ГЛАВА ТРЕТЬЯ

«Голубая зона» — Окинава

Солнечный свет, духовность и батат

Окинава

Страна: Япония

Местоположение: острова Рюкю, расположенные в Восточно-Китайском море

Население: 1,3 млн человек

Окинаву можно представить как японские Гавайи: экзотические острова с теплым климатом, пальмами и белоснежными песчаными пляжами под бирюзовым небом. Там течет безмятежная жизнь. Там города пульсируют и рокочут раскатами электронной музыки. Там любимое блюдо — ветчина с обжаренными овощами. Почти целое тысячелетие этот архипелаг в Тихом океане, расположенный на расстоянии чуть более 1600 км от Токио, пользовался славой района, где живут невероятно долго. В отчетах китайских экспедиций эти крошечные острова назывались землей бессмертных. Невзирая на годы китайского, а потом японского господства, разрушительную мировую войну, голод и тайфуны, на Окинаве до сих пор живет несколько самых старых людей в мире.

В феврале 2005 года я, планируя написать статью для National Geographic, во второй раз посетил эту японскую «голубую зону». Я использовал сведения об исключительной продолжительности жизни на Окинаве, чтобы убедить редакторов в наличии «островков» долголетия по всему миру. По данным на 2000 год, средняя продолжительность жизни на Окинаве составляла 78 лет у мужчин и 86 лет у женщин (самый высокий показатель в мире); продолжительность полноценных здоровых лет жизни (72,3 — у мужчин и 77,7 — у женщин) и коэффициент долгожителей (пять на десять тысяч жителей) также были самыми высокими. Жители Окинавы тоже страдают от болезней, убивающих американцев, но в гораздо меньшей степени: сердечно-сосудистые заболевания встречаются здесь в пять раз реже, рак груди и простаты — в четыре раза, слабоумие — в три раза.

Расходы на лечение сердечно-сосудистых заболеваний в США особенно велики, и они продолжают расти по мере старения населения. В 2007 году затраты на лечение ишемической болезни сердца и инсультов в США составляли $432 млрд, включая расходы на медицинскую помощь и падение производительности. Представьте, сколько Америка могла сэкономить, если бы ей удалось свести процент заболеваний сердца до показателей Окинавы.

Поскольку определяющим фактором долгожительства является образ жизни, а не гены, по моему мнению, окинавская «голубая зона» предлагает лучшие в мире практики здоровья и долголетия. Во время моей первой поездки в 2000 году я встречался с 13 долгожителями. Как правило, они ели много овощей и были связаны с предками крепкими узами. Многие были страстными садоводами и с утра до вечера работали в поле, выращивая овощи, зелень и корнеплоды. Но разве это объясняет их необычайное долголетие?

В этот раз я намеревался проникнуть в тайну поглубже. Я использовал формуляр, разработанный Национальным институтом старения и позволяющий выявить общие характеристики образа жизни, и опросил несколько десятков окинавцев. И специально проконсультировался с учеными, выясняя, каким образом эти характеристики могут быть связаны с долголетием. Доктор Грег Плотникофф, один из таких экспертов, согласился путешествовать со мной. Я познакомился с Грегом несколькими годами ранее в Центре духовности и исцеления Университета Миннесоты, где он занимал должность директора по медицине.

— В Америке мы привыкли лечить болезни после их возникновения, — говорит Грег, который окончил ординатуру по внутренним болезням и педиатрии Университета Миннесоты, имеет богослов­скую степень Гарварда и является ведущим в мире экспертом по кампо — традиционной японской медицине, использующей лекарственные травы. — Однако согласно традиционной азиатской философии, наивысшей и наиболее почитаемой формой медицины является пред­отвращение болезни, а самой низкой — ее лечение. Сегодня основное внимание в Японии уделяется предупреждению заболеваний. В стране на национальном и местном уровнях прилагаются огромные усилия, направленные на профилактику диабета и заболеваний сердца. Это кардинально иное понимание медицины.

В Университете Миннесоты Грег ведет курс лекарственных трав и диетологии, а также занимается вопросами межкультурного клинического ухода. Помимо этого под его руководством проходят клинические испытания кампо, крупнейшие из когда-либо проводимых на Западе, причем он получил разрешение Управления по контролю продуктов и лекарств на ввоз и изучение на волонтерах «кейси букурё ган» — 1800-летнего лекарственного средства, состоящего из четырех лекарственных трав и гриба и предназначенного для лечения климактерических приливов.

Недавно он был приглашен на должность адъюнкт-профессора в Медицинскую школу Университета Кейо в Токио, где преподает и изу­чает фармацевтическое действие традиционных лекарств. Благодаря своему образованию и опыту именно Грег мог оказать нам неоценимую помощь в знакомстве с окинавским образом жизни.

На следующее утро за завтраком мы встретились с фотографом Дэвидом Маклейном и его помощницей Рико Ноче. Дэвид, нахмурившись, кивнул на дождь за окном и прорычал: «Вот так уже три дня. Я не могу снимать в таких условиях». Дурное предзнаменование! Мы с Дэвидом работали в восьми экспедициях, и добродушие его было поистине неисчерпаемо.

Я повернулся к Рико, которая энергично пожала мою руку: «Рада познакомиться». Мы уже общались по электронной почте, но я никогда не встречался с ней лично. «Садитесь», — предложила она. С некоторым облегчением я отметил ее деловитость и исполнительность: это поможет нам справиться с работой в дождь или в солнце. За завтраком, состоявшим из соевых бобов, маринованной капусты и сырой рыбы, мы с Дэвидом и Грегом разработали план действий. А Рико слушала и с бешеной скоростью делала пометки, время от времени ковыряясь в яичнице с беконом.

В тот же день я договорился о встрече в гостинице с Крейгом Уилкоксом, известным во всем мире геронтологом и соавтором бестселлера New York Times «Программа Окинавы» (The Okinawa Program). В начале 1990-х Крейг и его брат-близнец доктор Брэдли Уилкокс занимались вопросами питания и здорового старения в Университете Торонто. В ходе исследования они познакомились с самым старым в провинции Онтарио мужчиной. Току Оякава, которому на тот момент исполнилось 105 лет, иммигрировал с Окинавы и до сих пор продолжал придерживаться традиций питания своей родины, каждый день ловил рыбу и делал счастливой свою 92-летнюю жену.

Знакомство с Току произвело на братьев Уилкокс громадное впечатление: им, во-первых, захотелось увидеть место, откуда родом эти долгожители, а во-вторых, если окинавцы, живущие в холодной Канаде, сохранили здоровье в столь преклонном возрасте, что можно сказать о нас? Могут ли поведенческие традиции распространяться на расстояния?

На Окинаве братья Уилкокс познакомились с доктором Макото Судзуки, скромным японским врачом, который обнаружил местную «голубую зону». Он взял молодых ученых под свое крыло. В 1975 году доктора Судзуки направили из Токио открыть первую медицинскую школу на Окинаве. На острове он услышал об известной долгожительнице и решил разузнать о ней побольше. Приехав в деревню, где проживала эта женщина, он вдруг понял, что не знает о ней ничего, кроме имени. Даже адрес ее был ему неизвестен. «Тут я увидел здоровую на вид женщину с мотыгой. По всей видимости, она направлялась на поле, — рассказывал мне впоследствии Судзуки. — Я спросил у нее, не знает ли она эту долгожительницу. “Это я и есть”, — ответила женщина. Я не мог поверить! На вид ей было не больше семидесяти. Позднее я провел исследование, и ее возраст подтвердился».

Это знакомство так разожгло любопытство Судзуки, что он решил исследовать весь остров. Оказалось, на Окинаве живет сорок долгожителей — невероятно высокое число для такой маленькой территории. (Остров Окинава имеет примерно 24 км в самой широкой части и чуть более 96 км в длину.) Но самым большим потрясением оказалось соотношение здоровых и больных долгожителей. В Соединенных Штатах или в Европе самостоятельно выполнять повседневные дела могли примерно 15 процентов долгожителей. На Окинаве, хотя последние поколения долгожителей не могли похвастаться такой же энергией, как предыдущие, из 32 человек, с которыми доктор Судзуки общался в ходе исследования, полностью себя обслуживали все, кроме четырех.

В течение последних нескольких лет внимание мирового сообще­ства было приковано к работе братьев Уилкокс и Судзуки. Им уже надоели бесконечные просьбы об интервью и визиты съемочных групп. К счастью, я познакомился с Крейгом до того, как он оказался в зените славы, и он согласился мне помочь, насколько позволял его график работы.

— Мастер Дэн! — радостно закричал он, ввалившись в холл го­стиницы. Я тоже обрадовался нашей встрече. За прошедшие годы он нисколько не изменился: спортивная форма, стройное телосложение, резкие черты лица, круглые очки — типичный ученый, несколько похожий на мальчишку. Понятия не имею, с чего он решил называть меня мастер Дэн, но я не противился, и это прозвище намертво приклеилось ко мне.

— Крейг, — прокричал я в ответ, — да ты совсем не изменился!

Я рассказал ему о своих находках на Сардинии, а он поведал о результатах своих исследований за последние пять лет. По его словам, окинавская культура долголетия постепенно исчезала под напором американской культуры питания. Последняя напасть, обрушившаяся на Окинаву, — Kentucky Fried Chicken и McDonalds: нашествие фастфуда ставило под угрозу полезные привычки, обусловливающие долгую жизнь жителей Окинавы.

— Сейчас все зависит от женщин старше 70, — говорит Крейг. — Мужчины моложе 55 входят в число самых тучных на Окинаве и живут не дольше, чем среднестатистические японцы. Так что придется пошевеливаться.

