до прибытия полиции.
«Он сказал, что мы с ним „слиняли“», — сказала Роз-Мари.
О, боже, подумала я. Хулиган. Только этого ей и не хватало.
«Очень многообещающее начало», — сказала я вслух.
Роз-Мари не заметила моего сарказма. «Он весь вечер проговорил. У него куча планов. И его очень заинтересовали мои картины. Мам, это первый мужчина, который приглашал меня на свидание и серьезно отнесся к моему искусству. Он даже попросил показать мои работы».
В следующие выходные Рекс появился в Хорса Меса, чтобы посмотреть на картины Роз-Мари. У него были узкие темные глаза, дьявольская ухмылка и зачесанные назад темные волосы. Его манеры были обходительными. Он снял фуражку, крепко пожал руку Джима и нежно сжал мою. «Вот откуда у Роз-Мари ее красота», — сказал он мне.
«Тебя не учить, как говорить комплименты», — заметила ему я.
Рекс закинул назад голову и громко рассмеялся.
«Теперь я вижу, от кого у Роз-Мари ее независимый нрав».
«Я всего лишь старая училка, — ответила я, — с хорошими зубными протезами». Я вынула протезы и продемонстрировала их Рексу.
Роз-Мари побледнела от ужаса и воскликнула: «Мама!»
Но Рекс снова рассмеялся. «Очень хорошая работа, — заметил он, — но у меня самого не хуже». Он вынул свои вставные челюсти и объяснил, что, когда ему было семнадцать лет, его машина врезалась в дерево. «Машина-то остановилась, а я нет», — добавил он.
«Парень действительно интересный», — подумала я. По крайней мере, тот, кто смеется над несчастным случаем, во время которого потерял зубы, должен быть смелым и открытым человеком.
Роз-Мари внесла в комнату несколько своих работ: пейзажи пустыни, изображения цветов, кошек и портреты Джима. Рекс брал картины одну за другой и хвалил яркость красок, удачную и выигрышную композицию, хорошую технику, уверенный мазок и так далее и так далее. Он нес полную, по моему мнению, ерунду, однако Роз-Мари слушала его, затаив дыхание, как в свое время слушала треп француженки Эрнестин.
«А почему эти картины не висят на стенах?» — поинтересовался Рекс.
В гостиной у нас висели две репродукции картин с изображением леса, которые я купила потому, что небо на них по гамме идеально соответствовало цвету ковра на полу. Недолго раздумывая и не спрашивая разрешения, Рекс снял картины и на их место повесил работы Роз-Мари, в которых не было и намека на голубой цвет.
«Вот, — сказал он, — здесь им и место».
«Картины хорошие, но под ковер не подходят, — заметила я. — Я долго искала их, потому что синий цвет на них точно соответствует цвету ковра».
«Да, к черту все эти соответствия! — ответил Рекс. — Иногда полезно все перемещать. — Он показал пальцем на картины: — Это всего лишь репродукции, — а потом на работы Роз-Мари: — А вот это оригиналы. Более того, это просто шедевры».
Я бросила взгляд на Роз-Мари. Она буквально светилась от удовольствия.
К концу того лета Роз-Мари и Рекс стали встречаться регулярно. Мне было сложно сказать, насколько серьезно Рекс относился к моей дочери, но одно было очевидно — он был упорным парнем. Мне казалось, что я вижу его насквозь. Он умел очаровывать, но этой способностью обладали все мошенники, которым надо сначала завоевать твое доверие, а потом обобрать тебя до нитки. Это я поняла по опыту общения с моим первым мужем. У этого Рекса всегда наготове была шутка, он мог разглагольствовать на любую тему, осыпал людей комплиментами, словно щедро раздавал жвачку, и делал все, чтобы ты чувствовал себя центром вселенной. Тем не менее я не стала бы подпускать его к себе слишком близко.
У него было много разных планов. Он постоянно говорил о новых источниках энергии: солнечной, термальной и энергии ветра. Джим считал, что Рекс — это просто трепло. «Если можно было бы использовать энергию воздуха, который он выталкивает из себя, то можно осветить весь Финикс», — сказал однажды Джим.
