Принимать на веру прогнозы, сделанные людьми в галстуках, — плохая идея.
Нассим Талеб
В 1974 г. Фридрих фон Хайек озаглавил свою речь при получении Нобелевской премии по экономике «Претензии знания». В ней он предостерегал публику от веры во «всеведение» сторонников классической экономической теории. С тех пор новые исследования подтвердили, что полагаться на предсказания экспертов опасно — они зачастую не сбываются27. В ноябре 2008 г., в разгар финансового кризиса, после краха инвестиционного банка Lehman Brothers, королева Елизавета II посетила Лондонскую школу экономики. Аудитории, состоявшей из известных экономистов, исследователей и студентов, она задала простой и обескураживающий вопрос: «Почему никто не заметил приближение кредитного обвала?»
17 июня 2009 г. Британская академия провела конференцию с участием специалистов-практиков, ученых, законодателей, представителей правительства и деловых кругов — все вместе они искали ответ на этот вопрос. 26 июля было наконец оглашено заключение, в котором указывалось, что кризис стал неожиданностью далеко не для всех. О нем говорили давно: «Многие предвидели кризис… Звучали предупреждения о несбалансированности финансовых рынков и глобальной экономики. Например, Банк международных расчетов (Bank of International Settlements) неоднократно выражал озабоченность в связи с тем, что не учитываются должным образом риски на финансовых рынках». Далее авторы напоминали о многочисленных предостережениях о финансовой нестабильности в отчетах, каждые полгода выпускаемых Банком Англии. Недостатка в специалистах по рискам в Великобритании не наблюдалось: только в одном крупном банке их насчитывалось 4000 человек.
Причина была отнюдь не в отсутствии предупреждений. В итоговом заявлении говорилось о чрезмерном доверии к опыту небольшой группы экспертов, слепой вере в их правоту и способность найти выход из самой сложной ситуации.
«Несмотря на предостережения, большинство владельцев счетов было убеждено: банки знают, что делают. Люди верили, что специалисты найдут новые, хитроумные способы сохранения вкладов. Утверждалось, что риски так надежно распределены между множеством новых финансовых инструментов, что уже как бы и не существуют.
Чудовищный пример обольщения и гордыни… Ни один специалист не пожелал признать возможность ошибки экспертов, неспособность проанализировать риски даже для той компании, на которую работал. Целая генерация банкиров и финансистов обманывала себя и тех, кто видел в них опытных строителей современной экономики»28.
Признавая, что свою роль сыграли также принцип невмешательства государства в дела рынка, низкие процентные ставки и инфляция, авторы заявления пришли к выводу, что если каждый индивидуальный участник этой драмы играл вполне разумную и последовательную роль, то все вместе они совершили страшную коллективную ошибку, главной причиной которой стали гордыня и заблуждение, стадная психология и слепая вера в мнение специалистов.
Алан Гринспен, в то время глава Федеральной резервной системы США, признал, насколько сложно предугадать глобальный финансовый кризис. «Федеральная резервная система по праву считается одной из лучших финансовых организаций в мире, — сказал он. — И если наши сотрудники, а это незаурядные специалисты, не смогли предугадать такое развитие событий, приходится задать себе вопрос “почему?”. И понять, что мы не так уж проницательны. Мы попросту не способны так далеко заглянуть в будущее»29.
Даже если нам не нравится это признавать, люди не так уж щедро одарены способностями к познанию. Возьмем, к примеру, шахматистов. Мало кто станет спорить, что гроссмейстеры (в 2013 г. в мире их насчитывалось 1441 человек30) наделены незаурядными способностями, в первую очередь к шахматной игре. Но даже гроссмейстер не способен просчитывать ситуацию на доске более чем на 10–15 ходов вперед, и это в игре с четкими, заранее известными правилами. А теперь сравните шахматы и мировую экономику. Глупо думать, будто какой-то человек или даже 4000 риск-менеджеров смогут заглянуть в будущее и предсказать колебания рынков — рынков, на которых миллионы игроков принимают миллионы взаимовлияющих решений, просчитанных и иррациональных, последовательных и случайных.
Герд Гигеренцер, директор Центра адаптивного поведения Института развития человека имени Макса Планка (Берлин), отмечает это удивительное свойство: люди слепо доверяют финансовым консультантам, цепляясь за убеждение, будто некие специалисты способны прогнозировать свое и чужое будущее. Раз в год финансовые институты выпускают прогноз по изменениям индекса Доу–Джонса и курса доллара США, и, как напоминает Гигеренцер, «задним числом мы видим, что их предсказания отнюдь не отличаются точностью. Мы платим $200 млрд в год за прогнозы, которые по большей части оказываются ошибочными»31.
Эксперты не сумели предугадать мировой финансовый кризис 2008 г. Тетлок (помните разделение на «лис» и «ежей»?) доказывает, что именно специалисты наименее точны в своих предсказаниях: мир меняется быстрее, чем они готовы признать, а допустив ошибку, эксперт склонен винить не себя, а изменившиеся обстоятельства32.
Со всех сторон мы ощущаем давление. Окружающие ждут от нас готовых ответов, и мы скрываем свою некомпетентность, притворяемся, будто и впрямь что-то знаем, — либо мы сами полагаемся на специалистов в уверенности, что уж они-то знают свое дело. Даже если факты этому противоречат, мы скорее поверим чужому неверному мнению, чем решимся переспросить или доверимся собственному здравому смыслу. И острее всего это проявляется в отношениях с лидерами.