Я спросил, не устроит ли он мне встречу с парой десятков долгожителей. По возможности поскорее.

— С твоего последнего визита законы о неприкосновенности частной­ жизни несколько ужесточились, — ответил он. — Поэтому общаться с долгожителями вам будет труднее, а мне будет нелегко вам помогать.

— А доктору Судзуки? — уточнил я.

— И ему тоже, — ответил он.

Прошло два дня, но ситуация лишь ухудшилась. Тогда я обратился к Рико. Если ни Крейг Уилкокс, ни доктор Судзуки, ни правитель­ственные ведомства не могут нам помочь и организовать встречи, нашу экспедицию на Окинаву ждет провал.

Рико приняла вызов. Правительство не горело желанием сообщать фамилии долгожителей, зарегистрированных в косеки, японской системе учета населения, наподобие нашей системы регистрации рождений. Но в архивах местной газеты моя помощница сумела отыскать небольшой список долгожителей Окинавы (вообще на 1,3 млн жителей острова приходится более 700 долгожителей). Она раздобыла их телефоны и начала обзванивать одного за другим. Но то ли из-за потери слуха, то ли в силу традиции у многих долгожителей просто не было телефона.

А те, у кого телефоны были, жили с детьми, которые оберегали их покой и не желали пускать в дом иностранцев. Даже при лучших обстоятельствах такой способ общения нельзя назвать подходящим. Мы позвонили одному известному долгожителю, сообщили, что мы из National Geographic, и попросили о встрече. На что тот ответил, что сыт по горло телерекламщиками, и повесил трубку.

Луч надежды забрезжил, когда Крейг сообщил, что договорился о встрече с доктором Судзуки. Он ждал нас в милом ресторанчике с видом на бетонный городской пейзаж. В зале было очень шумно, и ширма из рисовой бумаги, отделявшая наш столик, практически не заглушала этот гул. В полном недовольстве от прошедшего дня я уселся рядом с Судзуки. Мне было известно, что за время 25-летнего исследования он беседовал более чем с 700 из примерно 2000 долгожителей Окинавы, знал, где живут многие из них, но по вполне понятным причинам должен был охранять их личную жизнь.

— Вы поможете нам найти долгожителей? — спросил я без обиняков.

— Затруднительно, — ответил тот на корявом английском, хотя я знал, что говорит он бегло и отлично владеет языком.

И он не знает никого, с кем бы я мог связаться?

— Нет, нет, не могу на это пойти! — запротестовал Судзуки. — Не могу назвать вам никаких имен, разумеется, но вам ничто не мешает последовать за мной, когда я буду навещать этих людей…

Мне так нужна была хоть искра надежды, и Судзуки зажег ее во мне. На Сардинии я мог отправиться с утра практически в любую деревню и к полудню у меня было готово минимум три интервью. На Оки­наве все обстояло по-другому. Действующие правила требовали прежде всего заручиться согласием мэра или другого чиновника высокого ранга, выждать день или два, пока его сотрудники организуют встречу (если не будет отказа), а затем нужно еще дня два, чтобы удовлетворить наш запрос.

К тому же встречи с долгожителями — лишь часть нашей работы. По-настоящему ответы следовало искать в выявлении культуры — того, из чего складывается жизнь долгожителей. Для этого мне нужно было познакомиться с укладом жизни окинавцев до появления на острове фастфуда. Бетонный хаос Нахи вряд ли мне в этом помог бы. Но там я мог найти экспертов.

На второй день мы с Рико посетили Кадзухико Тайра, доктора медицины и преподавателя факультета туризма Университета Рюкю. На про­тяжении двадцати лет он изучал жизнь окинавской деревни Огими и сравнивал ее с жизнью деревень в префектурах Акита и Аомори в северной части Японии. Каждый год он обновлял собранную информацию и в конце концов пришел к выводу, что окинавцы значительно реже страдают от инсультов. По его мнению, это было непосредственно связано с рационом, а именно потреблением меньшего количества соли и большего количества свинины.

«У жителей Окинавы есть возможность круглый год выращивать овощи, — говорит Кадзухико Тайра, ссылаясь на близкий к тропиче­скому климат острова. — Им не нужно мариновать или консервировать овощи для хранения, как делают жители на севере Японии».

Большое содержание соли в рационе приводит к повышению кровяного давления и хрупкости артерий головного мозга, объясняет он, что вызывает микроразрывы, предшествующие инсульту. Сбалансированное потребление растительных и животных протеинов (свинина) способствует более редкому возникновению таких разрывов. Давняя традиция на Окинаве — забить поросенка на празднование лунного Нового года. Поросенок готовится долгое время, при этом жир снимается, а оставшееся мясо подается в тушеном виде.

«Жители Окинавы употребляют в пищу свинину, — говорит Тайра, — в которой содержатся витамины B₁ и B₂, а также не менее полезный коллаген». В этом они отличаются от многих японцев, главным источником протеина для которых служит рыба. Хотя избыток животного белка повышает вероятность ожирения; долгожители на Окинаве традиционно едят мясо редко — только по праздникам.

Мы поехали на машине Крейга, следуя за Судзуки на север мимо бетонных лабиринтов Нахи. Мы ехали по скоростному шоссе вдоль горного хребта, мимо огромной американской военной базы и через город Наго. Затем свернули на полуостров Мотобу, который на карте выглядел как нарост на боку острова. Здесь дорога сужалась. Какое-то время мы ехали вдоль побережья, любуясь морем и пляжами. Кое-где дома стояли прямо у кромки воды, но по большей части берег зарос зеленью. Деревни в глубине острова окружали огромные огороды, на которых трудились пожилые люди в гигантских конических шляпах. Воздух был пропитан запахами созревших овощей и фруктов.

Камада Наказато жила в типичном для этого района доме — наполовину крепость, наполовину уютное гнездышко. Окруженный низкой стеной дом прятался под скошенной крышей — все это защищало дом от тайфунов, которые налетают с моря. Крейг, смешно вытягивая шею, загляделся на обширный огород позади дома и даже указал мне на него.

— Там такое изобилие трав! — произнес он громким шепотом. — Могу поспорить, секрет ее долголетия растет прямо за домом.

Мы зашли за каменную стену и поднялись на крыльцо. Входной дверью в таких домах служит ширма из рисовой бумаги. Закрытая она означает «не беспокоить»; открытая — приглашение зайти в гости. Ширма Камады была широко распахнута. Мы прокричали приветствие, и в ответ услышали какой-то крик. Сочтя его за приглашение, вошли внутрь.

Камада, одетая в кимоно, сидела со своими двумя детьми, которым тоже было за 70. Ее хлопково-белые волосы, зачесанные назад, открывали высокие скулы и глубоко посаженные карие глаза. Она явно удивилась, когда мы переступили порог. Но радостно подняла обе руки и запела, держа руки поднятыми и раскачиваясь назад-вперед. Ее дети, подхватив мотив, хлопали в унисон. Я моментально проникся симпатией. Камада поражала теплотой и дружелюбием, несмотря на властный и сильный характер.

Еще когда мы ехали в машине, Крейг рассказал, что Камада является местной норо — жрицей, которая общается с богами и предками и выступает духовным советником жителей деревни. Начиная с XV века норо официально стали элементом политической структуры Окинавы. Их назначают судом и приписывают к определенной деревне. Преемственность в семье превратилась в традицию, и это звание передается племяннице, дочери или внучке. Камада была последней носительницей звания норо в 400-летней истории своей семьи.

Ее почетное звание резко контрастировало с убранством дома — традиционного трехкомнатного жилища из пострадавшего от непогоды дерева. В одном углу на некоем подобии алтаря — урна, несколько сосновых веток, старые семейные фотографии и лунный календарь. За исключением кровати, в доме не было никакой мебели. Все, включая саму Камаду, сидели на полу.

Судзуки открыл свой медицинский чемоданчик, проверил у нее кровяное давление, измерил индекс массы тела, а также взял кровь на анализ. А затем проверил остроту ума Камады.

— Какой сегодня год? — спросил он.

— Год Петуха, — не задумываясь, ответила та.

— Какая сейчас пора года?

— Что за дурацкий вопрос? — парировала женщина.

Мы все засмеялись.

— Какой сегодня день?

— Сегодня пятое февраля, тринадцатое по лунному календарю.

Ее обязанности норо требовали отслеживания праздников по лунному календарю.

Покончив с делами, Судзуки предложил мне задать несколько вопросов. Я попросил рассказать ее о прошлом, о том, каково жилось маленькой девочке на Окинаве перед Второй мировой войной. Отец Камады выращивал рис и сахарный тростник и с трудом мог прокормить семью, поэтому в третьем классе Камада оставила школу, чтобы помогать матери по дому.

— Жизнь была трудной, — начала она. — Случались тяжелые годы, когда люди умирали от голода. Даже когда дела шли неплохо, мы питались имо (батат) на завтрак, обед и ужин.

Ее рассказ подтверждал то, что я прочел об истории островов. Окинавским крестьянам вроде семьи Камады приходилось несладко. Большинство из них жили впроголодь, выращивая просо, рис и ячмень, не очень подходящие для каменистого грунта острова. Хотя теплый субтропический климат способствовал росту злаков, тайфуны нередко уничтожали весь урожай.

Окинавский фермер и его семья трудились не покладая рук, чтобы хоть как-то прокормиться, и зачастую страдали от хронического недоедания. Уже в пять лет дети помогали пропалывать рисовое поле. Бабушка возилась в огороде. Дедушка носил дрова с холмов. Об отдыхе на пенсии окинавские крестьяне никогда не задумывались. В их языке до сих пор не существует такого слова.