Я никогда не предостерегала Роз-Мари о возможных проблемах отношений с Рексом, потому что именно в таком случае эта своевольная особа точно сделала бы какую-нибудь глупость. Я просто говорила ей, что, возможно, Рекс в долгосрочной перспективе — не самый идеальный партнер.
«Я бы не назвала его надежным, как скала», — объяснила ей я.
«А я и не хочу выходить замуж за скалу», — ответила она.
Роз-Мари говорила мне, что ей в Рексе нравится то, что когда они вместе, что-то постоянно происходит. Рекс умел и любил завязать разговор с незнакомым человеком. Он действовал спонтанно и неожиданно. Он обожал розыгрыши и сюрпризы. Однажды он тайком пронес одну из небольших картин Роз-Мари в художественный музей Финикса, повесил ее на стене, а потом пригласил ее в музей. Она страшно удивилась и была польщена, когда Рекс подозвал ее к висящей на стене работе и произнес: «Ой, да ты только посмотри! Самая лучшая картина во всем музее!»
С Рексом постоянно происходили странные события. Некоторые из этих событий были смешными, некоторые пугающими, но все, чем бы он ни занимался, превращалось в приключение. Он был непредсказуемым и видел эту черту характера в других, словно масон, считывающий тайные сигналы. С ним можно было пойти в цирк и познакомиться с клоунами, наездницей и глотателем шпаг. После представления он в этой компании мог пойти пить в бар, в котором глотатель шпаг рассказывал о секретах своего ремесла, наездница-цыганка вспоминала времена, когда она сидела в нацистском концлагере, а один из клоунов, тот, у кого были самые грустные глаза, мог признаться, что поблизости живет девушка, которую он никак не может разлюбить, после чего все толпой садились в машину и в четыре часа утра стояли под балконом этой женщины, распевая серенаду Red River Valley — «Долина Красной реки», чтобы та снова полюбила клоуна с грустными глазами.
Однажды осенью, во время каникул Роз-Мари, в нашем доме в Хорсе Меса появился Рекс. На нем были ковбойские сапоги и огромная шляпа. Джим, Роз-Мари и я сидели за кухонным столом и доедали манную кашу. Я предложила Рексу каши.
«Нет, мэм, спасибо. У меня сегодня большие планы, и я не хотел бы есть слишком много».
«И что за планы?» — поинтересовалась я.
«Ну, я знаю, что все вы любите лошадей, — начал Рекс. — И я подумал, что, если собираюсь жениться на вашей дочери, то должен вам показать, что сумею ездить на лошади, хотя никогда раньше не сидел в седле. Так что сегодня я планировал найти где-нибудь лошадь, и если вы согласитесь присоединиться ко мне, выехать на прогулку и поделиться советами с начинающим ковбоем, то я буду вам крайне признателен».
Мы с Джимом переглянулись. Да, этот парень не хотел исчезать из нашей жизни. Роз-Мари начала объяснять, что у подножия горы живет семья Кребс, дети которых ходят в мою школу. У них есть лошади, и они с удовольствием разрешат нам на них прокатиться. Мы доели манную кашу, надели ковбойские сапоги, сели в машину и поехали к Кребсам.
Рэй Кребс сказал, что все лошади находятся в загоне, а седла и уздечки лежат в сарае. Правда, на лошадях уже не ездили пару месяцев, поэтому он рекомендовал нам быть поосторожнее. Мы выбрали четыре лошади, но они не хотели отходить от табуна, поэтому Джиму пришлось поймать их лассо перед тем, как вести в сарай и оседлывать.
Роз-Мари захотела прокатиться на самой быстрой лошади, поэтому выбрала себе небольшую гнедую кобылку. Для Рекса я приметила спокойного кастрированного мерина, но тот сказал, что ни за что не сядет на кастрированное животное, поэтому я дала ему кобылу, которую выбрала для себя, несмотря на то что выбранное им животное нервно переступало с ноги на ногу.
Мы оседлали лошадей и выехали в загон побольше размером, предназначенный для выездки. Джим и Роз-Мари пустили своих лошадей рысью, а я осталась сидеть на лошади в центре загона и стала давать Рексу советы. Он внимательно слушал и старался следовать моим советам, но с первого взгляда становилось очевидным, что он не прирожденный наездник. Он слишком напрягался и наклонялся вперед, от чего смещался центр тяжести и ему приходилось напрягать плечи. Я велела, чтобы он расслабился и сел поглубже в седле. Нет смысла хвататься за уздечку, она его не спасет.