Ситуация изменилась к лучшему в 1605 году, когда один из жителей Окинавы привез из Китая батат. Этот удивительный выносливый клубнеплод прекрасно прижился на скудной почве острова и не боялся тайфунов и муссонов. Для крестьян это был настоящий подарок, и довольно быстро батат стал главным продуктом питания, получив местное название «имо». Вареным бататом кормили домашний скот, так что теперь даже самые бедные окинавцы могли позволить себе есть мясо — правда, все равно только в праздник по лунному календарю. К моменту рождения Камады в 1902 году до 80 процентов калорий жители получали из батата.

Батат

Батат, или сладкий картофель, — идеальный источник витаминов и минералов. Он богат клетчаткой, витаминами А и С, а также калием и фолиевой кислотой. К тому же его легко готовить. Проколов клубень вилкой, запекайте его в микроволновой печи в течение пяти минут и ешьте, приправив солью и перцем.

В восемнадцать лет Камада вышла замуж по договоренности. Муж был на четыре года старше. У них родилось трое сыновей и три дочери. Когда дети были еще совсем маленькими, муж Камады часто ездил на материковый Китай и Палау в поисках работы.

— Растить детей было очень тяжело, — признается Камада. — Временами денег совсем не было. Мне приходилось плести соломенные шляпы, чтобы подзаработать.

Она изобразила, как протыкает иголкой толстую солому. Я заметил, что от постоянных усилий ее указательный палец навсегда согнулся под углом 45 градусов. В конце концов муж вернулся домой, и они подняли на ноги всех детей. Двое перебрались в другие места, а двое жили на этой же улице на полуострове Мотобу. Ее муж умер десять лет назад: ему было 96 лет.

Я попросил Камаду описать типичное утро.

— Я встаю в шесть утра, завариваю жасминовый чай и завтракаю, обычно это суп мисо с овощами. Затем, — она указала на дверь, — отправляюсь в священную рощу, молюсь за здоровье жителей деревни и благодарю богов за нашу безопасность.

Позднее я узнал, что священной рощей называлась расчищенная полянка в лесу на расстоянии примерно двухсот метров от дома. Крейг наклонился ко мне:

— Она глубоко убеждена, что благополучие деревни зависит от ее наблюдения за звездами, луной и духами предков. Даже в таком возра­сте она более чем серьезно относится к своим обязанностям.

В полдень, продолжала Камада, она отправляется на огород за домом, чтобы собрать травы и овощи на обед.

— Я использую полынь, чтобы придать аромат рису, и для пикантности кладу куркуму в суп, — пояснила она. — Я теперь ем мало. Чуть-чуть обжаренных овощей, а иногда немного тофу.

— А мясо? — уточнил я.

— О да, я люблю мясо, но ем его нечасто. В детстве мы ели мясо только на Новый год. Я не привыкла есть мясо каждый день.

— Вы когда-нибудь пробовали гамбургер или колу? — спросил я. Я знал, что на Окинаве больше ресторанов быстрого питания на душу населения, чем в любой другой части Японии, и что крупнейший в мире ресторан сети A&W находился всего в пяти километрах от деревни. Может быть, она посещала его?

Камада нахмурилась и наклонилась к дочери, которая переводила ее ответы.

— Она в жизни ни разу не пробовала колу, — ответила дочь. — Когда несколько лет назад она впервые увидела гамбургер, то спросила, что с ним надо делать. Моя мать питается согласно традициям для женщин ее возраста, — продолжала она. — Они не привыкли к жирной пище. Им, скорее, нужны продукты, которыми они питались в детстве, до войны. Она преимущественно ест овощи со своего огорода: дайкон, карелу (китайская горькая тыква. — Ред.), чеснок, лук, перец и томаты, иногда рыбу или тофу. За день она выпивает чайник горячего зеленого чая. Перед каждым приемом пищи она обязательно произносит «хара хати бу» — это помогает ей меньше есть.

— Хара хати бу? — повторил я.

— Это древнее конфуцианское изречение, — вмешался в разговор Крейг. — Все пожилые люди произносят его перед едой. Оно означает «ешь, пока не начнет исчезать чувство голода», а это происходит, когда человек сыт на 80 процентов. Мы писали об этом в «Программе Окинавы». Наверное, жители Окинавы единственные, кто намеренно ограничивает количество еды, и для этого они напоминают себе есть, пока не будут сыты на 80 процентов. Все дело в том, что сигнал о насыщении поступает от желудка к мозгу за двадцать минут. Легкое недоедание, согласно теории, замедляет метаболизм, в результате чего вырабатывается меньше вредных оксидантов — веществ, разрушающих организм изнутри.

А что насчет батата? Она употребляет его в пищу? Я пытался доказать гипотезу, согласно которой батат был одним из факторов окинавского долголетия. Клубнеплод получил такое широкое распространение, что до Второй мировой войны островитяне приветствовали друг друга словами «Нму каматооин», что переводится как «У тебя достаточно имо?». На острове даже поставили статую человеку, который впервые привез сюда батат, — Сокану Ногуни (известному теперь как «Властитель Сокан» или «Король имо»). Этот клубнеплод невероятно полезен: он богат витамином С, клетчаткой и бета-каротином — веществом, снижающим вероятность заболевания раком.

— Нет, — фыркнула Камада, — я ела его на завтрак, обед и ужин в течение 50 лет. Меня от него тошнит.

— Пожалуй, сейчас его вообще мало кто ест, — добавил Крейг. — Он практически исчез из рациона после Второй мировой, когда на ост­ров пришла американская культура еды. Трудно доказать его причаст­ность к долголетию.

Днем Камада спала, возилась в саду, а примерно в четыре часа дня встречалась с подругами-долгожительницами, чтобы просто поболтать и посплетничать. Легкий ужин, до шести часов, состоял из рыбного супа, любых сезонных овощей, зеленого лука, салата и риса. В девять вечера она ложилась спать.

— Так как же дожить до 102 лет? — поинтересовался я под конец. Я понимал, что задаю ненаучный вопрос, но порой именно ответы на такие вопросы наиболее ценны.

— Раньше я была очень красивой, — ответила Камада. — Волосы у меня были до талии. Мне потребовалось много времени, чтобы понять: красота кроется внутри. Красота приходит, когда вы перестаете беспокоиться о своих проблемах. Но лучше всего для вас, когда вы заботитесь о других.

— Еще какие-нибудь советы?

— Ешьте овощи, радуйтесь жизни, будьте добры к людям и почаще улыбайтесь.

Я взглянул на сидевшего подле меня Крейга, чтобы узнать, что он думает об этом.

— Знаешь, мастер Дэн, — заметил тот, глядя на меня сквозь огромные круглые очки, — она в трех предложениях сказала то, на что у нас ушло пятьсот страниц книги.

Перед уходом я побродил по дому Камады. Ее кровать представляла собой тонкий матрац, раскатанный поверх татами (толстых матов из тростника, набитых рисовой соломой). В кухне с потолка свисала бамбуковая пароварка, под которой стояла электрическая рисоварка. Маленькие тарелки и высокие узкие стаканы были аккуратно расставлены на полках. На виду не стояло ни конфет, ни печенья, ни других соблазнительных лакомств. Если и были в доме какие-то «вкусные вредности», они были спрятаны в закрытых шкафах.

Мы провели у Камады почти два часа, и ей надо было дать отдохнуть. Проигнорировав возможное нарушение этикета, я тепло попрощался с нашей хозяйкой, обняв ее перед уходом, и она обняла меня в ответ. Под кимоно чувствовалось хрупкое тело, а щека ощутила ее теплое дыхание. И тут я осознал, что обнимаю жизнь длиною в целое столетие, и понимание этого пробудило во мне глубокое уважение и восхищение. Я спросил, можем ли мы навестить ее еще раз.

— Конечно, можете, — ответила Камада. — Я никуда отсюда не денусь.

При сравнении с американцами того же возраста выяснилось, что «в крови долгожителей, что мужчин, что женщин, более высокий уровень половых гормонов», пояснил Судзуки.

— И потому люди принимают гормональные добавки? — спросил я, имея в виду добавки, содержащие ДГЭА — источник всех половых гормонов (андрогенов и эстрогенов), которые, по мнению некоторых ученых, могут замедлять процесс старения.

— Да, но тут дело не в этом. Добавки не равносильны гормонам, вырабатываемым организмом. Вполне вероятно, что ДГЭА не оказывает воздействия на возрастные изменения в составе тела и функции организма.

По мнению Судзуки, соевые продукты, содержащие фитоэстрогены, более действенны, нежели гормональные добавки. Некоторые исследователи утверждают, что эти продукты обладают многими полезными свойствами и при этом риск возникновения рака минимален. Жители Окинавы едят по меньшей мере сто граммов соевых продуктов ежедневно. Тофу, главный источник сои, возможно, также играет определенную роль в снижении риска развития сердечных заболеваний.

В поход за соей

Соя снижает в организме уровень «плохого» холестерина (липопротеида низкой плотности — ЛНП) и уменьшает вероятность развития сердечных заболеваний. Она существует в самых разнообразных формах — от тофу и соевого молока до «эдамам» (цельных соевых бобов). Все это — богатые источники питательных веществ, которые содержит соя. Содержание протеина различно в разных продуктах и у разных производителей, так что сверяйтесь с этикеткой.

Грег Плотникофф рекомендует отдавать предпочтение ферментированным соевым продуктам. «В медицинской литературе содержатся доказательства большей питательной ценности ферментированной сои, — поясняет он. — И окинавский тофу содержит больше белков и полезных жиров, чем японский и китайский аналоги».

Я поинтересовался у Судзуки, чем объясняется долголетие Камады — гормонами или иными факторами.

«Думаю, немалую роль играют ее обязанности норо, — ответил он. — Вообще обязанности имеют большое значение здесь, на Окинаве. Они называются “икигай” — причина просыпаться по утрам. Внезапная утрата традиционной роли серьезно сказывается на смертности. Особенно это заметно среди учителей и полицейских, которые после ухода с работы умирают очень быстро. Полицейские и учителя имеют относительно высокий статус и осознают свою роль в жизни. Стоит им уволиться с работы, они лишаются обоих атрибутов и быстро угасают. Но верно и обратное. Камада до сих пор так бодра, потому что чувству­ет себя нужной».

С правнучкой Камады, 14-летней Курарой, я встретился в парке, где она принимала участие в школьных спортивных соревнованиях. Она одержала победу на первом этапе 800-метровой эстафетной гонки. Передав эстафетную палочку товарищу по команде, она победно вскинула руки и помчалась к финишной линии подбадривать остальных участников команды. Курара все еще тяжело дышала, когда я подошел к ней.

— Чемпионы! — прокричала она уверенным глубоким голосом, показывая на товарищей, собравшихся вокруг нее. Курара согласилась пройтись со мной до бабушкиного дома и ответить на несколько во­просов. Я спросил, что больше всего впечатляет ее в бабушке.

— Прямота, — односложно ответила Курара.

На ней была зеленая футболка, белые шорты и кроссовки Nike. Коротко стриженные волосы и белоснежная улыбка делали ее похожей на озорного мальчишку.

— Бабушка не копит стресс. Иногда она так откровенна, что кажется резковатой. Мы как-то предложили поухаживать за ней, а она ответила: «Нет, я сама буду о себе заботиться».

Курара замолчала, понимая, что, возможно, ее слова звучат не очень почтительно.

— Больше всего мне нравится бабушкино чувство юмора. Иногда она пукает и сразу говорит, что это поезд проезжает мимо.

У дома Камады я снял обувь за порогом и устроился на татами. Курара радостно пролетела мимо меня и кинулась прямо к Камаде, которая по своему обыкновению невозмутимо восседала в кресле. «Давай пять, бабушка, мы победили». Камада подняла руку и ударила о ладонь правнучки, а после повернулась ко мне с сияющей улыбкой.

Курара рассказала мне о своей семье, друзьях и о том, как она обожает группу Backstreet Boys. Она любит арбуз, фиолетовый батат и натто (традиционные ферментированные соевые бобы). Ей нравится бегать, играть в баскетбол, спорт она предпочитает видеоиграм. Когда я поинтересовался, кем девушка хочет стать, когда вырастет, та поджала губы и гордо вскинула голову: «Я стану моделью». Она поднялась и продефилировала по двору, раскачивая бедрами, словно шла по подиуму. «Я каждый день тренируюсь».

— Но мне также нравится кэндо (японское фехтование), — заявила она. — Я самурай.

В долю секунды сменив роль, она выбросила вперед воображаемую рапиру, словно намеревалась атаковать.

— Это моя мечта. Но вообще я думаю, что стану учительницей физкультуры. Хочу учить детей так, чтобы они получали удовольствие от школы. А больше всего желаю научить детей ценить жизнь. Мне бы хотелось познакомить их со своей бабушкой, чтобы они послушали истории из ее жизни. Хотя, конечно, не знаю, будет ли она еще жива.

Я спросил у Курары, удастся ли ей дожить до такого же возраста, как ее бабушка. Она взглянула на меня со странным выражением: «Конечно, я собираюсь прожить не меньше 150 лет».

Через несколько дней перед возвращением на Мотобу я вновь отправился к ним в дом. Было далеко за полдень, третий день дождь лил как из ведра. Я намеренно привязал свой визит к встрече давних друзей Камады, которые каждый день собирались в ее доме, — моаи. Пройдя за каменную стену, я поднялся в дом. Сквозь ширму из рисовой бумаги пробивался свет, рисуя на ней силуэты оживленно жестикулировавших леди. На минуту я замешкался, прислушиваясь к разговору, сопровождаемому пронзительным смехом. Мне хотелось поприсутствовать на моаи; возможно, эта встреча прольет свет на окинавское долголетие.

Понятие «моаи» — в приблизительном переводе «встреча ради общей цели» — изначально означало финансовую помощь соседей. Если у кого-то возникала необходимость приобрести участок земли или разрешить экстренную ситуацию, единственным вариантом было собрать деньги в складчину. Но прошли годы, и формат встреч изменился: сегодня это скорее социальная поддержка, ритуальное друже­ское общение.

Я робко отодвинул ширму. Камада и моаи сидели в кругу, тускло освещенные светом кухонной лампы. Источником тепла служила маленькая угольная плитка. Камада — точно королева — восседала в центре на большом деревянном кресле, в то время как остальные женщины скромно разместились на низких стульчиках или прямо на полу.

— Могу я войти? — прервал я их беседу.

Женщины замолчали. Камада в приветственном жесте подняла руки вверх.

Больше часа я сидел в углу и наблюдал, а Рико шепотом переводила мне на ухо. Женщины сплетничали и шутили. Разговор переходил от любовных интрижек («Она перестала с ним встречаться после того, как узнала, что он встречается с другой. Вот так неожиданность, да?») к неофициальным новостям («Она судится с зятем, потому что тот дурно обращается с ее дочерью») и объявлениям о работе («Моему сыну нужна помощь в палатке, так что если у кого найдется трудолюбивый внук…»).

— Вы только сплетничаете? — вмешался я в разговор.

— Нет, — ответила 95-летняя Матссе Манна после долгого молчания. — Если кто-то умирает, вся деревня приходит на помощь. А если узнаем, что кто-то впал в уныние, мы навещаем его.

— А вы сами? Как моаи помогает именно вам?

— Эти разговоры — мой икигай, — объяснила Кладзуко Манна после длительной паузы. 77-летняя Кладзуко была самой молодой в группе. — С утра я стираю, а днем прихожу сюда. Каждая участница моаи знает, что ее друзья рассчитывают на нее так же, как она рассчитывает на них. Если кто-то из нас заболевает, теряет супруга или остается без денег, кто-нибудь обязательно придет на помощь. — Кладзуко протянула руку в сторону остальных женщин. — Гораздо проще идти по жизни, зная, что есть поддержка.

— Мне одиноко в те дни, когда мы не собираемся, — добавила Камада. — Я каждый день подхожу к двери в 15:30, и если никто из по­друг не заходит, мне становится грустно.

Пока я слушал, мне подумалось, что эти женщины, совокупный возраст которых составляет более 450 лет, являются хранительницами мудрости долголетия. Японки благодаря некоему особому фактору живут в среднем на восемь процентов дольше, чем американки. Вполне вероятно, моаи и есть это волшебное средство. Хронический стресс негативно сказывается на общем состоянии здоровья, а эти женщины пользуются привычной для их культуры традицией, позволяющей избавляться от стресса, каждый день ровно в половину четвертого. В книге «Боулинг в одиночку» (Bowling Alone) Роберт Патнэм отмечает, что американцы все меньше и реже общаются со своими соседями. В среднем у каждого американца есть два близких друга, на которых он может положиться, хотя совсем недавно их было три. А подобное положение дел в немалой степени способствует развитию стресса.

— Чем больше всего поразила вас Камада? — спросил я своих спутников, чтобы прервать молчание, зная по опыту, что, пока мы едем, я могу узнать массу интересного у Крейга и Грега.

— Вы видели, что ест Камада? — начал Грег. Я обернулся к нему. В его голосе слышалась легкая очаровательная шепелявость. — Немного вареных овощей и дайкона, немного моркови и суп мисо. Может, чуток обжаренных овощей. Простая пища без особой тепловой обработки. Люди не понимают, какой вред организму наносят сахар и мясо.

— Почему?

— Это называется биоэкологическая профилактика. Я сейчас поясню. Простая, не подвергающаяся обработке пища, которой питаются сельские жители, ассоциируется с положительной флорой, представленной полезными бактериями, живущими в кишечнике. К таким бактериям относятся молочнокислые бактерии, обладающие иммуномодулирующими свойствами и способностью к ферментации клетчатки. А стрессовые факторы, разрушающие здоровую флору, — хирургические операции, лекарственные препараты, потребление мяса и продуктов, подвергшихся технологической обработке, — нарушают естественный баланс, и вместо полезных бактерий начинают развиваться вредные. Это повышает риск развития заболеваний, типичных для городских, или «цивилизованных», обществ, таких как воспаление кишечника, рак и др. Это ассоциируется со слабовыраженным системным воспалением, имеющим непосредственное отношение к заболеваниям, связанным со старением, таким как остеопороз, сердечная недостаточность и слабоумие.

— Разве эти заболевания не связаны с тем, что люди, питающиеся вредной, нездоровой пищей, страдают ожирением?

— Ожирение, конечно, тоже фактор риска, — ответил Грег. — Однако нездоровая пища, помимо всего прочего, приводит к хроническому воспалению желудочно-кишечного тракта. Воспаление может быть и результатом инфекции, но постоянное инициирование посредством вредных продуктов заставляет организм вырабатывать химические вещества, наносящие вред внутренним органам и артериям. Люди считают, что организм контактирует с внешним миром только кожей, но на деле в этом процессе участвует и весь пищеварительный тракт — желудок, толстая и тонкая кишки. Общая площадь его поверхности примерно равна площади теннисного корта. Организму нелегко справиться с воспалением столь большого участка.

— Я заметил, что в ее рационе много полыни, куркумы, чеснока. Полагают, что полынь встречается только в книжках о Гарри Поттере. Окинавская полынь, одна из разновидностей рода Artemisia, содержит сильнодействующее естественное вещество, помогающее в борьбе с малярией. Всемирная организация здравоохранения придает первостепенное значение распространению Artemisia в развивающихся странах.