Но Рекс не последовал моему совету и без умолку говорил, что нет ничего проще, чем кататься на лошади, и что ему это занятие нравится. Ему захотелось поехать быстрее, и он спросил: «А как тут на вторую скорость переключиться?»
«Сперва научись задницу от седла не отрывать», — порекомендовала я.
Через некоторое время Рекс перешел на рысь, но постоянно подскакивал в седле и дергал поводья. Потом он заявил, что пока не заставит лошадь пойти галопом, то не сможет считать, что вообще катался верхом.
«Пни ее, если хочешь, чтобы она галопом пошла», — посоветовала Роз-Мари.
И именно это Рекс и сделал. Лошадь начала бежать быстрее, но все-таки не перешла на галоп, видимо, решив, что шатко сидящий на ней всадник еще к такой скорости не готов. Обрадовавшись тому, что лошадь ускорилась, Рекс принялся радостно орать: «Воа! Воа!» и туда-сюда дергать поводья. Лошадь испугалась и понесла.
Лошадь неслась вдоль ограды загона, и я закричала, чтобы Рекс отклонился назад и держался за гриву, но он запаниковал и не услышал мои слова. Он продолжал кричать на лошадь и дергать поводья, но лошадь не сбавляла скорости.
Джим и Роз-Мари отъехали в сторону к центру загона. Лошадь Рекса сделала еще несколько кругов, не сбавляя скорости, и я увидела, что тот совсем хлипко держится в седле. По глазам лошади я видела, что животное не злится, а просто испугалось, что означало, что она хочет остановиться, но для этого ей нужно разрешение.
Я соскочила с лошади и встала на пути Рекса. Я была готова отскочить в сторону, если его лошадь не остановится. Лошадь быстро приближалась, я медленно подняла вверх руки и тихим голосом сказала ей «Прууу». Лошадь остановилась прямо передо мной.
Лошадь остановилась так резко, что Рекс не удержался, хотя пытался схватить лошадь за шею, и свалился на землю.
Роз-Мари соскочила со своей лошади и подбежала к нему.
«Ты в порядке?» — озабоченно спросила она.
«Он в полном порядке, — ответила я. — Может, чуть ушибся».
Рекс встал и отряхнул пыль со штанов. Я заметила, что он взволнован, но он несколько раз глубоко вздохнул и провел рукой по волосам. Потом на его лице появилась улыбка. «Педаль газа я нашел, — сказал он, — но с педалью тормоза были небольшие проблемы».
Рекс настоял на том, чтобы снова сесть в седло, что было для меня приятной неожиданностью, и мы проехали по участку земли Кребсов. Во второй половине дня мы вернулись в Хорсе Меса. Я разогрела бобы, и после того, как все поели, предложила сыграть в покер.
«Вот от такого предложения я никогда не откажусь, — сказал Рекс. — У меня в машине есть бутылка, сейчас принесу, и можем выпить по стакану».
Он принес из машины бутылку, Джим поставил на стол стаканы, не забыв поставить и себе. Сделал он это из вежливости, хотя сам не пил. Мы расселись вокруг кухонного стола. Рекс разлил всем по два пальца виски. Я раздала карты. Нет способа лучше узнать характер человека, чем сыграть с ним в покер. Некоторые играют для того, чтобы «остаться при своих», то есть сохранить то, что у них есть, а некоторые — для того, чтобы выиграть по-крупному. Для некоторых покер — это просто азарт игры, для других — это расчет с небольшим элементом риска, на который он готов идти. Некоторые просчитывают карты, а другие считают, что важнейший элемент игры — психологический фактор.
Вот Роз-Мари была нулевым игроком. Я даже и не знаю, сколько раз я ей объясняла правила, но она неизменно умудрялась задавать вопросы, которые раскрывали ее карты. Как только я раздала карты, Роз-Мари посмотрела на них и тут же спросила: «Что сильнее, флэш или стрит-флэш?»
«Когда себя так раскрываешь, никогда не выиграешь», — сказала я.