— Здесь, на Окинаве, это практически сорняк, — сказал Грег. — Она растет повсюду. Жители ее едят и используют в качестве лекарства, в особенности при повышенной температуре. А количество куркумы вы заметили? Куркума во многом так же эффективна, как цисплатин, а это одно из самых мощных средств в химиотерапии. Куркума обладает противовоспалительным, антиоксидантным и противораковым свойствами. Многие заболевания, связанные с возрастом, обусловлены ослаблением иммунной системы. Избыточное или ненужное воспаление ускоряет развитие сердечных заболеваний, остеопороз, болезнь Альцгеймера. Антиоксиданты в овощах и травах играют важную роль, поскольку процесс окисления, от которого ржавеют наши автомобили, разрушает и наш организм. Антиоксиданты нейтрализуют свободные радикалы, повинные в этом разрушении. Огород Камады, где она выращивает свой завтрак, обед и ужин, не просто продовольственный магазин. Это самая настоящая аптека.

Фантастическая куркума

Входящая в состав таких острых приправ, как карри и горчица, куркума с давних пор используется не только как специя в кулинарии, но и как растительное лекарственное средство в аюрведе, унани и сиддхе, а также в традиционной китайской медицине. Исследования показывают, что в этой специи содержится активный компонент куркумин, обладающий антиоксидантными и противовоспалительными свойствами.

Теперь Грег бурно жестикулировал. У него есть такая милая черта: он близко к сердцу принимает все вопросы, связанные со здоровьем и комплементарными лекарственными средствами.

— Жители Окинавы выращивают овощи. Я же вижу в них сильнодействующие противовоспалительные, антивирусные и противораковые средства, — продолжал он. — Понимаете, рак не возникает в одночасье. Это процесс, а не единичное явление. Равно как и его профилактика: она должна проводиться ежедневно, войти в привычку. Мы привыкли к наличию выбора и всегда задаемся вопросом: «Какой вариант лучше?» Для жителей этого острова естественной является культура, с рождения берегущая здоровье. Им повезло, в их распоряжении круглый год свежие экологически чистые овощи, мощная социальная поддержка и эти удивительные травы, равносильные по эффективности лучшим лекарствам.

Тут вмешался Крейг, терпеливо слушавший монолог Грега:

— Дело не только в том, что едят жители острова, но и сколько они едят. Их пища не слишком калорийная, зато очень питательная. Сравните типичную пищу островитян — обжаренный тофу, суп мисо и зелень — и американский гамбургер. В их продуктах в три-четыре раза больше питательных веществ, но только половина калорий, содержащихся в гамбургере. От такой еды быстрее насыщаешься, но при этом не полнеешь и живешь дольше. А если следовать правилу Камады «хара хати бу» и есть, не наедаясь до отвала, то здоровье точно будет еще лучше.

— Как, по-вашему, возникла идея «хара хати бу»? — полюбопыт­ствовал я. — В конце концов это неестественно — прекращать есть до того, как насытишься!

Я поделился своей теорией культурной эволюции. Совершив семнадцать экспедиций по изучению древних загадок, я заметил, что традиции и обычаи успешных культур со временем проходят бессознательный, но разумный естественный отбор. Практики, не полезные для общества, постепенно сходят на нет, а полезные приживаются — какими бы неожиданными и парадоксальными они ни казались. По­мню такую историю: в одном из племен, проживавшем в Африке южнее Сахары, готовили пищу на открытом огне внутри хижин. Хижины наполнялись дымом, которым дышали все жители деревни. Увидевший это сотрудник Корпуса мира предположил, что легкие жителей почернели от дыма. На вопрос, почему они готовят внутри жилища, никто из членов племени не смог дать ответа. И сотрудник убедил их готовить еду на улице. Однако вскоре после этого члены племени с угро­жающей скоростью стали заболевать малярией. Оказалось, что дым отпугивал малярийных москитов и это перевешивало его негативное воздействие на здоровье.

Не думаю, что первый человек, попробовавший жгучий перец, подумал, что это вкусно. Капсаицин, активный ингредиент перца, сильно раздражает кожу. Но каким-то образом мы, люди, научились наслаждаться этим вкусом. Почему? Потому что капсаицин является природным дезинфицирующим средством, убивающим многие виды пищевых бактерий. Положите жгучий перец в слегка подпорченное мясо, и он задержит размножение бактерий. Люди, которые употребляли перец, выживали. Люди, которые его не употребляли, болели и даже умирали. Со временем выжившие привыкали к его вкусу, что позволило развиваться здоровой культуре.

— Можно ли утверждать, что окинавское долголетие тоже объясняется культурной эволюцией? — спросил я своих коллег.

— Мне кажется, это вполне правдоподобное объяснение, — ответил Крейг. — Полынь имеет горький вкус. Но почему-то люди на Окинаве привыкли к этой горькой траве и традиционно используют ее в качестве приправы для риса. Связано это с тем, что они всегда любили полынь, или с тем, что их вкусовые пристрастия адаптировались к полезному? Кстати, такая же история произошла с овощем под названием гойя (горькая дыня). На вид гойя похожа на покрытый бородавками огурец, к тому же ужасно горькая. Пробуя ее сок, трудно не сморщиться. При этом в нем содержатся огромные количества антиоксидантов и три соединения, снижающие уровень сахара в крови. Неужели жители острова едят горькую дыню потому, что она приятна на вкус? Вряд ли.

Добравшись до самой северной точки острова, дорога, сузившись, повела через густые заросли. Наверное, именно так, подумалось мне, Окинава выглядела в начале прошлого века.

До Оку мы добрались ранним вечером. Проезжая мимо магазинчика на окраине маленького города, я остановился купить что-нибудь перекусить. И пока расплачивался, поинтересовался у девочки-подростка в школьной форме, не знает ли она в округе кого-нибудь старше ста лет. Я знал по меньшей мере двух долгожителей этого района.

— Через дорогу, — ответила девочка, — живет Годзэи Синдзато.

Грег, Крейг и я зарегистрировались в гостинице через квартал, точно зная, кому мы позвоним с самого утра.

— Годзэи! — кликнул я хозяйку.

Мы подождали снаружи. Шел дождь, и с крыши низвергался настоящий водопад. Спустя мгновение из спальни появилась Годзэи. Крошечная старушка, ростом примерно метр сорок, одетая в кимоно, на которое было накинуто пальто. Босые ноги ее мягко ступали по татами из рисовой соломы. Завидев нас, трех рослых американцев в ярких дождевиках, она вздрогнула. А затем рассмеялась — даже, скорее, захихикала, — выдыхая в студеный утренний воздух плотные облачка радости. Ее загорелое морщинистое лицо растянулось в улыбке, скулы приподнялись, и глаза превратились в две щелочки.

— Проходите, — пригласила она.

Мы сняли обувь, вошли в дом и уселись. Хозяйка предупредила, что говорит по-окинавски и немного по-японски, поэтому разговаривать нам будет затруднительно. Тем не менее с помощью нескольких десятков вопросов я разузнал ее историю.

Большую часть жизни Годзэи проработала в горах, рубила дрова и продавала их в деревне. Когда ей исполнилось восемнадцать, родители выдали ее замуж за местного фермера. У них родилось четверо детей, которых она вырастила, несмотря на все трудности.

Однажды в горах она повстречала женщину, намного крупнее себя, которую укусила хабу — смертельно ядовитая змея, обитающая на острове. Годзэи, весившая чуть меньше 40 кг, оторвала кусок от своего платья, сделала жгут, после чего взвалила женщину на спину и потащила пострадавшую к морю. Пришлось идти около семи километров. На лодке женщину отвезли в соседнюю деревню, оказали помощь, и та выжила. Годзэи тогда было 62 года.

Сейчас, по прошествии сорока лет, Годзэи живет одна в крошечном доме. Ее муж умер на 52-м году брака. Каждый день она работает в огороде и три раза в год собирает урожай — преимущественно чеснок, гойю, куркуму и лук-шалот. С удовольствием читает комиксы, которые приносят внуки, и обожает смотреть бейсбольные матчи по телевизору. Ее любимое время — вечер, когда к ней в гости заходят соседи.

Когда разговор подошел к концу, мы нервно улыбнулись, глядя друг на друга.

— Посмотри на ее лицо, — прошептал Грег. — Обрати внимание на глубокий, въевшийся загар от постоянного пребывания на солнце. Заметил, что у Камады такая же кожа? Это означает, что они обе всю свою жизнь регулярно получали приличные дозы витамина D.

— И что?

— Я считаю, витамин D — важный ингредиент в рецепте долголетия, — воодушевленно принялся пояснять Грег, словно на него только что снизошло озарение. — Кожа под воздействием солнечных лучей вырабатывает витамин D. Недостаток этого витамина повышает риск развития практически всех заболеваний, связанных с возрастом, включая многие виды рака, высокое кровяное давление, диабет и даже аутоиммунные заболевания вроде рассеянного склероза.

— Недостаток витамина D заметно ускоряет развитие сердечно-сосудистых заболеваний у пациентов с больными почками. Дефицит этого витамина вызывает ломкость костей, атрофию мышц. Резко возрастает вероятность падения и переломов. А когда люди в таком возрасте ломают кости, — Грег кивнул в сторону Годзэи, — они быстро умирают.

— Но мне казалось, что слишком долгое пребывание на солнце вызывает рак, особенно учитывая изменения в озоновом слое, — возразил я.

— Разумеется, если вы редко бываете на солнце, — парировал Грег шепотом. — Сейчас, конечно, не так, как было во времена наших родителей, и никому не хочется зажариться на солнце. Ожоги наносят вред, но еще вреднее постоянно сидеть дома из страха загореть слишком сильно. Люди вроде Годзэи, — продолжал Грег, — с глубоким загаром, привыкшие постоянно находиться на солнце, получают оптимальное количество витамина D. Тем, кто безвылазно сидит дома, приходится литрами пить витаминизированное молоко, чтобы получать оптимальное количество этого витамина. Содержание его в поливитаминах недостаточно, особенно если вы живете в северных городах типа Нью-Йорка или Чикаго, имеете смуглую кожу, подолгу работаете в закрытых помещениях или отпраздновали слишком много дней рождения. Витамин D в организме контролирует важнейшие элементы иммунной системы, кровяного давления и роста клеток и играет существенную роль в профилактике рака. Доказано, что витамин D угнетает раковые клетки, которые чаще всего убивают американцев.

Годзэи, которая терпеливо слушала нашу с Грегом беседу, поднялась и прошествовала в кухню. Я выждал минуту и последовал за ней. Она возилась на кухне — узкой комнатке, освещаемой только маленьким распахнутым окошком, через которое проникал слабый свет дождливого дня.

Я молча наблюдал за хозяйкой. Достав из-под раковины деревянную старую коробку, она встала на нее, чтобы достать до крана. Наполнив чайник водой, Годзэи поставила его на плиту и зажгла огонь. На полке стояли две прозрачные банки, похоже с какими-то настойками — лекарствами, как выяснилось позднее. В одной из них были дольки чеснока, а в другой — какая-то зеленая трава.

Ожидая, пока закипит вода в чайнике, Годзэи энергично вымыла пару тарелок, а заодно и свои вставные челюсти. Когда чайник засви­стел, она сняла его с огня, присела на корточки в углу и залила кипятком чайные листья. Кухня наполнилась нежным сладким ароматом жасминового чая. Ее плавные и неторопливые движения отличались четкостью и спокойствием. Казалось, она совершенно не замечала моего присутствия.

Позже, за чаем, мы предприняли тщетную попытку возобновить прерванный разговор. Совершенно иные, мы были людьми из разных полушарий, даже из разных столетий, и никак не могли подобрать нужные слова. Она понимающе улыбнулась. И тут вспомнила, что забыла угощение! Легким движением поднявшись на ноги, она снова исчезла на кухне. И через какое-то время наша гостеприимная хозяйка вынесла две тарелки; одну с нерафинированным сахаром (любимое лакомство ее внуков), а вторую с сушеным гольяном (ее любимое лакомство). Ногтем она отковырнула голову одной рыбешки и запихнула ее в рот, жестами призывая меня сделать то же самое. Рыбешка была жестковатой, соленой и, естественно, с рыбным привкусом, правда, совсем не неприятным. Я заел ее куском сахара и запил чаем. И мы улыбнулись друг другу.

Через пару минут она снова вскочила. На этот раз, чтобы принести ежедневное подношение предкам — обязательный ритуал духовной жизни Окинавы. Годзэи встала у дальней стены, где на полке разместились коллекция ваз с цветами, урны и старые фотографии. Она зажгла несколько палочек с благовониями и поставила их перед старой фотографией угрюмой пары крестьян. Поднявшаяся вверх струйка дыма наполнила комнату ароматом сандалового дерева. И снова я будто превратился в невидимку. Последующие десять минут она читала молитвы, наклонившись к алтарю. После чего села на место и улыбнулась.

— Видите, что происходит? — заметил Крейг. — Этот ритуал — почитание предков. Пожилые женщины питают огромное уважение к умершим предкам. И верят, что если совершат должные подношения с утра, то в течение всего дня предки будут оберегать их. Если случается нечто плохое, значит, так было суждено, а если случается нечто хорошее, то лишь потому, что предки о них позаботились. Передавая заботы высшей силе, люди снимают стресс.

— Здорово, — прокомментировал я.

— Вы заметили, кстати, как легко она встает и садится? Сколько пожилых людей в Америке могут с такой легкостью подниматься на ноги? Годзэи больше ста лет, и за день ей приходится вставать и садиться раз по тридцать. Для человека ее возраста она необычно сильна и проворна. Это исключительно важный фактор для старческой смерт­ности, поскольку после определенного возраста падения и переломы имеют обычно фатальные последствия.

Примерно в девять утра наша хозяйка извинилась и отправилась готовить завтрак. Поднявшись на ноги уже в девятый раз за время нашего визита, она отправилась на кухню, где зажгла огонь под вчерашним супом. Всыпала туда свежей моркови, редиски, тофу, столовую ложку пасты мисо и оставила вариться. Между делом она убралась на кухне, вытерла полки, раковину и даже окно. После этого пододвинула к плите стул и уселась наблюдать за супом. Пламя отбрасывало слабый отблеск на лицо Годзэи. Мне подумалось, что в этот момент я наблюдаю за счастливым финалом человеческой жизни. Не ощущалось ни слабости, ни сожаления о надвигающейся смерти, скорее умиротворение — удовлетворение от жизни, свободной от устремлений и обязательств, которые тяготили ее в молодые годы.

Она налила подогретый суп в миску, поглядела на него несколько долгих мгновений и пробормотала: «Хара хати бу». Бросила на меня быстрый взгляд и опустила глаза на миску, словно выжидая чего-то. Тут до меня дошло, что, наверное, она хочет поесть в одиночестве? Я объявил о своем уходе.

— Большое спасибо, — поблагодарил я, слегка кланяясь. — Могу ли я навестить вас еще раз?

— Если нужно, — усмехнулась она. И широко улыбнулась.

В тот же день мы с Рико уселись на паром и через полчаса добра­лись до Иэ, крошечного острова, на котором возвышался вулкан высотой 1679 м. До сих пор мы воспринимали Окинаву только через призму ее растущей славы «голубой зоны», однако у многих американцев этот остров ассоциируется с трагическими событиями. Битва за Окинаву была крупнейшей операцией на тихоокеанском театре воен­ных действий во время Второй мировой войны. С апреля по июнь 1945 года союзные войска бросили против японцев 1300 кораблей и десятки тысяч войск. В этой битве погибло или было ранено около 70 тысяч американских солдат и моряков, а потери мирного населения на Окинаве составили от 100 до 150 тысяч.

Мы склонны считать жителей Окинавы японцами, но на самом деле это отдельный народ — преимущественно крестьяне, — бывшее Королевство Рюкю, которое в конце XIX века поработили японцы. Им были чужды имперские замашки токийских правителей, вынудивших их участвовать во Второй мировой войне. Старики вспоминают, что японские солдаты использовали окинавских призывников в качестве живых щитов, заставляя тех выступать против армейских пулеметов вооруженными лишь бамбуковыми копьями. Американ­ские военные корабли уничтожили около 600 тысяч жилищ и выпусти­ли более 1,7 млн снарядов в битве, получившей название «Стальной тайфун». Сражение в буквальном смысле изменило топографию острова­.

Участие острова Иэ в битве за Окинаву продолжалось шесть дней. Многие были убиты. Одним из погибших был Эрни Пайл, военный корреспондент, лауреат Пулитцеровской премии, в чьих очерках запечатлены героизм и гуманность американских солдат во время Второй мировой войны. Его убитые горем товарищи воздвигли деревянный крест на месте его гибели. Сегодня надпись на каменном памятнике гласит: «На этом месте 77-я пехотная дивизия потеряла друга, Эрни Пайла. 18 апреля 1945 года».

Высадившись на берег, мы с Рико арендовали велосипеды и направились в местную ратушу, чтобы договориться о встрече с мэром. Нам нужно было получить разрешение взять интервью у долгожителей. Мы рассчитывали, что встречи придется прождать до следующего дня, однако секретарь сразу же провела нас к мэру и предложила зеленого чаю.

— Чем могу помочь? — спросил мэр.

Обходительный мужчина лет примерно 35, он, казалось, был далек от суровых правил этикета Нахи. Мы поинтересовались, не знает ли он кого-нибудь из восьми долгожителей, проживающих на острове.

— Я знаю одну женщину, Камату Арасино, — сказал мэр. — Невероятная женщина. Она наша местная героиня.

Он подошел к шкафу и вынул брошюру по истории острова, пролистал до страницы, где говорилось о Камате, и начал читать. Рико переводила:

Дождливый апрельский день. 43-летняя Камата Арасино вместе­ с тремя детьми и 130 другими жителями деревни скрывалась в крошечной пещере. За пять дней до этого американские войска­ атаковали остров Иводзима и уничтожили почти половину насе­ления. Военные корабли обстреливали остров с моря. Единственным укрытием несчастных крестьян была пещера. Им говорили, что американские солдаты, захватив их в плен, замучают до смерти. Поэтому на случай захвата жителям деревни раздали гранаты, чтобы те могли взорвать себя и спастись от мучительной смерти. Через несколько дней американские войска высадились на западном берегу острова и постепенно продвигались вглубь острова­. В панике жители решили взорвать гранату. Но буквально за долю секунды до взрыва Камата поняла, что хочет жить. Схватив детей, она кинулась в дальний угол пещеры. Белая вспышка­, оглушительный грохот, и потолок пещеры рухнул…

— Удивительная история, — заметил я. — Камата все еще жива?

— Да, — ответил мэр. — Она до сих пор живет здесь, в деревне.

— Могу я с ней повидаться?

— Почему же нет.

Мэр вывел нас из здания ратуши и показал на простой дом, стоящий ниже по улице всего в одном квартале.

74-летний Сигеити, лысый мужчина с не сходящей с лица улыбкой, открыл нам дверь.