«С тобой особо не выиграешь, — ответила Роз-Мари, — ты постоянно выигрываешь, поэтому никто не хочет с тобой играть».
Я не стала это комментировать и продолжать спор.
По ходу развития игры я увидела, что Рекс оказался хорошим игроком. Он концентрировался не столько на картах, сколько на понимании того, что думает его противник. Именно поэтому он знал, когда остановиться и сказать «пас», а когда поднимать ставки.
Бутылка виски стояла у локтя Рекса. Джим и Роз-Мари вообще не притронулись к своим стаканам, а я сделала несколько глотков из своего. Рекс постоянно себе подливал. По мере развития вечера он начал переблефовывать, играть необдуманно широко, делать слишком высокие ставки, зарясь на то, на что ему вообще не стоило бы разевать рот, и начал злиться на карты, когда проигрывал.
Через некоторое время он перестал наливать и пить свои шоты, а принялся пить «из горла». Вот тут-то я поняла, что у меня есть реальный шанс его «вынести». Я подождала, когда мне придет хорошая карта (у меня был фул-хаус) и сделала вид, что у меня слабая карта. Он поднимал ставки, а я их уравнивала, и вскоре оказалось, что он поставил больше, чем, может быть, хотел.
Я положила свои карты на стол. Рекс внимательно на них посмотрел, и на его лице появилось кислое выражение, и он бросил свои карты картинками вниз. Через несколько секунд он ухмыльнулся и сказал: «У того мерина не было яиц, а у тебя, Лили, точно есть».
Роз-Мари захихикала. Мне показалось, что ей понравилось то, что ее парень повел себя слишком нагло и переступил черту в отношениях с ее матерью. Если честно, этот Рекс был первым парнем, которого она приводила домой и который меня нисколько не боялся.
Джим посмотрел на Рекса и поднял бровь. «Поосторожнее, летун», — сказал он.
«Без обид, брат, — ответил Рекс. — Это же был комплимент. — Он хотел сделать еще глоток из бутылки, но бутылка оказалось пустой. — Кажется, мы все выпили», — заметил он.
«Это ты все выпил», — сказала я.
«Может быть, хватит уже играть», — сказала Роз-Мари.
Рекс кивнул. Он поставил бутылку на стол, встал, накренившись на один бок.
«Ты пьян», — сказала я.
«Слегка, — ответил Рекс. — Я думаю, что мне настало время откланяться».
«Тебе в таком состоянии не стоит садиться за руль».
«Все будет в порядке, — ответил Рекс, — я всегда вожу в таком состоянии».
«Мне кажется, что мама права», — сказала Роз-Мари.
«Ты можешь лечь в гараже», — предложил Джим.
«Я же сказал, что у меня все в порядке», — ответил Рекс и начал искать в карманах ключи.
«Послушай, тупая твоя голова, — сказала я. — Ты слишком пьян, чтобы вести, я тебе этого не позволяю».
Рекс кулаками уперся в стол. «Послушайте, леди, Рексу Уоллсу никто не приказывает, и в особенности эта краснолицая и твердожопая птица. И вот на этом я пожелаю всем доброго вечера».
В полной тишине Рекс проковылял по комнате, вышел и крепко хлопнул дверью. Мы услышали, как во дворе завелась машина, резко дали газу, и с визгом шин он умчался в темноту по прилепленной к скалам дороге под названием «Агнесса плачет».
На следующий день мне надо было серьезно поговорить с дочерью по поводу ее бойфренда.
«Он, конечно, человек интересный, — сказала я. — Но он представляет опасность для себя и окружающих».
«Никто не без изъяна, — ответила Роз-Мари. — Каждый из нас в одном шаге от животного и в одном шаге до ангелов».
«Это верно, — заметила я, — но большинство людей где-то посредине. А Рекс — нестабильная личность. С ним у тебя не будет никакой уверенности и спокойствия».
«Мне не нужны уверенность и спокойствие, — ответила она. — И кроме этого, я считаю, этого мне никто не сможет дать. Всех нас, может, убьет завтра атомная бомба».
«Ты думаешь, что будущее не имеет значения? Ты хочешь сказать, что ты собираешься жить так, будто завтра никогда не наступит?»
«Большинство людей так сильно волнуются по поводу будущего, что не наслаждаются настоящим».
«А тех, кто не планирует свое будущее, это будущее может очень сильно удивить. Надеемся на лучшее, готовимся к худшему, как говорил мой покойный отец».
«Невозможно подготовиться ко всем ситуациям, в которые поставит тебя жизнь, — сказала она. — И опасности тоже не избежать. Она есть. Мир — очень опасное место, и если сидеть, волноваться и руки себе ломать, то пропустишь все приключения».
Я подумала о том, что я могу достойно выступить на тему опасности. Я готова прочитать ей целую лекцию об опасности. О том, как моего отца в трехлетнем возрасте в голову лягнула лошадь, о смерти Мини, волосы которой попали в конвейер, о моей сестре Хелен, которая покончила жизнь самоубийством после того, как у нее произошла незапланированная беременность. В самой жизни было заложено достаточное количество приключений и опасности, которого вполне всем хватает. Не стоит гоняться ни за тем, ни за другим. Но, увы, Роз-Мари перестала меня слушать со времен, когда мы ездили к индейцам хавасупай и я ее там побила за то, что она купалась с Фиделем Ханна.
«Я не знаю, в чем я ошиблась, когда тебя воспитывала, — сказала я. — Может быть, я просто перестаралась. В любом случае, я считаю, что тебе нужен якорь, тебе нужна скала».
Чуть позже в тот же день в нашу дверь постучали. Я открыла дверь. На пороге стоял Рекс, в руках которого был букет белых лилий. Рекс протянул мне цветы.
«Лилии для Лилии. В виде извинения, — произнес он. — Даже если эти цветы не такие прекрасные, как носящая их имя».
«Что-то вчера вечером ты другие песни пел».
«То, что я сказал, было непростительно, и я первым готов это признать, — сказал он. — Но я надеялся на то, что ко мне отнесутся с большим пониманием». Далее он понес о том, что у него был тяжелый день, его сбросила лошадь на глазах женщины, которую он любит, потом ее мать обыграла его в покер и поэтому он выпил лишнего. «Но вы сами все начали, назвали меня „тупая твоя голова“. — Он замолчал и потом продолжил: — И я умею ездить пьяным».
Я покачала головой и посмотрела на цветы. «Я могу относиться к тебе с каким угодно пониманием, но все равно считаю, что моей дочери нужен якорь».
«С якорем есть одна проблема, — сказал он. — Если ты к нему привязан, тебе будет сложно лететь».
Ну и поганец, подумала я. Всегда он должен за собой оставить последнее слово. Но лилии были красивыми. «Пойду, поставлю их в воду», — сказала я.
«Я слышал, что вам нравится летать, — добавил Рекс. — Если вы вернете мне свою милость, то я сочту за честь прокатить вас на самолете».
Я уже много лет не была в небе, и, несмотря на то что я была все еще очень зла на этого хулигана, мне понравилась эта идея, и я согласилась. Когда в следующее воскресенье Рекс заехал за мной, я встретила его в моем костюме пилота с кожаным шлемом под мышкой.
Рекс высунулся из окна двухцветного Ford’а, который он всегда одалживал у приятеля, чтобы до нас добраться. «Амелия Экхарт! — закричал он, увидев меня. — Ты все-таки жива!»
Роз-Мари хотела поехать вместе с нами, но Рекс сказал, что в самолете будет всего два места. «Это путешествие только для нас с Амелией», — заявил он.
Рекс вел машину, как сумасшедший, то есть именно так, как мне самой нравится водить. Я не успела и глазом моргнуть, как мы пронеслись по дороге «Агнесса плачет», выехали из каньона, и оказались на тропе апачи.
Я спросила Рекса о его семье.
«Мэм, — ответил он, — если вас интересует моя родословная, то в любом питомнике для собак ее гораздо больше, чем в моей семье». Он вырос в шахтерском городке. Его мать была сиротой, отец работал служащим на железной дороге. Его дядя делал самогон, и когда Рекс был пацаном, он иногда отвозил этот самогон на продажу в город.
«Так значит, ты тогда и научился так водить, убегая от полиции?» — спросила я.
«Нет, черт возьми, — ответил он. — Именно полицейские и были нашими лучшими покупателями. Потом дядя не разрешал, чтобы я гнал слишком быстро. Он делал качественный самогон, который нельзя было трясти. Самогон у него выдерживался, как дорогой коньяк».