— Камата — моя мать, — ответил он, когда я сообщил, что ищу женщину, выжившую в пещере. — Я был в той пещере вместе с ней.

Он пригласил нас в гостиную, мы сняли обувь и уселись, скрестив ноги, за низкий столик. Хозяин налил нам зеленого чаю.

Он добродушно посмеялся над моими вопросами.

— До войны приходилось очень тяжело, — начал он рассказ. — Как и большинство местных жителей, мы жили за счет того, что сами выращивали. Три раза в день питались бататом, иногда перепадало немного рыбы. Раз в год, на лунный Новый год, забивали поросенка и ели свинину. Но все равно большую часть времени ходили голодные.

Он улыбнулся.

— Потом разразилась война. Есть было нечего. Мы питались мисо и пили дождевую воду. Когда в апреле 1945 года здесь высадились американские войска, они бежали по берегу, паля из пулеметов — тра-та-та-та, — Сигеити изобразил пулеметный огонь. — Военные корабли обстре­ливали нас с моря. Больше половины жителей острова погибли.

— Вам не кажется странным принимать сейчас в доме американца? — спросил я, испытывая легкое чувство стыда, представляя «противника» той войны.

— Нет, — он отмахнулся, жестом давая понять, мол, тогда было другое время.

После этого я расспросил его о пещере и об истории, рассказанной мэром.

— Настоящий кошмар, — сказал он. Улыбка сошла с его лица. — Мы прятались от американских пуль. У нас не было еды, мало воды, а в пещеру набилось столько народа, что нельзя было даже лечь. И вдруг кто-то прокричал, что приближаются американцы. Моя мать — сильная женщина. Она не могла позволить нам умереть. За мгновение до взрыва она бросила нас на землю и накрыла матрацем. Взрыв был такой мощный, что у меня до сих пор звенит в ушах. — Он достал слуховой аппарат. — С потолка на нас посыпались огромные камни.

Отчетливее всего я помню ужасную тишину после взрыва. Погибло более 110 человек. К счастью, моя семья уцелела. Американцы захватили нас, но не тронули, а, наоборот, кормили. Война, наконец, закончилась, и пришло процветание. Моя мать живет вместе с моей женой и детьми. Днем после школы внуки регулярно навещают бабушку.

Спустя несколько месяцев во время повторной поездки на Окинаву я посетил Камату в центре для престарелых, где она находилась. Около тридцати пожилых людей сидели за столами, болтали или что-то мастерили. Рисунки на стенах и настольные игры делали центр похожим на детский сад. Однако здесь, как во многих подобных местах, все же пахло мочой. Скрючившиеся старички, ковыляющие с ходунками; старушка, сгорбившаяся в кресле, у которой из угла рта, словно прозрачная спагетти, свисала нитка слюны… Хотя ни Камада, ни Годзэи не имели возможности поселиться в таком месте, мне показалось, им гораздо лучше жилось дома, где есть сад, моаи и где к ним постоянно забегают внуки.

Мы нашли Камату, болтающую с тремя другими женщинами примерно ее возраста. Она была совсем маленькая — ростом не выше 122 см — и одетая в цветастую рубаху. Короткие седые волосы зачесаны назад, открывая лоб. Столетнее лицо испещрено морщинами, словно тыква после сильных морозов. Почти глухая, она, тем не менее, сохранила острый ясный ум. Зоркий взгляд свидетельствовал, что она отдает отчет обо всем происходящем вокруг. Камата улыбнулась, когда я уселся рядом.

Я рассказал, что путешествую по миру и беседую с долгожителями и что ее история самая удивительная из всех мною услышанных. Могу ли я расспросить ее поподробнее?

— На мою долю выпало немало страданий, — сказала она, затронув тему, типичную для многих окинавских долгожителей. — Многие годы я голодала. Мой муж и старший сын были убиты на войне.

Я спросил о пещере.

— Да, я была там. Был сильный взрыв, но я выжила и мои дети тоже. — Тут она увидела, что я делаю записи, и заметила, взмахнув рукой в воздухе: — Довольно! Не хочу говорить о прошлом. Я устала от него. Сейчас я счастлива. У меня достаточно еды, меня окружают друзья. Зачем вспоминать страдания, если настали лучшие времена? Я пережила все трудности, и они сослужили мне хорошую службу, потому что дали возможность радоваться сегодняшнему дню.

В течение последующих трех недель мы с Рико встретились с десятком долгожителей — они во многом походили друг друга. Мы беседовали с Йосиэй Сирома, загорелым мужчиной из Нахи, который раскрыл секрет своего долголетия — леденцы. Он не только ел сладости каждый день, но и делал их сам, размельчая сахарный тростник и варя его на заднем дворе.

— Если вы едите столько сладкого, как вам удалось сохранить такие красивые зубы?

— Они искусственные, — засмеялся Йосиэй, доставая белые вставные челюсти.

Зубы

Важный элемент пищеварительной системы — белоснежные зубы — можно сохранить на всю жизнь. Благодаря здоровым зубам мы можем есть любую пищу сбалансированного рациона, однако дырки в зубах, неправильные протезы и прочие проблемы с ротовой полостью превращают жевание в болезненный процесс и порой приводят к расстройствам пищеварения. Регулярно посещайте стоматолога, чистите зубы и пользуйтесь зубной нитью — и вы сохраните красивую улыбку.

Гимнастика — обязательное ежедневное занятие 94-летнего Коутоку­ Киндзё. Оно помогает сохранять гибкость, столь необходимую для бодзюцу (боевого искусства с применением длинного шеста) и каждодневных поездок в сад на мотоцикле.

Фуми Тинен ни разу в жизни не сказала грубого слова — ни разу за все 99 лет своей жизни. Мы встретились с ней на рынке Нахи, где она держит палатку с одеждой. Обаятельная улыбка и завязанные в пучок волосы делали ее похожей на бабушку, которую хотелось бы иметь любому из нас. Вот ее секрет долголетия: «Каждый день есть угря, работать там, где можно общаться, и не питаться ничем, что другие рекомендуют как здоровое и полезное!»

Для сохранения молодости хозяин гостиницы Исикити Такана каждый день молится. «Мои предки наблюдают за мной, — рассказал мне 99-летний Исикити. — Я никогда не прошу долгой жизни, просто выражаю благодарность еще за один день. Так я напоминаю себе о том, как важен каждый наш день». Мы навестили 105-летнего Сейрю Тогути, чей икигай заключался в уходе за садом и игре на лютне. Все соседи любили его и охотно за ним присматривали.

Целое утро я провел на пляже Нахи вместе с Фумиясу Ямакава, бывшим банкиром. Каждое утро в 4:30 он на велосипеде отправлялся на пляж, полчаса плавал, полчаса бегал, занимался йогой, а затем встречался с другими окинавскими старожилами: они все вместе становились в круг и смеялись.

— Зачем? — поинтересовался я.

— Это витамин У, — пояснил он. — Ты улыбаешься с утра, и улыбка придает сил на целый день.

Во время моего пребывания в Токио Грег договорился об обеде с доктором Хиросе. Невысокого роста, эксцентричный, с хорошим чувством юмора и звонким смехом, Хиросе описывал мне свой 15-летний опыт изучения долгожителей. За последние сорок лет, заметил он, процент долгожителей в Японии резко возрос. Я спросил, может ли он дать объяснение этому.

— Единственный общий фактор, который нам удалось выявить, — разнородность долгожителей. Другими словами, все они разные.

Как и все заслуживающие доверия ученые, Хиросе избегал однозначных выводов. Однако после нескольких порций саке доктор разговорился. Хиросе обнаружил, что долгожителям свойственно потреблять меньше жиров, белков, углеводов и калорий (преимущественно в силу их более низкой массы тела). Долгожителей от молодого поколения отличает также любовь к овощам и молочным продуктам. Они необязательно едят больше или меньше других, но их рацион богат кальцием, витаминами и железом.

Хиросе потянулся к портфелю и вытащил карту с красными точками, отображающими распределение долгожителей по Японии. Каждая точка обозначала десять долгожителей. На самых северных островах точек насчитывалось крайне мало. Однако к югу их плотность увеличивалась, а на Окинаве скопление было настолько плотным, что напоминало большое красное пятно.

— В Японии проживает семь супердолгожителей на миллион человек, — заметил Хиросе, имея в виду людей старше 110 лет. — На Окинаве их соотношение составляет 35 на миллион. Возможно, причина в том, что на более холодном севере пожилые люди чаще умирают от респираторных инфекций. Или в том, что на Окинаве у жителей есть возможность круглый год выращивать свежие овощи и реже употреблять в пищу маринады и мясные консервы. А может быть, преимущество дает окинавцам солнце?

Это подтверждало теорию Грега о витамине D.

Супер

Среди долгожителей выделяют людей в возрасте от девяноста до ста лет и от ста и выше. А супердолгожителями называют людей старше 110 лет. Сегодня точное количество супердолгожителей в мире неизвестно, однако исследования показывают, что их число неуклонно растет с 1980-х годов.

Он сменил тему и принялся рассказывать об исследовании, касающемся счастья, над которым он работал вместе с коллегами.

— Мы видим, что люди в возрасте от 40 до 80 склонны меньше радоваться жизни, — сказал он, рисуя на бумаге U-образную кривую. — К 80 их самочувствие снова улучшается. Когда женщина достигает 100 лет, она чувствует себя намного счастливее, чем в сорок, хотя, возможно, и слабее здоровьем. Это объясняется благоприятной культурой общества. Американцы всячески подчеркивают биологическое старение. Вы склонны стареть в одиночестве. В Японии мы практикуем социальное, общественное старение. Мы говорим о старении в окружении семьи или общества.

— Долгожители также отличаются решительностью, — продолжал Хиросе. — Они знают, чего хотят, и не сходят с пути. Но когда обстоятельства вынуждают их приспосабливаться, они демонстрируют гибкость мышления и способность принять перемены. К тому же все они весьма приятные в общении люди. Даже те, кто в молодости отличался сварливым нравом, со временем понимают важность чувства юмора и обходительности, чтобы наладить добрые отношения с друзьями и теми, кто за ними ухаживает, по мере ухудшения дееспособности. Они стараются, чтобы общение с ними доставляло окружающим радость и удовольствие.

Она сидела, завернувшись в кимоно. Зачесанные назад волосы открывали бронзовый лоб и живые зеленые глаза. Гладкие руки мирно покоились на коленях. У ее ног, усевшись по-турецки на циновках, расположились 77-летняя дочь Кикуэ и лучшие подруги — 90-летняя Сецу Тайра и 96-летняя Мацу. Кикуэ, которая, как я впоследствии узнал, очень оберегала мать, услужливо налила мне зеленого чаю. Я приступил к расспросам.

За время с последнего моего визита вместе с Сайоко Уси устроилась на свою первую оплачиваемую работу, пыталась убежать из дома и начала пользоваться духами.

— Духами? — уточнил я.

— У нее новый приятель, — пояснила Сецу. — Ему всего 75.

Я бросил взгляд на Уси, которая, прикрыв рот ладонью, залилась счастливым безудержным смехом. Когда смех смолк, женщины возобновили беседу.

Внутреннее убранство дома нисколько не изменилось со времени моего последнего визита: низкий столик, за которым Уси трапезничала; алтарь предков в главной комнате; свернутый матрац, видный через открытую дверь в спальню; деревянная стена, бурая от возраста, немного затертые за время длительного пользования татами. Возле задней двери лежали перчатки, испачканные в земле, деревянные сандалии и большая коническая шляпа — наряд Уси для работы в саду. Несколько минут я блаженно наслаждался экзотической простотой горячего жасминового чая, укрывшись от дождя в скромном домике сельской Окинавы.

Я взглянул на Сецу, сидевшую, поджав ноги. В ее иссиня-черных волосах лишь кое-где струились седые пряди. Даже с расстояния в метр я чувствовал запах поля, где она работала утром, аромат пота и земли. Положив ладонь на руку Уси, она наклонилась к подруге и принялась нашептывать той какую-то басню. (Может, о моем прошлом визите?) Заметив через мгновение, что я за ней наблюдаю, она, скосив глаза в сторону, улыбнулась, но тут же, робея, отвернулась. Никаких сомнений: она вспомнила секрет, который поведала мне пять лет назад.

Во время нашей первой встречи мы обедали вместе с Уси и Сецу. Я приехал на Окинаву в 2000 году в рамках интерактивной экспедиции IslandQuest. За обедом, состоявшим из обжаренной горькой дыни, бурых водорослей, риса и чая с фенхелем, я расспрашивал подруг об их долголетии. Разговор начался достаточно предсказуемо: я задавал вопросы в духе «в чем ваш секрет?», а мои собеседницы прилежно отвечали. На долю каждой из них выпало немало трудностей. В детстве они в буквальном смысле голодали. Во время войны прятались в горах и питались ягодами. Сецу помнит, как ее поймал американский солдат, когда она искала какое-нибудь пропитание. Солдат наказал ей встать в очередь вместе с другими окинавцами. Она подумала, что ее убьют. Но вместо этого американцы выдали им шоколад и печенье.

— Когда я откусила кусочек шоколада, — вспоминала Сецу, и в глазах ее стояли слезы, — то поняла, что мои дети будут жить. — Она опустила глаза и беззвучно всхлипнула, затем снова подняла голову. — Я всю жизнь ждала, чтобы поблагодарить за это кого-нибудь. Теперь я благодарю вас.

Сейчас, когда я снова встретил ее в доме Уси, ко мне вернулось прежнее чувство смущения и гордости от истории Сецу. Как американец я в каком-то смысле был связан и с причиной ее страданий, и с ее спасением. При этом я понимал, что безжалостно связан и с началом конца привычного ей образа жизни.

До войны трудности на Окинаве закалили людей, впоследствии доживших до ста лет: голод, физическое истощение, дисциплина, употребление в пищу горьких, но полезных продуктов (той же гойи). Когда американцы одержали победу и открыли на Окинаве военную базу, вместе с ними на остров пришли не только мир, достаток и работа, но и культура жирного фастфуда и огромных порций. Как и во многих других случаях, процветание имело обратную сторону: конец экономических трудностей положил конец прежним традициям, дисци­плинированности, образу жизни и рациону, которые культивировали невероятное долголетие островитян.

После стольких столетий голода новая культура питания принесла с собой зло. Окинавцы быстро полюбили консервы (компания Hormel до сегодняшнего дня поставляет на Окинаву больше 20 тонн ветчины марки SPAM в год) и фастфуд (окинавцы едят больше гамбургеров, чем любая другая из 47 префектур Японии). И следствие — резкий рост заболеваний, связанных с ожирением, в том числе диабета. Окинаве принадлежит самый высокий показатель по ожирению и самый высокий показатель преждевременной смерти от сердечно-сосудистых заболеваний среди мужчин среднего возраста.

Если окинавские женщины до сих пор одни из самых долгоживущих на земле, то мужчины тянут вниз среднюю продолжительность жизни в этом регионе. Будучи ранее лидерами по долголетию (и до сих пор оставаясь лидерами по оставшейся продолжительности жизни в возрасте 65), к 2000 году окинавские мужчины опустились в середину списка — на 26-е место среди 47 японских префектур. Другими словами, на сегодня есть две отдельные группы: здоровое старшее поколение с большой продолжительностью жизни и значительно менее здоровое молодое поколение, которое по продолжительности жизни уступает жителям других префектур Японии. И один из факторов ухудшения — бренд процветания, импортируемый из Соединенных Штатов.

Я посидел с Сецу, Мадзу, Уси и ее дочерью еще час. Снаружи смеркалось. Дочь Уси бросила на меня взгляд, в котором ясно читалось: «Вы злоупотребляете нашим гостеприимством». Уси, Мадзу и Сецу поняли намек и разом замолчали. Эти женщины почти сто лет принадлежали к одному моаи и умели общаться без слов. У меня остался только один вопрос: в чем ее икигай, в чем смысл ее жизни?

— Ее долголетие, — ответила дочь Уси. — Она гордость нашей семьи и деревни и чувствует, что должна жить, хотя часто устает.

Я перевел взгляд на Уси, ожидая услышать ее собственный ответ.

— Вот он, мой икигай, — промолвила она, медленно обведя рукой Сецу, Мадзу и свое скромное жилище. — Если этого я лишусь, то не буду знать, зачем дальше жить.

Уроки долголетия Окинавы

Перечисленные ниже правила традиционны для долгожителей окинавской «голубой зоны».

• Найдите свой икигай. Старшее поколение жителей Окинавы не задумываясь назовет вам причину, по которой оно встает по утрам. Их наполненная смыслом жизнь дает им чувство ответ­ственности и ощущение нужности даже в столетнем возрасте.
• Питайтесь растительной пищей. Старшее поколение островитян большую часть жизни питалось продуктами растительного происхождения. Рацион, состоящий из обжаренных овощей, батата и тофу, богат питательными веществами и при этом содержит мало калорий. Гойя, обладающая антиоксидантными свойствами и понижающая уровень сахара в крови, представляет особый интерес. Хотя долгожители Окинавы употребляют в пищу свинину, традиционно ее готовят только по праздникам и едят маленькими порциями.
• Работайте в саду. Практически у всех долгожителей острова был или есть сад. Это повод для ежедневной физической активности, дающей нагрузку посредством самых разных видов движений. Кроме того, работа в саду помогает снимать стресс и обогащает стол свежими овощами.
• Ешьте больше сои. Окинавский рацион богат продуктами из сои, например тофу и суп мисо. Флавоноиды, содержащиеся в тофу, помогают защитить сердце и препятствуют развитию рака груди. Ферментированная соя способствует здоровой кишечной флоре и отличается высокой питательной ценностью.
• Поддерживайте моаи. Традиция моаи обеспечивает крепкие социальные связи, источники финансовой и эмоциональной поддержки в трудные времена. Сознание того, что есть люди, готовые всегда прийти к тебе на помощь, действует очень успокаивающе.
• Бывайте на солнце. Витамин D, вырабатываемый организмом при регулярном нахождении на солнце, укрепляет кости и общее состояние здоровья. Благодаря каждодневному пребыванию на солнце пожилые жители Окинавы круглый год получают опти­мальные дозы витамина D.
• Сохраняйте активность. Долгожители Окинавы много двигаются и работают в саду. В домах островитян мало мебели, жители принимают пищу и отдыхают, сидя на циновках на полу. Тот факт, что пожилым людям приходится вставать с пола и садиться на него по нескольку десятков раз в день, укрепляет мышцы нижней части туловища и улучшает равновесие, что в свою очередь оберегает от опасных падений.
• Выращивайте аптеку на огороде. В огороде жителей Окинавы всегда можно найти полынь, имбирь и куркуму. Эти травы доказали свои целебные свойства. Употребляя их в пищу ежедневно, островитяне защищают себя от многих болезней.
• Сформируйте правильное отношение к жизни. Жизненная философия, выработанная за долгие годы, помогла жителям остро­ва сформировать рациональную отрешенность. Они умеют оставлять прошлое в прошлом и наслаждаться простыми радо­стями каждого дня. Они научились быть приятными в общении и окружают себя молодыми людьми до глубокой старости­.

Отправить