Я рассказала ему о том, как сама продавала алкоголь и хранила ящики с бутылками под детской кроваткой и как однажды Роз-Мари спасла меня своим криком от полиции. Мы прекрасно ладили. Так, мило болтая, мы доехали до стоящего в степи обшарпанного трейлера на колесах. Вокруг были разбросаны старые бочки из-под бензина, рулоны брезента, ржавые оси автомобилей и металлические раковины для мытья рук. Неподалеку от трейлера стоял старый грузовик, вместо колес у которого были подставлены кирпичи.
Рекс резко затормозил и припарковался напротив трейлера. «Вы только посмотрите на весь этот мусор! — сказал Рекс. — Я из западной Виргинии, и поэтому не понаслышке знаком с жизнью белого отребья. Сейчас я скажу хозяину, что надо немного прибраться на участке».
Он вылез из автомобиля и начал колотить кулаком в дверь вагончика. «Эй, кто там в захламленном теремочке живет?! Да покажи свою страшную харю наружу!»
Дверь приоткрылась, из проема показалось худое лицо с коротко подстриженными волосами.
«Здесь в машине сидит моя будущая теща, — закричал Рекс, — и ее глазам больно смотреть на этот валяющийся по территории хлам. Так что я хочу, чтобы, когда я здесь в следующий раз окажусь, все было прибрано! Ферштейн?»
Гость и хозяин посмотрели друг на друга, и я подумала, что сейчас начнется драка, но они заржали и начали по-приятельски колотить друг друга по спинам.
«Рекс, ах ты, сукин сын! Как жизнь молодая, скандалист?» — спросил хозяин трейлера.
Рекс подвел его к машине и представил нас. Это был его старый приятель по ВВС Гас. «Ты, может быть, подумаешь, что это сама потерянная Амелия Экхарт, но это Лили Кейси Смит собственной персоной. Она может научить Амелию паре трюков высшего авиационного пилотажа, но самое главное, что она мать моей будущей жены».
«Вы дадите согласие на то, чтобы этот постоянно убегающий в самоволку пилот стал мужем вашей дочери? — спросил меня Гас. — С ним надо всегда держать кнут под рукой».
И оба приятеля снова громко заржали.
Рекс объяснил мне, что пилотам запрещали подниматься в воздух с гражданскими лицами на борту военного самолета. Несмотря на это, все пилоты катали гражданских. На виду у руководства он не мог взлететь с аэродрома с гражданским лицом на борту, но он приземлится на взлетной полосе рядом с трейлером Гаса, на которой пилоты тренировали вынужденную посадку самолета. Поэтому он оставит меня в обществе Гаса, быстро приедет на военную базу и приземлится здесь на самолете. Я сама не была большой поклонницей правил и ограничений, поэтому в этом смысле реноме Рекса в моих глазах стало немного лучше. Впрочем, это был всего лишь один маленький плюсик, и, по моему мнению, отрицательных качеств у Рекса было гораздо больше, чем положительных.
Мы зашли в вагончик Гаса и начали болтать. На шесте во дворе висел оранжевый, показывающий направление ветра, «носок». Ветра не было, и «носок» безвольно свесился вниз. Через некоторое время приземлился самолет Рекса. Это был желтый одномоторный и двухпилотный самолет со стеклянным куполом над кабиной пилотов. Самолет подъехал к нам поближе. После того как Рекс остановился, Гас показал мне опускающуюся вниз подножку, с которой я забралась на крыло. Рекс пересел из кресла ближе к носу самолета назад, на место второго пилота, а меня посадил на место первого. Я надела наушники и смотрела, как панель управления самолетом слегка вибрирует от работы мотора. Рекс нажал на газ, и самолет, набирая скорость, поехал по взлетной полосе.
Мы поднялись в воздух, и у меня появилось ощущение, что я ангел, наблюдающий, как крохотные машинки ползут по извивающейся под нами дороге. Я смотрела на линию горизонта и замечала, что земля имеет округлую форму, и радовалась синему небу.
Мы полетели в сторону Хорсе Меса, и Рекс на небольшой высоте несколько раз пронесся над нашим домом. Из дома выбежали Джим с Роз-Мари и помахали нам руками. Рекс в ответ помахал им крыльями.
Потом Рекс набрал высоту, и мы полетели вдоль горного хребта в сторону каньона Фиш-крик. Потом мы резко опустились в каньон и пронеслись над извивающейся рекой. Слева и справа от нас мелькали красные скалы.
Мы поднялись из каньона и направились к равнине. Рекс сказал мне по внутренней связи, чтобы я взяла на себя управление самолетом. Я взяла рулевое управление, самолет немного повело, но я выровнялась и сделала широкий круг, потом набрала высоту, а потом снова опустилась. Я подумала, что в жизни нет ничего приятнее, чем управлять самолетом.
Потом Рекс снова взял управление на себя. Он перевернул самолет вверх дном, потом вернул его в нормальное положение и резко снизился. Мы неслись в двадцати метрах над землей. Под нами мелькали деревья, холмы и камни.
«Это называется „сбить шляпу“, — объяснил Рекс. — Однажды мой приятель сделал такой трюк на пляже, чтобы привлечь внимание девушек, но высунулся из кабины, чтобы им помахать, задел крылом воду и упал».
Мы быстро приближались к дороге, вдоль которой стояли столбы с проводами. «Смотри!» — закричал Рекс. Он снизился, и казалось, что самолет вот-вот чиркнет брюхом о землю.
Я поняла, что он хочет пролететь под телефонными проводами. «Рекс, не надо! — закричала я. — Ты нас убьешь!»
Он только засмеялся. Мы пролетели между двумя столбами ниже телефонных проводов.
«Ты просто сумасшедший!» — сказала я.
«И именно это вашей дочери во мне нравится!» — ответил он.
Мы поднялись выше и полетели на север. Рекс увидел то, что искал, — стадо. Он снизился и пролетел в бреющем полете над животными. Скот побежал в разные стороны от самолета, но Рекс начал облетать животных так, чтобы снова собрать их в стадо. Когда стадо стало единым организмом, он поднял самолет вверх.
«Такое, сидя верхом на лошади, трудно сделать, а?» — спросил он меня.
Весной того года Рекс и Роз-Мари решили пожениться. Мы с Роз-Мари мыли посуду после ужина, когда она сообщила мне эту новость.
«Тебе нужен надежный человек, — сказала я ей. — Разве я тебя в жизни ничему не научила?»
«Конечно, научила, — ответила она. — Ты всю жизнь меня учишь. Ты все время говоришь: „Пусть это будет тебе уроком“. Но все эти годы ты думала, что учишь меня одному, но я выносила из этого совершенно другие уроки».
Мы долго стояли и смотрели друг на друга. Роз-Мари облокотилась о стену и скрестила руки.
«Так ты выйдешь за него замуж даже без моего согласия?» — спросила я.
«Совершенно верно».
«Я всегда считала, что на свете нет ребенка, которого я не могла бы научить, — сказала ей я. — Оказывается, есть. Этот ребенок — моя собственная дочь».
Рекс сообщил нам, что его армейский контракт подходит к концу и он не собирается его продлевать. В ВВС хотели, чтобы он пересел на бомбардировщики, а он хотел летать на истребителях. Кроме всего прочего, он не желал, чтобы Роз-Мари потратила всю свою жизнь на то, чтобы растить детей в каком-нибудь трейлере рядом с военно-воздушной базой. У него были большие планы. Очень большие.
Мне все это показалось крайне непродуманным.
«И где вы собираетесь жить?» — спросила я Роз-Мари.
«Не знаю, — ответила она, — это не имеет никакого значения».
«Как это — не имеет никакого значения? То место, где ты живешь, твой дом, разве это не одна из самых важных частей твоей жизни?»
«Я не чувствую, что у меня есть дом, с тех пор, как мы уехали с ранчо. И мне кажется, что у меня никогда не будет дома. Может быть, мы никогда и не остепенимся и не осядем».
Джим воспринял новости философски. Он сказал, что, если она уже приняла решение, с ней бесполезно спорить.
«Мне кажется, что все это моя ошибка», — сказала я.
«Не вини себя, — ответил Джим. — Она не выросла такой, какой тебе бы хотелось, но еще не значит, что у нее в жизни все будет не так, как надо».
Мы сидели на ступеньках крыльца перед домом. Незадолго до этого прошел дождь. Скалы вокруг Хорсе Меса были мокрыми, и со склонов гор текли водопады.
«Люди похожи на животных, — продолжил свою мысль Джим. — Некоторым нравится сидеть в загоне, а некоторым — бегать на воле. Надо понять характер человека и то, что ему нравится, и смириться с положением дел».
«Так, значит, это и есть урок, который я должна из всего этого извлечь?»
Джим пожал плечами. «Наша дочь нашла то, что ей в жизни нравится. Это картины. Она нашла парня, который ей по душе. Это Рекс. Так что считай, что у нее есть то, что имеют далеко не все».
«Значит, мне надо перестать контролировать эту ситуацию».
«Ты почувствуешь себя гораздо более счастливой, если это сделаешь».
Я сказала Роз-Мари и Рексу, что заплачу за всю свадьбу, если она будет проходить в католической церкви. Я хотела, чтобы все было красиво, и надеялась на то, что традиционная свадьба заложит хорошее начало и сможет подтолкнуть их к созданию традиционного брака.
Я сняла банкетный зал в отеле Sands, который только появился в центре Финикса. Цена была не очень высокой, поскольку отель был совсем новый и хотел привлечь клиентов. Я помогла Роз-Мари выбрать свадебное платье. Это приобретение тоже оказалось бюджетным, потому что мы взяли платье, которое было заказано, но свадьбу отменили и платье не выкупили. На Роз-Мари это платье сидело отлично.
Я пригласила практически всех людей, с которыми была знакома: владельцев ранчо, ковбоев, учителей и моих бывших учеников, администрацию школы, членов демократической партии штата Аризоны, людей из моего прошлого, наподобие Грейди Гаммаджа, который помог мне получить мою первую преподавательскую должность в Ред Лейке, и Рустера, который отписал мне о том, что приедет на свадьбу вместе со своей женой — девушкой из племени апачи. Я собиралась надеть платье, которое носила на премьере картины «Унесенные ветром», но Джим сказал, что не стоит. Он объяснил, что не хочет, чтобы я выглядела лучше, чем невеста.
«Как вы планируете провести медовый месяц?» — спросила я Роз-Мари за несколько дней до свадьбы.
«Мы вообще ничего не планируем, — ответила она. — Рекс так решил. Мы сядем после свадьбы в машину и поедем куда глаза глядят».
«Ой, дорогая, ты себе готовишь серьезные приключения».
В день свадьбы Роз-Мари выглядела потрясающе. Она была одета в платье до пола, сделанное из шелка и белых кружев, длинную кружевную вуаль и в перчатки, доходящие до локтя. В белых туфлях на высоких каблуках она стала почти одного роста с дьявольски ухмыляющимся Рексом, который был в белом пиджаке с черной бабочкой.
Рекс и его приятели весь день прикладывались к своим фляжкам. Рекс сказал речь, в которой назвал меня «Амелией Экхарт», Джима — «ковбоем-парашютистом», а Роз-Мари — своей «дикой розой». Когда загремела музыка, он закружился с Роз-Мари в танце. Она веселилась, смеялась и выкидывала ноги в белых туфлях вверх, словно танцевала канкан. Потом Рекс построил нас в «ручеек», и, взявшись за талию стоящего впереди человека, мы прошлись по комнате, вихляя тазом и выбрасывая вбок ноги.
В конце вечера все мы вышли из отеля. Ford, который Рекс занял у приятеля, ждал у тротуара. Стоял май, садилось солнце, и все кругом залило золотым светом. Мы стояли на ступеньках отеля и провожали новобрачных. Рекс спустился с лестницы, обхватил Роз-Мари за талию, наклонился и поцеловал взасос. Они чуть не упали и начали смеяться так, что слезы выступили из глаз. Роз-Мари залезала в автомобиль, и Рекс погладил ее по попе, словно он эту попу купил, а потом запрыгнул на место водителя. Они все еще смеялись, когда он завел мотор, резко газанул, как делал всегда, и они отъехали.
Джим обнял меня за плечи, и мы вместе смотрели им вслед. Они ехали, как пара полуобъезженных лошадей.